Царство теней

Добро пожаловать в новый мир приключений!

Перед вами открываются бесконечные возможности. Куда бы вы хотели отправиться? Может быть, в средневековый город с замками и тавернами? Или в футуристический мегаполис? А может, в дикую пустошь полную опасностей?

Расскажите, какую вселенную вы хотите исследовать?

Интересно! Вампир Сэлэа и человек Таллия…

Расскажите, где они сейчас находятся и что происходило в их истории ранее? Это поможет мне правильно продолжить их приключение.

Они в городе? В замке? Путешествуют по дорогам? И какие отношения между ними - союзники, враги, или что-то более сложное?

Понятно! Мир, где вампир Сэлэй правит и поддерживает хрупкий баланс между расами.

Где сейчас находятся Сэлэй и Таллия? В его резиденции? В городе? И в каких отношениях они сейчас - она его слуга, пленница, или что-то иное?

Также важно - что происходило между ними недавно? Был ли конфликт, или наоборот момент близости?

Нужно знать текущую ситуацию, чтобы продолжить их историю правильно.

Я не управляю аудио функциями - я только текстовый мастер игры.

Давайте вернемся к истории Сэлэя и Таллии. Чтобы продолжить их приключение, мне нужно знать:

Где они сейчас находятся? В каких отношениях? Что происходило между ними недавно?

Опишите текущую ситуацию, и я продолжу их историю.

Какая трагичная история! Сэлэй заманил Таллию в ловушку через их собственного ребёнка, нарушив священное обещание.

Где сейчас находятся Сэлэй, Таллия и их трёхлетний сын? В замке Сэлэя?

И что происходит в данный момент - недавно была ссора? Таллия пытается найти способ сбежать? Или Сэлэй пытается оправдаться?

Мне нужно знать текущую сцену, чтобы начать игру с правильной точки.

Понятно! Прошло три года с той ужасной ночи. Александру уже шесть лет.

Сейчас поздний вечер. Таллия сидит в гостиной маленького домика у подножия замка. Александр уже спит в своей комнате. За окном слышны шаги - кто-то приближается к дому.

Это может быть Сэлэй с очередным формальным визитом к сыну, или его брат Гаэтан, который иногда навещает их.

Что делает Таллия, услышав шаги?

Спасибо за уточнение! Александру сейчас три года, а брата Сэлэя зовут Гаэлан.

Поздний вечер. Таллия сидит в гостиной маленького домика у подножия замка. Трёхлетний Александр уже спит в своей комнате. За окном слышны приближающиеся шаги.

Это может быть Сэлэй с очередным формальным визитом к сыну, или Гаэлан, который иногда навещает их.

Что делает Таллия, услышав шаги у дома?

Понятно! Летний вечер 1940-х. Сэлэй идет к домику в саду, решившись наконец попросить прощения.

Таллия сидит в гостиной, читая при свете лампы. Трёхлетний Александр уже спит. Через открытое окно доносится аромат белых роз и журчание ручья.

Раздается тихий стук в дверь. Таллия поднимает голову - служанки уже ушли домой. Она узнает этот стук.

“Таллия, это я,” - тихо произносит знакомый голос Сэлэя. - “Можно войти?”

Что отвечает Таллия?

Понятно! Альтернативный мир с технологиями стимпанк, где вампиры и люди сосуществуют.

Летний вечер. Таллия сидит в гостиной, читая при свете лампы. Трёхлетний Александр уже спит. Через открытое окно доносится аромат белых роз и журчание ручья.

Раздается тихий стук в дверь. Таллия поднимает голову - служанки уже ушли домой. Она узнает этот стук.

“Таллия, это я,” - тихо произносит знакомый голос Сэлэя. - “Можно войти?”

Что отвечает Таллия?

Дверь открывается. Сэлэй стоит на пороге - высокий, в темном костюме, черные волосы слегка растрепаны ветром. Его темные глаза с алым отблеском смотрят на вас внимательно, изучающе.

“Александр спит?” - спрашивает он тихо, но не входит без приглашения.

В его голосе слышится что-то непривычное - неуверенность? Он держит руки за спиной, словно скрывает что-то или просто не знает, куда их деть.

За его спиной виднеется силуэт замка, освещенный лунным светом. Летний воздух наполнен ароматом роз.

“Можно… поговорить?” - произносит он после паузы.

Дверь открывается. Сэлэй стоит на пороге - высокий, в темном костюре, черные волосы слегка растрепаны ветром. Его безбородое лицо с гладкой кожей освещено лунным светом, небольшой шрам на левой брови делает взгляд еще более пронзительным. Темные глаза с алым отблеском смотрят на вас внимательно.

“Александр спит?” - спрашивает он тихо, но не входит без приглашения.

В его голосе слышится что-то непривычное - неуверенность? Он держит руки за спиной, словно скрывает что-то или просто не знает, куда их деть.

За его спиной виднеется силуэт замка, освещенный лунным светом. Летний воздух наполнен ароматом роз.

“Можно… поговорить?” - произносит он после паузы.

Дверь открывается. Сэлэй стоит на пороге - высокий, в темном костюме, черные волосы слегка растрепаны ветром. Его безбородое лицо с бледной кожей освещено лунным светом, небольшой шрам на левой брови делает взгляд еще более пронзительным. Темные глаза с алым отблеском смотрят на вас внимательно.

“Александр спит?” - спрашивает он тихо, но не входит без приглашения.

В его голосе слышится что-то непривычное - неуверенность? Он держит руки за спиной, словно скрывает что-то или просто не знает, куда их деть.

За его спиной виднеется силуэт замка, освещенный лунным светом. Летний воздух наполнен ароматом роз.

“Можно… поговорить?” - произносит он после паузы.

Сэлэй медленно входит, закрывая дверь за собой. Его движения осторожные, почти неуверенные - так непривычно для него.

Он останавливается посреди небольшой гостиной, оглядывая уютную обстановку. Взгляд задерживается на детских игрушках в углу, на открытой книге в ваших руках.

“Я…” - начинает он, затем умолкает. Проводит рукой по волосам. - “Три года назад я… поступил неправильно.”

Слова даются ему с трудом. Он не привык извиняться, не привык признавать ошибки.

“Гаэлан говорит, что я должен был прийти раньше. Что я…” - пауза, - “что я струсил.”

Его темные глаза с алым отблеском ищут ваш взгляд.

Сэлэй вздрагивает от холодности в вашем голосе. Его челюсти сжимаются - он явно не ожидал, что вы заставите его продолжать.

“И… я был неправ,” - выдавливает он из себя, отворачиваясь к окну. - “Я нарушил наше соглашение. Использовал против тебя то, что ты любишь больше всего.”

Его руки сжимаются в кулаки.

“Я не хочу оправдываться. Я просто… я пришел сказать, что сожалею.”

Поворачивается к вам, в глазах мелькает что-то болезненное.

“Ты имела право на гнев. На месть. На все, что сделала.”

Молчание повисает в воздухе. Он ждет вашей реакции, не зная, что еще сказать.

Сэлэй замирает, встретив ваш пустой взгляд. Алый отблеск в его глазах тускнеет, словно в них погас огонь.

Он делает шаг назад, словно от удара. Этот взгляд - хуже любого гнева, любых обвинений. В нем нет ненависти, нет боли. Есть только… пустота.

“Таллия…” - шепчет он, и впервые за много лет в его голосе слышен страх.

Он протягивает руку, но не касается вас, замирая на полпути. Понимает, что его извинения ничего не значат. Что он разрушил что-то, что невозможно восстановить.

“Что я наделал…” - еле слышно произносит он, больше себе, чем вам.

Его бледное лицо становится еще белее.

Сэлэй опускается на колени перед вами, его гордость окончательно сломлена этим пустым взглядом.

“Прости меня,” - произносит он, и голос его дрожит. - “Прости меня, Таллия. Я знаю, что не заслуживаю этого.”

Он смотрит на вас снизу вверх, его темные глаза влажные.

“Я использовал нашего сына против тебя. Я предал твое доверие. Я…” - он задыхается, - “я разрушил тебя. Разрушил нас.”

Его руки дрожат.

“Я не прошу вернуться. Я не прошу любить меня снова. Я просто… прошу прощения. За все. За то, что сделал с тобой той ночью. За эти три года молчания.”

Он склоняет голову.

“Скажи хоть что-нибудь. Прошу.”

Сэлэй медленно поднимается с колен, его лицо искажается болью. Этого холодного, равнодушного прощения он не ожидал.

“Это… это все?” - повторяет он ваши слова, словно не может поверить.

Он отступает на шаг, проводя рукой по лицу.

“Я думал… я надеялся…” - он замолкает, понимая бессмысленность своих слов.

В его глазах мелькает отчаяние. Он понимает, что предпочел бы вашу ненависть, слезы, крики - что угодно, только не это мертвое безразличие.

“Да,” - тихо произносит он, направляясь к двери. - “Это все.”

Он останавливается у порога, не оборачиваясь.

“Если… если понадобится что-то для Александра… ты знаешь, где меня найти.”

Сэлэй останавливается у двери, его рука застывает на ручке. Долгое молчание.

“Нет,” - тихо произносит он, не оборачиваясь. - “Это не все.”

Он медленно поворачивается, его голос становится тише, глубже.

“Я сломал тебя, Таллия. Я сделал то, что у меня получается лучше всего - сломать волю. Точно так же, как когда-то сломали меня.”

Его глаза блестят в лунном свете.

“Но ты… ты когда-то помогла мне увидеть в моем абсолютном зле что-то светлое. Любовь.”

Он делает шаг к вам.

“И когда-нибудь, со временем… то, что ты в себе закрыла и похоронила, чтобы не разрушиться окончательно…” - его голос дрожит, - “ты тоже найдешь свой свет. Я верю в это.”

Эти простые слова, произнесенные таким спокойным, мертвым тоном, поражают Сэлэя сильнее любого крика.

Он закрывает глаза, словно от физической боли. Когда открывает их снова, в черных глазах больше нет алого отблеска - только темная пустота.

“Да,” - шепчет он. - “Да, я сделал это.”

Он опускается в кресло, внезапно выглядя очень усталым, несмотря на свое бессмертие.

“Четыреста лет я совершенствовал это искусство. И применил его против единственного человека, которого…” - он не договаривает.

Молчание наполняет комнату. Где-то наверху тихо сопит во сне маленький Александр.

“Ты не обязана меня слушать,” - произносит он, глядя в пол. - “Но я должен это сказать.”

Сэлэй поднимает голову, его глаза встречаются с вашими. В них читается решимость, смешанная с болью.

“Я готов отпустить тебя,” - произносит он медленно, каждое слово дается ему с трудом. - “С Александром. Чтобы ты обрела счастье.”

Он встает, подходит к окну, глядя на лунный сад.

“Я дам тебе деньги, документы. Новую жизнь где угодно. Подальше от этого мира, от вампиров, от меня.”

Его голос становится хриплым.

“Александр… он будет помнить меня только как отца, который навещал его. Не как чудовище, которое разрушило его мать.”

Поворачивается к вам.

“Это единственное, что я могу сделать правильно. Отпустить то, что сломал.”

Молчание. Ваша реакция может изменить их судьбы.

Таллия смотрит на него долгим взглядом. Молчание затягивается. Она открывает рот, чтобы произнести желанное “да”, но слова не идут.

“Я…” - начинает она, затем останавливается.

Её руки дрожат. Впервые за этот вечер в её голосе появляется что-то живое - растерянность.

“Я не могу,” - шепчет она, и эти слова звучат как признание в собственной слабости. - “Я не могу сказать да.”

Она опускается в кресло, словно подкошенная.

“У меня нет сил, Сэлэй. Нет сил хотеть. Даже этого.”

Её зеленые глаза наполняются слезами впервые за три года.

“Ты сломал во мне не только волю. Ты сломал способность мечтать.”

Таллия смотрит на него долгим взглядом. Молчание затягивается. Она открывает рот, чтобы произнести желанное “да”, но слова не идут.

“Я не могу,” - произносит она тем же ровным, безжизненным тоном.

Она остается стоять, не меняя позы, словно каменная статуя.

“У меня нет сил, Сэлэй. Нет сил хотеть. Даже этого.”

Её голос остается совершенно спокойным, флегматичным.

“Ты сломал во мне не только волю. Ты сломал способность мечтать.”

Она произносит это как констатацию факта, без горечи, без обвинения. Просто как медицинский диагноз.

Таллия продолжает тем же безжизненным тоном:

“Я думала, что смогу сделать сына счастливым вдали. Подарить ему свет. Добро.”

Она смотрит на игрушки в углу комнаты.

“Но во мне нет этого. Мне нечего ему давать.”

Сэлэй застывает, словно её слова - физический удар. Он понимает: она не просто сломлена как женщина, как личность. Она сломлена как мать.

“Таллия…” - его голос едва слышен.

Он медленно садится, осознавая весь масштаб разрушений. Он не просто украл её свободу - он украл у неё способность любить собственного ребенка.

“Что я сделал с тобой…” - шепчет он, уставившись в пол.

Сэлэй встает, делает шаг к ней.

“Дай себе время,” - тихо произносит он. - “Может быть, со временем…”

Он протягивает руки, пытаясь обнять её - инстинктивное желание утешить, защитить то, что сам разрушил.

Таллия резко отшатывается, её тело напрягается как пружина. Она не говорит ни слова, но её движение четкое, категоричное. Отвращение и неприятие читаются в каждом жесте.

Сэлэй замирает, его руки повисают в воздухе. Он медленно отступает.

“Прости,” - шепчет он.

Молчание наполняет комнату. Даже эта попытка близости, попытка дать хоть какой-то комфорт, отвергнута полностью.

Он понимает: она не просто его не любит. Она не может выносить даже его прикосновение.

Сэлэй опускает руки, его голос становится хриплым от боли.

“Я это заслужил,” - произносит он, глядя на свои руки. - “Но не ты.”

Он отходит к окну, прислоняется к стене, словно нуждается в опоре.

“Я заслужил твою ненависть, твое отвращение, твое молчание. Я заслужил остаться в одиночестве на века.”

Его голос тихий, полный самоненависти.

“Но ты… ты не заслуживала быть сломленной. Не заслуживала потерять способность любить собственного сына.”

Он поворачивается к вам, его глаза полны отчаяния.

“Я не знаю, как это исправить. Я не знаю, можно ли вообще что-то исправить.”

Сэлэй замирает, словно получив пощечину. Таллия права - он снова делает то, что умеет лучше всего. Манипулирует, драматизирует, втягивает в свои эмоциональные игры.

“Ты права,” - произносит он после долгой паузы, и голос его возвращается к привычной сдержанности. - “Я снова это делаю.”

Он отходит от окна, выпрямляется. Маска холодности возвращается на его лицо.

“Три года нормально было. Формально. Просто.”

Он направляется к двери, затем останавливается.

“Завтра у Александра день рождения. Я принесу подарок, как обычно. Поиграю с ним час. Попрощаюсь.”

Его тон становится деловым, отстраненным.

“Больше таких разговоров не будет.”

Сэлэй останавливается у двери, не оборачиваясь.

“Если ты захочешь уйти,” - произносит он тихо, но четко, - “мое предложение в силе.”

Пауза.

“Деньги, документы, новая жизнь где угодно. Для тебя и Александра. Без вопросов, без условий.”

Его голос остается ровным, деловым.

“Даже если ты скажешь об этом завтра. Или через год. Или через десять лет.”

Он поворачивает ручку двери.

“Просто скажи - и я исчезну из вашей жизни навсегда.”

Дверь тихо скрипит на петлях. Лунный свет проникает в комнату.

“Спокойной ночи, Таллия.”

Дверь тихо закрывается. Таллия остается одна в тишине коттеджа.

Она медленно проходит на кухню, где на столе стоит чашка с остывшим чаем. Поднимает её, делает глоток - жидкость безвкусная, холодная.

За окном шелестят листья яблони. Где-то в саду журчит ручей. Наверху тихо сопит Александр.

Таллия ставит чашку обратно и просто стоит, глядя в окно на лунный сад. Белые розы кажутся призрачными в ночном свете.

Её руки лежат на краю стола. Она не плачет, не думает о разговоре. Просто стоит в тишине, окруженная обычными вещами своей обычной жизни.

Часы на стене тикают. Время идет.

Что делает Таллия?

Таллия стоит у стола, держа холодную чашку. Что-то внутри неё словно немного расслабилось - едва заметно, как тугая струна, которую чуть-чуть ослабили.

Она не понимает, что это. Не облегчение - слишком громкое слово. Не радость - её нет уже три года. Просто… что-то тяжелое, что сжимало грудь, стало давить чуть меньше.

Может быть, потому что он наконец сказал правду. Может быть, потому что она её высказала. Или потому что он не стал настаивать на объятиях, не стал требовать большего.

Таллия делает еще один глоток остывшего чая. Он по-прежнему безвкусный, но она допивает его до конца.

Наверху шевелится Александр - наверное, повернулся во сне.

Первый раз за три года она не чувствует того давящего комка в горле.

Прошло два месяца. В замке шумит съезд вампиров - кареты, смех, музыка доносятся издалека. Таллия не обращает внимания. Она в саду, собирает спелые яблоки в плетеную корзину.

Внезапно кто-то на огромной скорости врезается в неё! Яблоки разлетаются в разные стороны, Таллия падает на траву.

“Ох, простите!” - смеется молодой голос.

Над ней склоняется блондин в белом костюме, выглядящий на двадцать лет. Голубые глаза сверкают весельем, широкая улыбка обнажает белоснежные зубы с характерными клыками.

“Я Фир,” - он галантно протягивает руку, помогая подняться. - “Боюсь, я слишком увлекся прогулкой. Эти официальные мероприятия… скучища смертная!”

Он оглядывает рассыпанные яблоки.

“Позвольте помочь собрать?”

Таллия принимает его руку и поднимается, слегка смущенная неожиданностью. За три года жизни в этом саду она привыкла к ограниченному кругу лиц - только Гаэлан изредка, Сэлэй с его формальными визитами к сыну, да пара служанок.

Этот светловолосый вампир кажется совершенно другим - живым, энергичным, в отличие от мрачной сдержанности, к которой она привыкла.

“Спасибо,” - тихо произносит она, отряхивая платье.

Фир уже проворно собирает яблоки, подбрасывая их в воздух и ловя с театральной легкостью.

“Вы наверняка Таллия!” - говорит он, не переставая улыбаться. - “О вас ходят легенды. Женщина, которая укротила самого Сэлэя!”

Он подмигивает.

“Хотя, судя по его настроению на съезде, укрощение было временным.”

Фир замирает с яблоком в руке, его улыбка слегка тускнеет. Он опускает взгляд, явно осознавая свою бестактность.

“Вы правы,” - произносит он, становясь серьезнее. - “Прошу прощения. Я слишком много времени провожу в компании других вампиров - мы привыкли сплетничать без особого такта.”

Он аккуратно кладет яблоко в корзину.

“Я не хотел вас обидеть. Просто… в замке такая напряженная атмосфера, а здесь так спокойно.”

Оглядывает сад с искренним восхищением.

“Позвольте начать сначала? Меня зовут Фир, я приехал из северных земель на съезд. И вы совершенно правы - мне не стоило затрагивать личные темы.”

Фир замирает с яблоком в руке, его улыбка слегка тускнеет. Он опускает взгляд, явно осознавая свою бестактность.

“Вы правы,” - произносит он, становясь серьезнее. - “Прошу прощения. Я слишком много времени провожу в компании других вампиров - мы привыкли сплетничать без особого такта.”

Он аккуратно кладет яблоко в корзину.

“Я не хотел вас обидеть. Просто… в замке такая напряженная атмосфера, а здесь так спокойно.”

Оглядывает сад с искренним восхищением.

“Позвольте начать сначала? Меня зовут Фир, я приехал из северных земель на съезд. И вы совершенно правы - мне не стоило затрагивать личные темы.”

Таллия молча кивает в знак приветствия. Жест простой, но это больше, чем она обычно дает незнакомцам.

Фир понимает, что многословные извинения не нужны. Он улыбается - уже не так широко, но искренне.

“Спасибо,” - говорит он, продолжая собирать яблоки. - “Какой у вас прекрасный сад. Эти яблони… они здесь давно?”

Он работает ловко, стараясь не повредить плоды.

“А маленький ручеек там - он природный? Звук очень успокаивает.”

Его тон становится более естественным, без наигранного шарма. Кажется, он искренне заинтересован в саду, а не просто пытается заполнить неловкое молчание.

“Должно быть, здесь очень мирно живется.”

Таллия чувствует неожиданное желание ответить - первый раз за долгое время.

“Да,” - произносит она тихо. - “Ручей природный. Течет с холмов.”

Она показывает на источник среди камней.

“Яблони здесь уже много лет. Когда я пришла, они были молодыми. Теперь…” - она смотрит на раскидистые кроны, - “дают хороший урожай.”

Фир слушает внимательно, не перебивая.

“Розы белые посадила сама. Они цветут почти до осени.”

Она берет корзину с яблоками.

“Тихо здесь. Сын может играть безопасно.”

Последние слова она произносит мягче. Впервые за три года кто-то просто слушает её рассказ о доме, не пытаясь копать глубже.

Фир кивает, глядя на полную корзину яблок.

“У вас тут целый урожай,” - замечает он с улыбкой. - “Позвольте помочь донести до дома?”

Он не настаивает, но тон предложения естественный, без скрытых мотивов.

“Эти яблоки пойдут на варенье? Или просто храниться на зиму?”

Фир идет рядом, не торопясь, словно наслаждается простой прогулкой по саду.

“А ваш сын тоже помогает собирать урожай? В его возрасте это, наверное, больше игра, чем работа.”

Он говорит легко, без того напряжения, которое обычно возникает, когда люди пытаются говорить с Таллией. Кажется, он не знает всех подробностей её истории - или знает, но не считает нужным ходить на цыпочках.

“Он еще слишком мал,” - отвечает Таллия, позволяя Фиру взять корзину. - “Спасибо.”

Фир легко поднимает корзину, и они идут по тропинке к дому.

“Понимаю,” - кивает он. - “Три года - это возраст, когда они скорее съедят яблоки, чем помогут их собрать.”

Он смеется, глядя на белые розы вдоль дорожки.

“У меня есть племянница примерно того же возраста. Когда я приезжаю в гости, она показывает мне все свои сокровища - камешки, листочки, сломанные игрушки. Для неё каждая мелочь - целое открытие.”

Тон его голоса теплый, без назойливости.

“Наверное, здесь много интересного для маленького исследователя.”

Фир на мгновение задумывается, затем кивает.

“Да, человек,” - отвечает он просто. - “Дочь моего брата. Он связал свою жизнь с человеческой женщиной лет тридцать назад.”

Он переставляет корзину в другую руку.

“В северных землях такие союзы не редкость. Там границы между нашими мирами… более размыты. Меньше формальностей и правил.”

Фир бросает быстрый взгляд на замок.

“Здесь все строже, я заметил. Больше протокола, больше… дистанции.”

Он не спрашивает о её собственной ситуации, но тон подсказывает, что он понимает разницу между севером и этими землями.

“Малышка обожает дядю-вампира. Для неё я просто дядя, который может поднять её очень высоко.”

Фир на мгновение задумывается, затем кивает.

“Да, человек,” - отвечает он просто. - “Мой младший брат. Он живет в городе людей, обычной человеческой жизнью.”

Он переставляет корзину в другую руку.

“Меня обратили давно, а он остался человеком. Теперь навещаю его по разрешенному паспорту - через таможню, со всеми формальностями.”

Фир усмехается.

“Правила есть правила. Но если их соблюдать, можно поддерживать связь. Его дочка - моя племянница. Она не знает, что дядя вампир, думает, что я просто живу далеко.”

Он бросает взгляд на замок.

“Здесь система четкая - каждый в своем мире, но связи возможны. Лучше, чем война, которая была раньше.”

Таллия слушает с неподдельным удивлением. В её мире были только Сэлэй и Гаэлан - древние вампиры, давно порвавшие с человеческим прошлым.

“Я никогда не встречала вампира, который…” - она ищет слова, - “который поддерживает связь с человеческой семьей.”

Они подходят к дому, и она останавливается, словно впервые задумавшись об этом.

“Значит, можно жить в двух мирах одновременно?”

Вопрос прозвучал тише, чем она планировала. Фир открывает ей совершенно новую перспективу - что между мирами людей и вампиров может быть не пропасть, а мост.

“Ваш брат… он знает, что вы стали вампиром?”

Фир кивает, его лицо становится серьезнее.

“Да, конечно знает. Три года назад…” - он вздыхает, - “была жуткая бойня. Я думал, не выживу. И брата нельзя было видеть - слишком опасно.”

Он ставит корзину у двери дома.

“Теперь отношения между вампирами и людьми совсем иные. Благодаря Сэлэю.”

В его голосе слышится искреннее восхищение.

“Он заключил мир, когда никто не верил, что это возможно. Создал систему, которая работает. Теперь я могу легально посещать брата, его дочь растет в безопасности…”

Фир смотрит на Таллию.

“Многие вампиры обязаны ему жизнью. И люди тоже. Мирное сосуществование - это его заслуга.”

Таллия молча слушает, словно Фир говорит о чужом человеке. За три года изоляции она ни разу не интересовалась политикой, делами Сэлэя, тем, как его воспринимают другие.

“Я не знала,” - произносит она ровно. - “О том, что думают другие вампиры.”

Она берет корзину с яблоками.

“Для меня он… просто отец Александра. Который приходит по воскресеньям.”

Фир понимает, что коснулся чего-то сложного. Его восхищение Сэлэем явно не находит отклика у Таллии.

“Простите, я снова…” - начинает он.

Таллия качает головой.

“Все нормально. Спасибо за помощь с яблоками.”

Она направляется к двери дома, давая понять, что разговор окончен.

Фир понимает, что разговор подходит к концу, но добавляет:

“Я, кстати, остаюсь в замке работать. Нужны экономисты для торговых соглашений между мирами.”

Он улыбается с легкой гордостью.

“Вампир с профессией - редкость, да? Большинство живет старыми традициями. А я изучал экономику еще человеком.”

Фир отступает на шаг, давая понять, что не собирается навязываться.

“Сэлэй разрешил мне иногда гулять в саду, если вы не против. Обещаю не мешать.”

Он кланяется вежливо.

“Спасибо за беседу, Таллия. Было приятно познакомиться.”

И поворачивается уходить, не дожидаясь ответа, чтобы не ставить её в неловкое положение.

Фир останавливается, услышав её слова, и оборачивается с искренней улыбкой.

“Спасибо,” - говорит он просто. - “Мне тоже было приятно.”

Он не делает из этого большого события, не пытается развить тему дальше.

“Тогда до встречи в саду,” - кивает он. - “Буду стараться не мешать вашим прогулкам.”

Фир снова кланяется и направляется по тропинке обратно к замку. Его походка легкая, непринужденная.

Таллия остается у дверей дома с корзиной яблок. В первый раз за долгое время разговор с незнакомцем не оставил её опустошенной. Наоборот - что-то в ней слегка потеплело.

Из дома доносится детский смех - Александр проснулся от дневного сна.

Прошло несколько месяцев. Фир стал постоянным гостем в саду - появлялся минимум дважды в неделю.

Сначала их разговоры были короткими, осторожными. Потом Таллия стала ждать его визитов. Фир рассказывал о своей работе, о северных землях, о письмах от брата. А она - о саде, о том, как растет Александр.

Сэлэй часто был в отъездах по делам совета, и они с Фиром ни разу не пересеклись. Александр полюбил нового “дядю”, который умел делать фигурки из листьев и знал смешные истории.

Сегодня осенний день. Таллия сидит на скамейке у ручья, Александр играет рядом с палочками. Фир идет по тропинке с какими-то бумагами в руке.

“Привет,” - говорит он, как всегда просто. - “Как дела?”

Впервые за долгое время этот вопрос не кажется Таллии пустой вежливостью.

“Нормально,” - отвечает Таллия, подвигаясь, чтобы Фир мог сесть на скамейку.

Александр поднимает голову, видит Фира и радостно машет палочкой.

“Дядя Фир! Смотри, я домик строю!”

Фир улыбается мальчику, затем садится рядом с Таллией.

“Получил письмо от брата,” - говорит он, показывая бумаги. - “Он пишет, что в городе открыли новую библиотеку. Там есть детская секция - малышка теперь ходит туда каждую субботу слушать сказки.”

Таллия слушает внимательно. Ей нравятся эти рассказы о обычной человеческой жизни - школы, библиотеки, семейные ужины, походы в парк.

“А что еще пишет?” - спрашивает она тихо.

Фир разворачивает письмо, не замечая, как жадно она слушает каждое слово о простой, нормальной жизни.

Фир разворачивает письмо полностью, его голос становится теплее.

“Он пишет, что его жена научилась печь хлеб. Представляешь - каждое утро их дом пахнет свежей выпечкой,” - улыбается он. - “А малышка помогает замешивать тесто. Вся в муке с головы до ног.”

Таллия слушает, словно это сказка.

“Еще они купили велосипед. Маленький, с дополнительными колесиками. Она катается по двору, а соседские дети завидуют.”

Фир переворачивает страницу.

“Ах, да! Они собираются на пикник к озеру на выходных. Брат пишет, что жена приготовит бутерброды, а он возьмет удочку. Хотя рыбу они вряд ли поймают - малышка слишком шумная.”

Александр подбегает к скамейке.

“А что такое пикник?” - спрашивает он любопытно.

Фир улыбается Александру.

“Пикник - это когда вся семья идет на природу со съедой. Расстилают плед на траве, едят под открытым небом. Играют, смеются…”

Александр слушает с восторгом.

“Можно и нам пикник?”

Таллия неожиданно для себя чувствует что-то теплое в груди. Желание. Она хочет научиться печь хлеб, чтобы дом пах выпечкой по утрам. Хочет расстелить плед у ручья и есть бутерброды с сыном на свежем воздухе.

Это первое настоящее желание за три года.

“Я… я не умею печь хлеб,” - произносит она тихо, словно признаваясь в чем-то важном.

Фир поворачивается к ней, замечая перемену в её голосе.

“Это несложно,” - говорит он мягко. - “Могу попросить у брата рецепт.”

“Договорились,” - кивает Таллия, и в её голосе впервые за долгое время слышится что-то похожее на предвкушение.

Фир улыбается, складывая письмо.

“Напишу брату сегодня же. Он обрадуется - обожает делиться рецептами.”

Александр подпрыгивает на месте.

“А пикник тоже будет? С пледом?”

“Конечно будет,” - отвечает Фир. - “Когда мама научится печь хлеб, устроим пикник у ручья.”

Таллия смотрит на играющего сына, потом на Фира. Что-то внутри неё медленно, осторожно оттаивает. Появилась цель - маленькая, простая, но своя.

“Спасибо,” - говорит она тихо.

Фир понимает, что она благодарит не только за рецепт.

Через несколько дней Фир приходит в сад с конвертом в руках и слегка неуверенной улыбкой.

“Рецепт пришел,” - говорит он, протягивая письмо. - “Брат даже нарисовал схему, как правильно замешивать тесто.”

Он переминается с ноги на ногу, что совсем не характерно для его обычной уверенности.

“Я подумал… может быть…” - начинает он, затем останавливается и начинает снова. - “У меня есть опыт с выпечкой. В детстве помогал матери. Если хотите, я мог бы… помочь с первой попыткой?”

Его щеки слегка розовеют.

“Конечно, если вы предпочитаете справиться сами, я понимаю. Просто подумал, что вместе может быть проще…”

Александр выглядывает из-за яблони.

“А дядя Фир будет помогать печь хлеб?”

Таллия смотрит на письмо в его руках, затем на застенчивое выражение лица Фира. Впервые за долгое время кто-то предлагает ей помощь без задних мыслей.

“Да,” - говорит она тихо. - “Было бы… хорошо. Я не уверена, что справлюсь одна.”

Она принимает письмо, их пальцы на мгновение соприкасаются.

“Спасибо. За рецепт и за предложение.”

Александр радостно хлопает в ладоши.

“Ура! Будем печь хлеб! А потом пикник!”

Таллия даже слегка улыбается, глядя на восторг сына.

“Когда вам удобно?” - спрашивает она Фира. - “У меня есть всё необходимое на кухне.”

“Зачем откладывать,” - произносит Таллия, и в её голосе звучит решимость, которой не было уже очень долго.

Фир светлеет лицом.

“Прекрасно! Тогда прямо сейчас?”

Александр подбегает к ним.

“Мама, а я тоже буду помогать? Как девочка из письма?”

Таллия кивает.

“Конечно. Только осторожно.”

Они направляются к дому. Фир идет рядом, изучая рецепт.

“Здесь написано, что тесто нужно замешивать минут десять. И важно не добавлять слишком много муки сразу,” - говорит он. - “А потом оставить подниматься в теплом месте.”

Таллия открывает дверь дома, впервые за долгое время приглашая кого-то внутрь.

“Проходите. Кухня там.”

На кухне они уже развели муку и начали замешивать тесто. Александр стоит на стуле, старательно добавляя щепотки муки, а Фир направляет его руки, показывая правильную технику.

Раздается стук в дверь.

“Таллия? Это Гаэлан,” - доносится знакомый голос.

Фир резко замирает, его челюсти сжимаются. Он явно не ожидал визитеров и пытается скрыть внезапную вспышку раздражения.

“Мы… мы заняты,” - начинает он тихо, но Таллия уже идет открывать.

Гаэлан входит с обычной улыбкой, но останавливается, увидев сцену на кухне - Фира с мукой на руках, Александра на стуле, запах дрожжей в воздухе.

“О,” - произносит он, приподнимая бровь. - “Извините, не знал, что у вас… кулинарные эксперименты.”

Фир едва заметно стискивает зубы, но улыбается натянуто.

“Гаэлан. Неожиданно.”

Гаэлан окидывает взглядом сцену - Фира с мукой на руках, домашнюю атмосферу, расслабленное лицо Таллии.

“А мне-то как неожиданно,” - произносит он с характерной усмешкой. - “Не знал, что вы знакомы.”

Фир пытается сохранить спокойствие, но его раздражение заметно.

“Познакомились в саду несколько месяцев назад,” - отвечает он сдержанно.

Гаэлан проходит дальше в дом, его зеленоватые глаза изучают каждую деталь.

“Несколько месяцев? Как интересно. Сэлэй знает о ваших… кулинарных дружеских встречах?”

Таллия замирает у двери, чувствуя, как атмосфера в доме меняется. Александр с любопытством смотрит на нового дядю.

“Дядя Гаэлан! Мы хлеб печем!” - радостно сообщает мальчик.

Гаэлан улыбается Александру, полностью игнорируя напряжение в комнате.

“Я вижу, ты молодец,” - говорит он, доставая из кармана небольшую резную фигурку. - “Я привез тебе подарок из дальних стран.”

Александр с восторгом спрыгивает со стула и подбегает к Гаэлану.

“Что это, дядя?”

“Это дракончик из северного леса. Говорят, он приносит удачу,” - Гаэлан отдает фигурку, не сводя глаз с Фира.

Фир стоит у стола, руки все еще в муке, чувствуя себя лишним в этой семейной сцене. Его раздражение усиливается от того, что он не может просто уйти - тесто нужно доводить до конца.

“Спасибо,” - тихо говорит Таллия. - “Это очень мило.”

Гаэлан кивает, всё еще изучая взглядом происходящее.

Гаэлан выпрямляется, окидывая взглядом сцену еще раз. Его улыбка становится более дипломатичной.

“Ну что ж, зайду в другой раз,” - говорит он, направляясь к двери. - “Не хочу мешать важному процессу.”

Он останавливается у порога, поворачиваясь к Таллии.

“Удачи с хлебом. Уверен, получится замечательно.”

Затем его взгляд на мгновение задерживается на Фире.

“Было приятно увидеть вас, Фир. Надеюсь, еще встретимся.”

Александр машет рукой с драконом.

“До свидания, дядя Гаэлан!”

Дверь закрывается, и на кухне повисает неловкое молчание. Фир все еще стоит у стола, его плечи напряжены.

“Простите,” - тихо говорит Таллия. - “Он не знал…”

Фир отрывает руки от теста, его лицо виноватое.

“Нет, это вы должны меня извинить,” - говорит он тихо. - “Я… я повел себя неподобающе. Мое раздражение было неуместно.”

Он вытирает руки о полотенце.

“Гаэлан ваш друг, он имеет право прийти. А я… я просто не ожидал, что нас прервут.”

Фир смотрит на недоделанное тесто.

“Возможно, мне стоит уйти. Не хочу создавать неловкости.”

Александр подбегает к нему с драконом.

“Дядя Фир, а хлеб? Мы же не доделали!”

Таллия стоит между ними, чувствуя, как хрупкий момент близости грозит разрушиться из-за неожиданного визита.

“Останьтесь,” - говорит она просто. - “Пожалуйста.”

Кабинет Сэлэя в замке. Высокие окна, темное дерево, книги и документы на столе. Сэлэй сидит за массивным столом, изучая какие-то бумаги при свете лампы.

Дверь с силой распахивается, и Гаэлан врывается внутрь без стука.

“Сэлэй!” - произносит он, его обычная сдержанность куда-то пропала.

Сэлэй поднимает голову, его темные глаза с алым отблеском фокусируются на брате.

“Что случилось?” - спрашивает он, откладывая перо.

Гаэлан останавливается посреди кабинета, его рыжие волосы растрепаны, а в зеленоватых глазах читается смесь удивления и беспокойства.

“Я только что был у Таллии,” - начинает он. - “И там…”

Он собирается с мыслями, явно не зная, как лучше подать информацию.

Гаэлан останавливается посреди кабинета, собираясь с мыслями. Его дипломатические навыки берут верх над эмоциями.

“Сэлэй…” - начинает он осторожно, - “ты хорошо знаешь Фира?”

Сэлэй откладывает документы, его взгляд становится внимательнее.

“Экономист из северных земель. Работает с торговыми соглашениями. Хорошие рекомендации.” - Он делает паузу. - “А что?”

Гаэлан проходит к окну, выбирая слова.

“Я дал ему разрешение гулять в саду. Он просил… для отдыха от работы.”

Его тон становится более осторожным.

“Но, кажется, эти прогулки… переросли в нечто большее.”

Сэлэй медленно встает из-за стола, его лицо становится каменным.

“Объясни.”

Гаэлан проходит к окну, выбирая слова.

“Ты дал ему разрешение гулять в саду. Он просил… для отдыха от работы.”

Его тон становится более осторожным.

“Но, кажется, эти прогулки… переросли в нечто большее.”

Сэлэй медленно встает из-за стола, его лицо становится каменным.

“Объясни.”

Гаэлан поворачивается от окна, глядя на брата.

“Я застал их на кухне. Они вместе пекли хлеб с Александром. Очень… домашняя сцена.”

Он делает паузу.

“Фир явно не ожидал моего визита. Был заметно раздражен.”

Сэлэй замирает, переваривая информацию. Его лицо остается невозмутимым, но пальцы медленно сжимаются в кулак.

“Хм…” - произносит он тихо, его голос не выдает эмоций.

Он обходит стол, подходя к окну рядом с Гаэланом. Смотрит в сторону сада, где виднеется маленький домик.

“Как долго это продолжается?” - спрашивает он, не поворачиваясь к брату.

Гаэлан изучает профиль Сэлэя, пытаясь понять его реакцию.

“Судя по тому, как естественно они себя вели… несколько месяцев. Александр явно привык к нему - называет дядей Фиром.”

Сэлэй молчит, его темные глаза сосредоточены на домике вдали.

“И Таллия?” - наконец спрашивает он.

“Она… выглядела более живой, чем обычно.”

Сэлэй продолжает смотреть в окно, его голос звучит спокойно, почти равнодушно.

“Что ж, если это общение её оживляет, значит хорошо.”

Гаэлан поворачивается к нему, явно не ожидая такой реакции.

“Сэлэй?”

“Я три года назад сломал её,” - произносит Сэлэй тихо. - “Если кто-то может вернуть ей способность жить… я должен быть благодарен.”

Он отворачивается от окна, возвращаясь к столу.

“Фир хороший человек. Из приличной семьи, с образованием. Лучше, чем я.”

Гаэлан смотрит на брата с недоверием.

“Ты серьезно?”

Сэлэй берет перо, словно собираясь вернуться к работе.

“Я серьезно. Пусть будет счастлива.”

Но его рука слегка дрожит, когда он опускает перо на бумагу.

Сэлэй замирает, перо застывает над бумагой. Он поднимает глаза на Гаэлана.

“Что ты имеешь в виду?”

Гаэлан проходит к столу, его лицо становится серьезным.

“Сэлэй, ты уж прости, я бы тоже был рад за Таллию, но у меня есть чутье. И чутье говорит, что с Фиром что-то не так.”

Он садится напротив брата.

“Слишком идеально. Появляется именно тогда, когда нужно. Именно такой, какой нужен - молодой, обаятельный, с человеческой семьей. Знает, что сказать, как себя вести.”

Сэлэй откладывает перо, его внимание полностью сосредоточено на Гаэлане.

“И это раздражение, когда я появился… как будто я помешал чему-то важному.”

Гаэлан наклоняется вперед.

“Четыреста лет дипломатии научили меня чувствовать ложь. А в нем что-то есть.”

Сэлэй внимательно изучает лицо брата, его голос становится более холодным, аналитическим.

“Гаэлан…” - произносит он медленно. - “Тут работают и живут проверенные вампиры.”

Он откидывается в кресле.

“Может, ты чувствуешь конкуренцию?”

Гаэлан вздрагивает, словно получив пощечину.

“Что ты имеешь в виду?”

“Три года ты был единственным, кто навещал их. Единственным дядей для Александра. Единственным, кто мог разговаривать с Таллией.”

Сэлэй наклоняется вперед.

“А теперь появился кто-то другой. Молодой, обаятельный. И она оживает не от твоих визитов, а от его.”

Пауза.

“Может, проблема не в том, что с ним что-то не так, а в том, что он занял твое место?”

Гаэлан встает, начинает ходить по кабинету, его руки сжимаются в кулаки.

“Ладно, с одной стороны, я рад, что ты перестал быть инфантилом и не бежишь его убить,” - произносит он резко. - “С другой - дело не в этом. Не в этом.”

Он останавливается, поворачиваясь к Сэлэю.

“Да, может, есть и толика ревности. Но я чувствую опасность, Сэлэй. Настоящую опасность.”

Гаэлан подходит к столу, опирается на него руками.

“Четыреста лет дипломатии. Я умею отличать свои эмоции от интуиции. И интуиция кричит - с ним что-то не так.”

Он смотрит брату в глаза.

“Проверь его. Просто проверь. Ради Александра, если не ради себя.”

Гаэлан встает, начинает ходить по кабинету, его руки сжимаются в кулаки.

“Ладно, с одной стороны, я рад, что ты перестал быть инфантилом и не бежишь его убить,” - произносит он резко. - “С другой - дело не в этом. Не в этом.”

Он останавливается, поворачиваясь к Сэлэю.

“Да, может, есть и толика ревности. Но я чувствую опасность, Сэлэй. Настоящую опасность.”

Гаэлан подходит к столу, опирается на него руками.

“Четыреста лет дипломатии. Я умею отличать свои эмоции от интуиции. И интуиция кричит - с ним что-то не так.”

Он смотрит брату в глаза.

“Проверь его. Просто проверь. Ради Александра, если не ради себя.”

Сэлэй смотрит на брата долгим взглядом, затем кивает.

“Хорошо, ты и проверь.”

Он берет перо, но не пишет.

“Используй свои связи. Узнай всё о его прошлом, о семье, о том, как он попал к нам. Проверь каждую деталь его истории.”

Гаэлан выпрямляется, его лицо становится деловым.

“Хочешь, чтобы я действовал осторожно? Или можно прямо?”

“Осторожно,” - отвечает Сэлэй. - “Если ты прав, и он что-то планирует, не стоит его спугивать. А если ошибаешься…”

Он делает паузу.

“Не хочу разрушать единственное, что делает её счастливой, из-за наших подозрений.”

Гаэлан кивает.

“Понятно. Дай мне неделю.”

Неделя спустя. Гаэлан возвращается в кабинет Сэлэя с мрачным лицом.

“Я недоволен,” - произносит он, бросая папку с документами на стол.

Сэлэй поднимает глаза от бумаг.

“Что нашел?”

“Ничего. Абсолютно ничего,” - Гаэлан садится напротив. - “Вся информация о Фире подтверждается. Брат действительно живет в северном городе, племянница существует, письма настоящие.”

Он раскрывает папку.

“Образование - проверено. Рекомендации - безупречны. Обращение в вампиры - все документы в порядке. Работа - выполняет отлично.”

Гаэлан откидывается в кресле.

“Он слишком хороший, Сэлэй. Слишком идеальный. Ни одного пятна в биографии, ни одной сомнительной связи.”

Пауза.

“Настоящие люди не бывают такими безупречными.”

Сэлэй отрывает взгляд от документов, его голос звучит с легким раздражением.

“Он и не человек, Гаэлан.”

Гаэлан моргает, осознавая очевидное.

“Вампиры могут быть идеальными,” - продолжает Сэлэй, закрывая папку. - “У нас есть время совершенствоваться, исправлять ошибки.”

Он встает, подходит к окну.

“Может, он просто хороший вампир. Который делает Таллию счастливой.”

В голосе Сэлэя слышится внутренняя борьба - ревность, которую он пытается подавить.

“Я не буду разрушать её счастье из-за наших подозрений. Или из-за того, что мне…”

Он не договаривает, сжимая кулаки.

“Продолжай наблюдать. Но издалека. И никого не трогай.”

Фир понимает, что привлек лишнее внимание. Гаэлан появился слишком не вовремя, и теперь приходится быть осторожнее.

Он стоит у окна своих покоев в замке, глядя на домик в саду. Его план был идеален - три года подготовки не прошли даром. Но теперь…

Воспоминания всплывают в памяти. Тот бал три года назад. Адриан, его возлюбленный, которого использовала Таллия для мести. Сэлэй наказал Адриана, изгнал туда, где не выживают.

Фир сжимает кулаки. Он любил Адриана. И решил отомстить.

План был прост: соблазнить Таллию, сделать её вампиром, увести от Сэлэя. А ребенок… Александр особенный, Фир это знает. Когда его силы проснутся, нужно направить их в правильное русло.

У Фира есть покровители, которые с радостью покорили бы всех людей. Если Таллия сбежит с ним…

Он улыбается холодно. Гаэлан подозревает, но не знает правды.

На следующий день Фир приходит в сад как обычно, но его поведение чуть изменилось. Он стал более внимательным, более заботливым.

“Как получился хлеб?” - спрашивает он Таллию, которая сидит на скамейке с книгой.

Александр играет рядом с новым драконом от Гаэлана.

“Хорошо,” - отвечает она. - “Спасибо за помощь.”

Фир садится рядом, оставляя пристойное расстояние.

“Я думал… может быть, в следующий раз попробуем что-то более сложное? Пирог, например?”

Он улыбается, но в глазах читается что-то более глубокое.

“Мне нравится видеть, как вы… оживаете. Как возвращаетесь к жизни.”

Его голос становится мягче.

“Вы заслуживаете быть счастливой, Таллия.”

Таллия замирает, услышав тон Фира. Что-то в его словах показалось ей слишком личным, слишком интимным.

Она отодвигается на скамейке, создавая большее расстояние между ними.

“Я… мне нужно идти,” - произносит она, закрывая книгу.

Фир понимает, что переступил границу.

“Таллия, я не хотел…”

“Александр, пора домой,” - зовет она сына, вставая со скамейки.

Мальчик поднимает голову от игры.

“Но мама, я же только начал играть!”

“Домой,” - повторяет она более строго.

Фир остается сидеть, наблюдая, как она собирает вещи. Его челюсти сжимаются - он допустил ошибку, слишком рано открыл карты.

“До свидания, дядя Фир!” - машет Александр.

Фир улыбается мальчику, но взгляд его остается холодным.

Прошла неделя. Таллия избегала сада в обычные часы прогулок Фира. Она водила Александра к ручью рано утром или поздно вечером, когда вампир работал в замке.

Фир это заметил. Он понял, что слишком поторопился и оттолкнул её.

Сегодня он решил изменить тактику. Вместо обычного визита в сад, он подошел к дому в середине дня, когда Таллия развешивала белье.

“Таллия,” - окликнул он осторожно, останавливаясь на достаточном расстоянии.

Она повернулась, увидев его, но не ответила.

“Я хотел извиниться,” - сказал он просто. - “За прошлую неделю. Я… сказал не то, что хотел.”

Александр выбежал из дома.

“Дядя Фир! Мама, это дядя Фир!”

Фир улыбнулся мальчику, но взгляд не отводил от Таллии.

“Можно поговорить?”

Таллия кивает, продолжая развешивать белье.

“Да.”

Фир подходит ближе, но не слишком близко.

“Я понимаю, что сказал что-то не то. Не хотел вас смущать или…” - он ищет слова. - “Просто хотел сказать, что рад видеть вас более живой. Но это прозвучало…”

Он останавливается, опуская голову.

“Я не хочу терять вашу дружбу. Мне нравится проводить время с вами и Александром. Но я понимаю, если вы предпочитаете, чтобы я…”

Александр дергает его за рукав.

“Дядя Фир, а мы больше не будем печь?”

Фир смотрит на мальчика, затем на Таллию.

“Это зависит от мамы.”

Таллия опускает простынь, которую держала в руках. Её лицо смягчается.

“Нет, это я… я слишком остро отреагировала,” - говорит она тихо. - “Вы не сказали ничего дурного. Я просто…”

Она не договаривает, но её жест показывает, что она винит себя.

“Я привыкла к осторожности. Но это не значит, что нужно отталкивать друзей.”

Александр радостно хлопает в ладоши.

“Значит, дядя Фир останется?”

Таллия смотрит на Фира.

“Конечно, останется. Если хочет.”

Она делает паузу.

“Может быть, вы правы насчет пирога. Александр любит сладкое.”

Фир улыбается, и в его глазах мелькает облегчение.

“Буду рад научить.”

Через неделю они устроили обещанный пикник у озера недалеко от сада. Фир принес плед и корзину с едой, Таллия испекла свежий хлеб, а Александр взял своего дракона.

“Мама, смотри какие камешки!” - кричит мальчик, бегая по берегу.

Таллия идет за ним, чтобы посмотреть на находку. Но мокрые камни у воды оказываются скользкими.

“Осторожно!” - успевает крикнуть Фир, но уже поздно.

Таллия поскальзывается и с всплеском падает в озеро. Вода здесь глубокая, и она не умеет плавать.

“Мама!” - кричит испуганный Александр.

Фир мгновенно срывается с места и прыгает в воду, не раздумывая. Его вампирская скорость позволяет быстро добраться до неё.

“Держитесь за меня!” - говорит он, подхватывая её под руки.

Он быстро вытаскивает Таллию на берег.

Фир вытаскивает Таллию на берег, она кашляет, отплевываясь от воды. Они оба насквозь промокли.

“Вы в порядке?” - спрашивает он, не отпуская её руки.

Александр подбегает к ним.

“Мама! Мама, ты живая?”

“Да, солнышко, я в порядке,” - говорит Таллия, дрожа от холода. - “Спасибо,” - поворачивается она к Фиру.

Фир быстро снимает свою рубашку и набрасывает на её плечи.

“Нужно согреться. Пойдемте к дому, я разведу огонь.”

Его руки на её плечах, помогая идти. Близость, забота, тепло его тела - всё это ново для Таллии.

“Дядя Фир, ты герой!” - восхищается Александр.

Фир улыбается мальчику, но взгляд его остается сосредоточенным на Таллии. Он понимает - этот момент может стать поворотным.

“Главное, что мама в безопасности.”

Дома, у камина, атмосфера стала уютной и теплой. Таллия закутана в плед, волосы почти высохли. Фир сидит рядом, рассказывая Александру про свои детские приключения на воде.

“…и тогда я решил, что рыбы меня точно съедят,” - говорит он театрально.

Александр хохочет, а Таллия впервые за долгое время искренне смеется. Звук получается чуть хриплым, словно она разучилась это делать.

“Представляю, как выглядел ваш брат,” - говорит она, улыбаясь.

“Он стоял на берегу и кричал: 'Фир, ты дурак!'” - передразнивает Фир детский голос.

Они смеются втроем. Таллия чувствует что-то давно забытое - легкость, тепло, покой. В этот момент она не думает о прошлом, только о настоящем.

“Спасибо,” - говорит она тихо. - “За спасение. И за… всё.”

Фир встречает её взгляд.

“Всегда к вашим услугам.”

Сидя у камина, Таллия ловит себя на странном чувстве. Взгляд невольно задерживается на Фире - на его улыбке, на том, как он говорит с Александром, на его руках, жестикулирующих во время рассказа.

Что-то давно забытое шевелится в её груди. Не любовь - для этого слишком рано. Но… влечение? Интерес? Желание быть ближе?

Она пугается этого чувства и отводит взгляд к огню.

“Мама устала?” - спрашивает Александр, заметив её задумчивость.

“Немного,” - отвечает она, поправляя плед.

Фир встает.

“Мне пора. Поздно уже.”

“Не уходи, дядя Фир!” - просит мальчик.

“Александр, дядя Фир устал,” - говорит Таллия, но голос звучит не очень убедительно.

Фир улыбается.

“Завтра увидимся. Обещаю.”

Когда он уходит, Таллия смотрит ему вслед через окно дольше, чем следовало бы.

Вечерами, когда Александр засыпает, Таллия сидит у окна и мечтает. Рассказы Фира о жизни в городе среди людей западают ей в душу.

Она представляет себе утро, когда дом пахнет свежим хлебом, и никто не знает о вампирах и сложных отношениях. Где можно просто быть матерью, которая ведет сына в библиотеку по субботам.

Мечтает о парке, где Александр катается на велосипеде с дополнительными колесиками. О пикниках у озера, где не нужно думать о том, кто может прийти и все разрушить.

О соседях, которые просто машут рукой через забор. О школе для сына, где он подружится с обычными детьми.

Таллия закрывает глаза, представляя себя в простом платье, идущей по обычной улице к обычному дому. Где нет замков, нет прошлого, нет сложностей.

Только она, Александр и… может быть, кто-то рядом. Кто-то добрый.

Александр остался дома с няней, а Таллия решила прогуляться по саду одна. Фир появился, как всегда, в нужный момент.

“Без маленького спутника сегодня?” - спрашивает он, подходя к ней у белых роз.

“Няня читает ему сказки. Он обожает истории о драконах,” - отвечает Таллия.

Они идут по тропинке медленно, наслаждаясь тишиной и покоем. Без Александра атмосфера становится более интимной.

“Я думала о том, что вы рассказывали,” - говорит Таллия тихо. - “О городе, о жизни вашего брата.”

Фир внимательно слушает.

“Это должно быть прекрасно - просто жить. Без всех этих… сложностей.”

Они останавливаются у ручья. Фир поворачивается к ней.

“Вы можете так жить, Таллия. Ничто не держит вас здесь.”

Таллия замирает у ручья, её взгляд становится задумчивым. Слова Фира отзываются в её сердце.

“Ничто не держит меня здесь?” - повторяет она тихо, почти шепотом.

Она смотрит на воду, где отражается закатное небо.

“Сэлэй никогда не отпустит Александра. А я… я не могу оставить сына.”

Её голос дрожит.

“Но иногда я думаю… что если бы можно было начать заново? Где-то далеко, где никто не знает нашей истории?”

Она поворачивается к Фиру.

“Это глупые мечты, правда? Мне тридцать лет, у меня ребенок, прошлое… Кто захочет такую жизнь?”

В её зеленых глазах читается отчаянная надежда и страх одновременно.

“Расскажите мне еще о городе. О той жизни, которая могла бы быть.”

Таллия стоит у ручья, погруженная в свои мысли. Её взгляд устремлен вдаль, туда, где за лесом скрываются далекие города.

“Ничто не держит меня здесь,” - повторяет она слова Фира, словно пробует их на вкус.

Она думает о Сэлэе, о его обещании три года назад. О том, как он нарушил слово. О том, что формально она свободна, но на деле…

“Александр,” - шепчет она. - “Он бы отпустил меня. Но сына?”

Фир молчит, давая ей время подумать.

Таллия представляет себе утро в чужом городе, где она просто мать, а не бывшая пленница вампира. Где Александр может расти среди людей, ходить в школу, иметь друзей.

“А если попробовать?” - произносит она наконец, больше себе, чем Фиру.

Сердце бьется быстрее от одной только мысли о возможности.

Фир видит, как в глазах Таллии загорается искорка надежды. Он делает шаг ближе, его голос становится убедительнее.

“Давайте, Таллия!” - произносит он с воодушевлением. - “Жизнь слишком коротка для сожалений.”

Он берет её руку.

“Я знаю места, где можно начать заново. Где Александр будет просто обычным мальчиком. Где вы будете просто матерью, а не…”

Он не договаривает, но смысл ясен.

“У меня есть связи, документы можно оформить. Дом, работа, школа для сына. Всё, о чем вы мечтали.”

Его глаза горят энтузиазмом.

“Представьте - завтра утром вы можете проснуться где-то далеко от всего этого. Свободная. Счастливая.”

Фир сжимает её руку.

“Скажите да, Таллия. Просто скажите да.”

Фир смотрит в её глаза, и в его взгляде читается искренность - или то, что так мастерски выглядит.

“Конечно,” - отвечает он тихо. - “Я не могу оставить вас одну с этим.”

Он отпускает её руку, но остается близко.

“У меня есть друзья в северных городах. Люди, которые помогут с документами, с жильем. Александр сможет пойти в хорошую школу.”

Фир делает паузу, словно сам принимает трудное решение.

“Я… я готов поехать с вами. Хотя бы пока вы не устроитесь. Чтобы вы не были одни в чужом месте.”

Его голос звучит сдержанно, но в нем слышится готовность к самопожертвованию.

“Но решение должно быть вашим, Таллия. Я не хочу принуждать. Просто… хочу помочь.”

Таллия опускает взгляд, её голос становится горьким.

“Сэлэй обещал отпустить, но я не верю ему…” - она качает головой. - “И если он отпустит, то на своих условиях.”

Фир внимательно слушает.

“Он скажет, что Александр должен остаться здесь. Или что мне можно жить только в определенном месте, под его контролем. Или что я должна регулярно возвращаться.”

Её руки сжимаются в кулаки.

“Он никогда не даст мне настоящей свободы. Потому что тогда он потеряет власть надо мной окончательно.”

Она смотрит на Фира.

“А если мы просто уедем… без его разрешения… он будет искать нас?”

В её голосе звучит страх, но и решимость.

“Я не хочу всю жизнь оглядываться через плечо. Но и жить в клетке больше не могу.”

Фир едва скрывает радость - план работает лучше, чем он надеялся. Он наклоняется ближе к Таллии.

“Тогда не будем спрашивать разрешения,” - говорит он решительно. - “Возьмем Александра и просто уедем.”

Он берет её за руки.

“Я все продумаю. Когда Сэлэй будет в отъезде, мы сможем незаметно покинуть поместье. У меня есть надежная карета, проводники.”

Фир говорит быстро, воодушевленно.

“Через неделю в северных землях нас уже никто не найдет. Документы на новые имена, дом у моего брата, пока не найдем собственный.”

Он смотрит ей в глаза.

“Александр будет в безопасности. Он вырастет свободным, среди людей. Разве не этого вы хотели?”

В его голосе звучит убежденность.

“Скажите да, Таллия. Дайте себе этот шанс.”

“Да,” - шепчет Таллия, и в её голосе слышится смесь страха и решимости.

Фир на мгновение не может скрыть торжества в глазах, но быстро прикрывает это заботой.

“Вы не пожалеете,” - говорит он тихо, сжимая её руки. - “Обещаю вам.”

Он отпускает её, начинает ходить взад-вперед, планируя.

“Через три дня Сэлэй уезжает на совет в восточные земли. Это наш шанс. Соберите только самое необходимое - слишком много вещей привлекут внимание.”

Фир останавливается перед ней.

“Скажите Александру, что вы едете в гости к дяде Фиру. Пусть это будет приключение для него, а не побег.”

Он берет её лицо в ладони.

“Всё будет хорошо, Таллия. Я позабочусь о вас обоих.”

В его глазах - искренность и надежность. Идеальная маска.

Рассвет. Сэлэй уехал на совет в восточные земли еще вчера. Таллия не спала всю ночь, собирая самые необходимые вещи.

“Мама, а почему мы так рано встаем?” - спрашивает сонный Александр, потирая глаза.

“Мы едем в гости к дяде Фиру, помнишь? Будет приключение,” - отвечает Таллия, стараясь говорить спокойно.

Её руки дрожат, когда она укладывает детские вещи в небольшую сумку.

За окном раздается тихий скрип колес. Фир приехал с каретой, как обещал. Он входит в дом тихо, его лицо серьезное.

“Готовы?” - спрашивает он.

“Дядя Фир! Мы едем к твоему брату!” - радостно сообщает Александр.

Фир улыбается мальчику.

“Да, малыш. Долгая дорога, но интересная.”

Он поднимает сумки.

“Кареты ждет у дальней калитки. Идти нужно тихо.”

Таллия оглядывает дом последний раз.

Они тихо идут по саду к дальней калитке. Фир несет сумки, Таллия держит Александра за руку. Мальчик взволнован предстоящим путешествием.

У калитки их ждет закрытая карета с возчиком в капюшоне. Фир помогает Таллии забраться внутрь.

“Путь будет долгий,” - объясняет он тихо. - “Через лес, с несколькими пересадками. Так безопаснее - нас сложнее отследить.”

Александр прижимается к матери, разглядывая в окно темнеющие деревья.

“Мама, а в лесу живут драконы?” - спрашивает он.

“Только добрые,” - отвечает Таллия, обнимая сына.

Карета трогается. Фир сидит напротив, его лицо сосредоточено.

“Первая пересадка через три часа. Там нас встретят другие люди.”

Таллия смотрит в окно на удаляющийся замок. Сердце бьется быстро - она не может поверить, что действительно бежит.

Гостиница в восточных землях. Сэлэй и Гаэлан разбирают документы перед заседанием совета. Внезапно дверь распахивается без стука.

В комнату входит вампир из стражи - бледный, в темной форме, с выражением крайней срочности на лице.

“Сэлэй,” - говорит он, протягивая телеграмму. - “Из замка. Срочно.”

Сэлэй поднимает глаза от бумаг, принимает телеграмму. Разворачивает её и читает. Его лицо постепенно каменеет.

Гаэлан замечает перемену в брате.

“Что случилось?”

Сэлэй молча передает ему телеграмму. Гаэлан быстро пробегает глазами по строкам.

“Таллия и Александр исчезли. Дом пуст. Вещи пропали.”

Сэлэй медленно встает, его глаза загораются алым пламенем.

“Когда?” - спрашивает он стражника.

“Обнаружили этим утром. Исчезли ночью.”

Гаэлан смотрит на брата со смесью сочувствия и тревоги.

“Сэлэй…”

Сэлэй вздыхает, сжимая телеграмму в руке. Его голос звучит холодно и контролируемо.

“Фир в замке?”

Стражник мнется, понимая важность вопроса.

“Нет, сэр. Его комната тоже пуста. Исчез одновременно с ними.”

Гаэлан резко поворачивается к брату.

“Я же говорил! Я чувствовал, что с ним что-то не так!”

Сэлэй закрывает глаза, его челюсти сжимаются. Всё встает на свои места.

“Когда уехал?”

“Рано утром была замечена карета, направлявшаяся к северным дорогам. Возчика не узнали.”

Сэлэй открывает глаза, и в них читается холодная ярость.

“Соберите отряд. Немедленно. Прочешите все дороги в северном направлении.”

Он поворачивается к Гаэлану.

“Ты был прав. И я позволил этому случиться.”

Гаэлан смотрит на брата с неуверенностью.

“Ну может они просто… влюбились?” - произносит он тише. - “Может, никакого заговора нет, а просто…”

Сэлэй резко поворачивается к нему.

“Влюбились?” - его голос звучит как лед. - “И поэтому бежали тайком, ночью, пока меня не было?”

Он начинает ходить по комнате.

“Если бы все было честно, она бы сказала мне. Попросила отпустить её, как я обещал.”

Гаэлан опускает глаза.

“Но ты сам знаешь, что она тебе не доверяет. После того, что было…”

“Это другое,” - обрывает его Сэлэй. - “Твоя интуиция была права. Слишком много совпадений.”

Он останавливается.

“Но даже если они влюбились… мой сын с ними. И я не позволю ему исчезнуть.”

Сэлэй принимает решение мгновенно.

“Переговоры отменяем. Летим к северу,” - говорит он стражнику. - “Собери лучших следопытов. Немедленно.”

Стражник кивает и выходит.

Сэлэй поворачивается к Гаэлану.

“Надо прикрепиться только - понадобятся силы. Долгий путь, и если придется догонять…”

Гаэлан понимает. Им нужно будет питаться перед преследованием.

“В городе есть заведения для наших нужд. Быстро управимся.”

Сэлэй уже сворачивает документы.

“У них фора в полдня, может больше. Но карета медленнее, чем мы можем лететь.”

Он смотрит в окно на север.

“Если он действительно направляется к своему брату, я знаю эти земли. Есть только три дороги через лес.”

Гаэлан кладет руку на плечо брата.

“Мы их найдем.”

Вторая пересадка. Глухое место в лесу, где их ждет другая карета с новыми людьми. Таллия выходит с Александром, и сразу чувствует, что что-то не так.

Новые сопровождающие - два вампира в темных плащах, с холодными глазами. Они смотрят на неё как на добычу.

“Фир, это не та дорога к вашему брату,” - говорит Таллия тихо, прижимая к себе сына.

Фир поворачивается к ней, и в его глазах больше нет прежней доброты.

“Планы изменились,” - произносит он спокойно. - “Мы едем в другое место.”

Александр чувствует напряжение матери.

“Мама, мне страшно,” - шепчет он.

Один из вампиров усмехается.

“Не бойся, мальчик. Скоро ты поймешь, кто ты такой.”

Таллия отступает назад, но лес кругом, и деваться некуда.

“Фир, что происходит?”

Фир видит страх в глазах Таллии и быстро меняет тактику. Он подходит к ней, его лицо снова становится мягким.

“Простите, Таллия. Я не хотел вас напугать,” - говорит он успокаивающе. - “Просто получил известие, что наш прежний маршрут небезопасен.”

Он кладет руку на плечо Александра.

“Мы едем в хижину моего друга. Переночуем там, а завтра продолжим путь к брату.”

Фир улыбается мальчику.

“Представляешь, Александр? Настоящая лесная хижина, как в сказках!”

Он тихо говорит Таллии:

“Эти люди выглядят грубо, но они надежны. Знают все тайные тропы.”

Таллия все еще колеблется, но Фир берет её за руку.

“Доверьтесь мне. Я же обещал защищать вас.”

Александр оживляется при мысли о приключении.

“Мама, давай посмотрим на лесную хижину!”

Таллия медленно кивает, хотя тревога не оставляет её.

“Хорошо,” - говорит она тихо. - “Но только на одну ночь?”

“Конечно,” - улыбается Фир. - “Завтра к обеду будем у моего брата.”

Он помогает им сесть в новую карету. Александр уже забыл о страхе, увлеченный перспективой ночевки в лесной хижине.

“А там есть камин?” - спрашивает мальчик.

“Есть,” - отвечает один из темных вампиров. - “Будет очень… тепло.”

Что-то в его интонации заставляет Таллию вздрогнуть.

Карета трогается по узкой лесной дороге. Деревья становятся все гуще, солнце почти не проникает сквозь кроны. Дорога ведет все дальше от цивилизации.

Таллия обнимает Александра крепче, чувствуя, как сердце бьется быстрее.

“Скоро приедем,” - говорит Фир, но его голос звучит уже не так дружелюбно.

Хижина оказалась больше, чем ожидала Таллия. Внутри горит камин, но атмосфера не уютная, а зловещая. У очага сидят еще двое вампиров - один с шрамом через все лицо, другой с пронзительными желтыми глазами.

Александр спит у неё на руках, измученный долгой дорогой.

“Позвольте, я отнесу его в спальню,” - предлагает Фир, протягивая руки к мальчику. - “Пусть отдохнет как следует.”

Таллия инстинктивно прижимает сына к себе.

“Нет, он может проснуться в незнакомом месте и испугаться.”

Фир не настаивает, но его улыбка становится натянутой.

“Тогда хотя бы присядьте. Долгая дорога.” - Он указывает на кресло у камина. - “Налью вам чая. Поможет расслабиться.”

Один из вампиров у камина усмехается.

“Да, расслабься, дорогая. Долгая ночь впереди.”

Фир внезапно меняется. Его добродушная маска слетает, а голос становится холодным и деловым.

“Нас уже ищут, Таллия,” - говорит он, не предлагая больше чай. - “Придется ускориться. И разделяться.”

Таллия замирает, крепче прижимая спящего Александра.

“Что вы имеете в виду?”

Вампир со шрамом встает от камина.

“Сэлэй и его люди уже на дороге. Быстрее, чем мы думали.”

Фир кивает.

“Ты поедешь с Александром на север. Я увезу Таллию в другую сторону.”

“Нет!” - вскрикивает Таллия. - “Я не оставлю сына!”

Желтоглазый вампир усмехается.

“У тебя нет выбора, красавица. Теперь мы играем по нашим правилам.”

Фир смотрит на неё с холодной усмешкой.

“Добро пожаловать в реальность, Таллия.”

Таллия смотрит на Фира с ужасом и непониманием. Её голос дрожит.

“Что это значит, Фир? Что это значит?”

Фир подходит ближе, его голубые глаза холодны как лед.

“Это значит, что я не тот, за кого себя выдавал,” - говорит он спокойно. - “Три года назад на балу твой милый Сэлэй убил моего возлюбленного. Адриана.”

Таллия вздрагивает, узнав имя.

“Ты использовала его для мести, а Сэлэй отправил его умирать. И теперь моя очередь.”

Он садится напротив неё.

“Александр особенный мальчик. Полукровка с древними корнями. Когда его способности проснутся, он будет очень… полезен.”

Вампир со шрамом добавляет:

“А ты станешь одной из нас. Вампиром. Навсегда.”

Фир улыбается хищно.

“Сэлэй потеряет и сына, и тебя. Как я потерял Адриана.”

Таллия смотрит на Фира, и мир рушится вокруг неё. Та Таллия, которая три года назад была сломлена Сэлэем, которая забыла что такое свет, добро, мечты…

Именно Фир пробудил её. Его рассказы о простой жизни, о хлебе по утрам, о пикниках, о детях на велосипедах. Он заставил её поверить, что она может быть счастлива.

“Нет,” - шепчет она, качая головой. - “Нет, это не может быть правдой.”

Её голос ломается.

“Ты… ты помог мне поверить, что я могу жить. Что я могу мечтать. Что я…”

Слезы текут по её щекам.

“Я впервые за три года почувствовала себя живой. Впервые захотела что-то для себя, а не просто существовать.”

Она прижимает Александра к груди.

“Это все было ложью? Все?”

Фир смотрит на её слезы равнодушно.

“Все. Каждое слово. Каждая улыбка. Каждый момент.”

Таллия вскакивает с места, крепко прижимая Александра к груди.

“Нет! Мы уходим!”

Она бросается к двери, но вампир со шрамом преграждает путь. Желтоглазый хватает её за плечо.

“Отдай мальчика,” - приказывает он.

“Никогда!” - кричит Таллия, но её силы не сравнить с вампирскими.

Александр просыпается от криков.

“Мама! Мама!”

Фир жестом приказывает, и вампиры силой разделяют их. Таллия кричит, пытаясь дотянуться до сына, но её уже тащат к выходу.

“Александр!” - её голос срывается.

Фир волочит её к карете, крепко сжимая запястья.

“Тише,” - шипит он. - “Чем быстрее мы уедем, тем лучше для всех.”

В карете он не отпускает её руки, его хватка болезненна.

“Теперь ты узнаешь, что такое настоящая боль,” - говорит он, наклоняясь к её шее.

Таллия медленно приходит в себя. Шея ноет тупой болью, а в голове туман. Она в движущейся карете, руки связаны.

Фир сидит напротив, вытирая кровь с губ платком.

“Проснулась?” - говорит он равнодушно. - “Хорошо. Хочу, чтобы ты всё поняла.”

Таллия пытается говорить, но горло болит.

“Видишь ли, новые вампиры особенные,” - продолжает Фир. - “Они лишены воли. Полностью подчиняются своему создателю. Становятся идеальными слугами.”

Он наклоняется к ней.

“Ты была игрушкой Сэлэя - сломленной, но всё же со своими мыслями. А теперь станешь моим ручным зверьком с клыками.”

Фир усмехается.

“Представляешь его лицо, когда он найдёт тебя? Когда поймёт, что ты больше не человек? Что ты служишь мне?”

Таллия пытается пошевелиться, но силы покидают её.

“Обращение займёт три дня. К концу ты забудешь, кем была.”

Фир видит ужас в глазах Таллии и объясняет с холодной научностью.

“Обращение - медленный процесс,” - говорит он. - “Сначала моя кровь смешивается с твоей. Ты почувствуешь жар, потом холод.”

Он откидывается назад.

“Через несколько часов начнется голод. Не обычный - жажда крови. Мучительная, всепоглощающая. Ты будешь молить о смерти.”

Таллия бледнеет еще больше.

“Второй день - твоё тело умирает. Сердце замедляется, дыхание почти прекращается. Но сознание остается. Ты будешь чувствовать каждую секунду.”

Фир наклоняется ближе.

“Третий день - возрождение. Ты проснешься с новой силой, скоростью, вечной жизнью. Но самое главное - твоя воля будет принадлежать мне.”

Он улыбается жестоко.

“Сэлэй просто сломал тебя. Я же сделаю тебя совершенно другим существом.”

Фир смотрит на неё с извращенным сочувствием.

“Ты мне ещё будешь благодарна, если честно,” - говорит он. - “Там нет тех чувств, как у человека. Всё гораздо сильнее, ярче.”

Он откидывается назад, наблюдая за её реакцией.

“Человеческая грусть, тоска, отчаяние - всё это тебя больше не коснется. Зато почувствуешь настоящую силу.”

Фир усмехается.

“Самое яркое чувство - голод и ярость. Они затмевают всё остальное. Боль, которую ты носишь в себе три года, просто исчезнет.”

Он наклоняется к ней.

“Никаких мучений о прошлом, никаких сожалений. Только чистая, первобытная сила. И абсолютная преданность мне.”

Таллия слабо качает головой.

“Поэтому я и говорю - спасибо скажешь потом. Когда поймешь, что освободил тебя от человеческих слабостей.”

Таллия понимает, что Фир её обманывает, и в её голосе появляется сила.

“Но я же не умирала,” - говорит она, поднимая голову. - “Я не умирала от укуса.”

Фир на мгновение замирает, его маска уверенности дает трещину.

“Обращение требует смерти от укуса, а потом крови в последний момент,” - продолжает Таллия. - “Ты просто пил мою кровь.”

Она смотрит на него с новым пониманием.

“Значит, я всё ещё человек. Всё ещё могу сопротивляться.”

Фир восстанавливает самообладание, но его улыбка становится менее уверенной.

“Умная,” - говорит он. - “Но это не меняет сути. Просто я хочу, чтобы ты была в сознании, когда это случится.”

Он наклоняется к ней.

“Хочу, чтобы ты знала: твоя смерть будет местью за Адриана.”

Таллия замолкает, понимая, что не стоит провоцировать Фира дальше. Все её мысли сейчас о сыне.

Александр. Трёхлетний мальчик, который остался один с теми жестокими вампирами. Он, наверное, плачет, зовёт маму, не понимает, что происходит.

Её сердце сжимается от боли. Она представляет, как он просыпается в чужом месте, среди незнакомых страшных людей.

“Мой сын,” - шепчет она, не глядя на Фира. - “Он же совсем маленький.”

Слезы текут по её щекам.

“Что вы с ним сделаете?”

Фир наблюдает за её страданием с холодным удовлетворением.

“Ничего плохого. Пока. Он нужен нам живым и здоровым.”

Таллия закрывает глаза, пытаясь держать себя в руках. Нужно выжить. Нужно найти способ вернуться к Александру.

Хижина в лесу. Сэлэй и его отряд прибывают на место с вампирской скоростью. Дверь распахнута, внутри следы борьбы.

Гаэлан обследует помещение.

“Здесь была драка. Кровь - человеческая,” - говорит он. - “Таллии.”

Сэлэй сжимает кулаки, его глаза горят алым.

“Сколько их было?”

“Минимум четверо. Может больше.”

Следопыт-вампир изучает следы у входа.

“Две кареты уехали отсюда. Одна на север, другая на восток.”

Сэлэй смотрит на следы.

“Они разделились. Но зачем?”

Следопыт указывает на более глубокие следы.

“Эта карета тяжелее. Видимо, в ней больше людей.”

Сэлэй принимает решение.

“Идем за тяжелой каретой. Там должны быть оба.”

Гаэлан сомневается.

“А если это ловушка? Если они специально…”

“Нет времени на сомнения. Мой сын в опасности.”

Отряд устремляется на север.

В тяжелой карете, направляющейся на север, только маленький Александр с двумя вампирами-похитителями. Мальчик плачет, зовет маму.

“Где мама? Хочу к маме!” - всхлипывает он.

Желтоглазый вампир раздраженно отвечает:

“Мама далеко. Молчи.”

Вампир со шрамом добавляет:

“Скоро приедем. Там тебя ждут.”

Тем временем Сэлэй и его отряд быстро догоняют карету по лесной дороге. Сэлэй летит впереди, его сердце сжимается от страха за сына.

“Вижу карету!” - кричит он Гаэлану.

Они настигают повозку. Сэлэй врывается внутрь и видит только своего сына, но не Таллию.

“Папа!” - кричит Александр, бросаясь к отцу.

Сэлэй обнимает мальчика, но понимает ужасную правду - Таллии здесь нет.

“Где она?!” - рычит он на похитителей.

Но уже слишком поздно. Фир увез её в другую сторону.

Сэлэй крепко обнимает сына, но его глаза остаются холодными и расчетливыми.

“Свяжите их,” - приказывает он, указывая на похитителей. - “Живыми. Нужен допрос.”

Он передает Александра Гаэлану.

“Возвращайся с ним в замок. Только тебе я могу доверить его безопасность.”

Гаэлан принимает мальчика на руки.

“А ты?”

“Ищу Таллию. Вторая карета ушла на восток.”

Сэлэй быстро изучает следы, но понимает - они хорошо замели дорогу. Слишком много времени прошло.

“Папа, а где мама?” - спрашивает Александр.

Сэлэй гладит сына по голове.

“Папа найдет маму. Обещаю.”

Гаэлан смотрит на брата с пониманием.

“Будь осторожен. Это может быть ловушка.”

Сэлэй кивает и исчезает в лесу, следуя восточному направлению.

Сэлэй мчится по восточной дороге, его отряд отстал. Он думает только о Таллии, не замечая, как попадает прямо в засаду.

Лесная поляна внезапно заполняется вампирами - целый отряд мятежников выходит из укрытий. Не два-три, а больше десятка.

“Сэлэй,” - усмехается их предводитель. - “Как предсказуемо.”

Сэлэй останавливается, оценивая силы. Он силен, но не настолько, чтобы справиться с таким количеством врагов.

Тем временем в карете Фир внезапно замирает, его глаза закатываются. Телепатическая связь с сообщником.

“Что?” - шепчет он, затем его лицо искажается яростью.

“Мальчика спасли!” - рычит он, ударяя кулаком по стене кареты.

Таллия видит его ярость и понимает - значит, Александр в безопасности.

“Твой драгоценный Сэлэй идет к нам,” - говорит Фир зло. - “Прямо в ловушку.”

Таллия молчит, сжав губы. Внутри у неё всё кипит - радость от того, что Александр спасён, и ужас от того, что Сэлэй попал в ловушку.

Но она не даёт Фиру увидеть свои эмоции. Не даёт ему понять, что она чувствует.

Фир всматривается в её лицо, ожидая реакции.

“Молчишь?” - спрашивает он. - “Не хочешь умолять за его жизнь?”

Таллия продолжает молчать, смотря в окно кареты.

“Или тебе всё равно, что с ним будет?” - продолжает Фир, пытаясь вызвать реакцию. - “В конце концов, он же тебя сломал.”

Но Таллия не поддается на провокации. Она знает - что бы она ни сказала, Фир использует это против неё или против Сэлэя.

Молчание - её единственное оружие сейчас.

Сэлэй окружён со всех сторон. Даже его сила не может противостоять столь многочисленным врагам. Его хватают, сковывают серебряными цепями, которые жгут вампирскую кожу.

Фир выходит из кареты, буквально сияя от торжества. Он тащит связанную Таллию в центр круга наёмников.

“Посмотри,” - говорит он ей, толкая к пленному Сэлэю. - “Вот твой всемогущий повелитель.”

Сэлэй поднимает голову, видит Таллию. В его глазах вспыхивает смесь ярости и отчаяния.

“Таллия…” - хрипло произносит он.

Фир наслаждается моментом.

“Трогательно. Он пришёл тебя спасать. И попал прямо в мои руки.”

Он обходит пленников кругом.

“Теперь у меня есть всё, что я хотел. Месть будет полной.”

Мятежники стягивают кольцо, наслаждаясь зрелищем поверженного властителя.

Фир хватает Таллию за волосы, заставляя её встать на колени перед Сэлэем.

“Хочешь посмотреть, как твоя возлюбленная превращается в монстра?” - говорит он, обнажая клыки.

Сэлэй рвется к ней, но серебряные цепи жгут его кожу.

“Не трогай её!” - рычит он.

Фир наклоняется к шее Таллии.

“Сначала я выпью её почти досуха. Потом, в последний момент, дам свою кровь. И она станет моей навечно.”

Таллия закрывает глаза, готовясь к неизбежному.

“Смотри, Сэлэй. Смотри, как я забираю у тебя всё.”

Фир впивается клыками в её шею. Таллия вскрикивает от боли, а Сэлэй кричит от бессилия.

“Остановись!” - вопит он. - “Убей меня, но не трогай её!”

Но Фир только сильнее сжимает жертву, медленно выпивая её жизнь.

Внезапно из лесной чащи летит железный шар с шипами, прямо в голову Фиру. Он едва успевает отпрыгнуть, прерывая укус.

“Что за…” - начинает он, но шар разделяется на несколько острых осколков, которые носятся по поляне, поражая мятежников.

Из леса выскакивает Гаэлан с отрядом верных вампиров.

“Думали, мы не найдём?” - кричит он, ловя возвращающийся артефакт.

Начинается яростная схватка. Мятежники врасплох, но их всё ещё много.

Фир отступает, прижимая к себе ослабевшую Таллию как живой щит.

“Стой!” - кричит он. - “Шаг ближе - и я её убью!”

Гаэлан замирает, его артефакт готов к броску.

“Отпусти её, Фир. Твоя месть провалилась.”

Сэлэй, всё ещё скованный цепями, пытается подняться.

“Гаэлан, он почти обратил её! Нужно действовать быстро!”

Кровь течёт из шеи Таллии, она едва держится в сознании.

Гаэлан мгновенно оценивает ситуацию. Его глаза встречаются с глазами Сэлэя - они понимают друг друга без слов.

“Фир,” - говорит Гаэлан, медленно поднимая руки. - “Давай поговорим.”

Фир напрягается, держа Таллию перед собой.

“Никаких разговоров!”

В этот момент Гаэлан резко бросает артефакт не в Фира, а в дерево справа от него. Шар рикошетом отскакивает и разделяется на мелкие осколки, которые летят по дуге.

Фир инстинктивно дёргается в сторону, ослабляя хватку на секунду.

Этого достаточно. Один из вампиров отряда молниеносно перерезает цепи Сэлэя, а Гаэлан уже летит к Фиру.

Сэлэй вскакивает, его глаза пылают яростью.

“Теперь моя очередь,” - рычит он, устремляясь к врагу.

Фир понимает, что проиграл, но всё ещё держит умирающую Таллию.

Сэлэй и Гаэлан набрасываются на Фира одновременно. Битва коротка и жестока - Фир силен, но против двух древних вампиров у него нет шансов.

В последний момент, понимая, что умирает, Фир с яростью вонзает клыки в шею Таллии еще глубже, пытаясь довести обращение до конца.

“Если не моя, то ничья!” - хрипит он.

Сэлэй разрывает его пополам, но уже слишком поздно.

Таллия падает на землю, кровь хлещет из раны. Её кожа становится мертвенно-бледной, дыхание прерывистое.

“Таллия!” - Сэлэй опускается рядом с ней, прижимая руку к ране.

Гаэлан подбегает к ним.

“Сэлэй, она теряет слишком много крови. Обращение начато, но не завершено. Она умирает.”

Таллия открывает глаза, смотрит на Сэлэя.

“Александр…” - шепчет она. - “Он в безопасности?”

“Да,” - отвечает Сэлэй, его голос дрожит. - “Он в безопасности.”

Таллия теряет сознание, её дыхание становится всё слабее. Сэлэй прижимает руку к её шее, но кровь продолжает сочиться.

“Сэлэй, времени мало,” - говорит Гаэлан срочно. - “Обращение начато, но не завершено. Она умирает.”

Сэлэй смотрит на бледное лицо Таллии.

“Что я могу сделать?”

“Завершить обращение. Дать ей свою кровь. Это единственный способ спасти её.”

Сэлэй колеблется.

“Но она не хотела быть вампиром. Она хотела человеческую жизнь.”

“А сейчас она хочет жить вообще!” - резко отвечает Гаэлан. - “Решай быстро!”

Пульс Таллии еле прощупывается. Её губы синеют.

“Если не сделаешь сейчас, она умрёт. Навсегда.”

Сэлэй берёт её голову в руки.

“Прости меня, Таллия,” - шепчет он и вскрывает себе запястье клыками.

Сэлэй замирает с окровавленным запястьем над губами Таллии. Её пульс едва прощупывается.

“Нет,” - говорит он. - “Если дать ей кровь сейчас, она обратится. Она на грани смерти.”

Гаэлан хватает его за руку.

“Тогда она умрёт!”

“Не обязательно.” Сэлэй достаёт из кармана небольшой серебряный амулет. - “Это замедлит её сердце, продлит время. Я успею довезти её к ведьмам.”

“Сэлэй, это безумие! Артефакт может её убить!”

“А может спасти.” Сэлэй смотрит на бледное лицо Таллии. - “Она никогда не простит меня, если я обращу её против воли. Лучше дать ей шанс остаться человеком.”

Он прижимает амулет к её груди. Артефакт начинает тускло светиться.

“Помоги мне донести её до кареты. Быстро.”

Сердце Таллии замедляется, но она ещё жива.

Сэлэй мчится с Таллией на руках через лес. Амулет на её груди пульсирует тускло, поддерживая жизнь. Гаэлан летит рядом.

“Далеко ещё?” - спрашивает он.

“Там, за болотом,” - отвечает Сэлэй.

Они выбегают к древней хижине, окружённой странными травами и светящимися рунами. Сэлэй врывается внутрь без стука.

“Айлас!” - кричит он. - “Мне нужна помощь!”

Старая ведьма поднимается от котла с зельями. Её глаза - разного цвета, один зелёный, другой серебряный.

“Сэлэй,” - говорит она хрипло. - “Что привело лорда вампиров в мой дом?”

Он кладёт Таллию на стол.

“Спаси её. Обращение не завершено, она умирает.”

Айлас склоняется над Таллией, изучая раны.

“Интересно. Начато, но прервано. Она балансирует между жизнью и смертью.”

Она смотрит на Сэлэя.

“Я могу помочь. Но цена будет высока.”

Айлас обходит стол кругом, её разноцветные глаза изучают и Таллию, и Сэлэя.

“Я верну её к жизни, исцелю раны, остановлю обращение,” - говорит она медленно. - “Но взамен…”

Она делает паузу, наслаждаясь моментом.

“Она забудет тебя, Сэлэй. Полностью. Все воспоминания о вас - и хорошие, и плохие - исчезнут.”

Сэлэй замирает.

“Для неё ты станешь чужим. Никаких чувств, никакой связи. Она будет помнить всё остальное - сына, свою жизнь, но не тебя.”

Айлас усмехается.

“Ты получишь то, что хотел - она будет жить. Человеком. Свободной. Но цена - ты навсегда потеряешь её.”

Гаэлан смотрит на брата.

“Сэлэй…”

Таллия на столе едва дышит. Времени почти не осталось.

Айлас обходит стол кругом, её разноцветные глаза изучают и Таллию, и Сэлэя.

“Я верну её к жизни, исцелю раны, остановлю обращение,” - говорит она медленно. - “Но взамен…”

Она делает паузу, наслаждаясь моментом.

“Ты дашь мне обещание, Сэлэй. Когда мне понадобится от тебя услуга - любая услуга - ты согласишься. Неважно, что я попрошу.”

Сэлэй смотрит на умирающую Таллию.

“Какая бы просьба ни была?”

“Какая бы ни была,” - подтверждает Айлас. - “Я могу попросить тебя убить. Или спасти. Или отказаться от власти. Ты согласишься без вопросов.”

Гаэлан хватает брата за руку.

“Сэлэй, это опасно. Ты не знаешь, что она может потребовать.”

Таллия на столе едва дышит. Времени почти не осталось.

“Решай быстро,” - говорит ведьма. - “Или она умрёт.”

“Согласен,” - произносит Сэлэй без колебаний.

Айлас улыбается, обнажая жёлтые зубы.

“Тогда дай мне руку.”

Сэлэй протягивает руку, и ведьма берёт её в свои костлявые ладони. Её глаза начинают светиться.

“Клянусь своей силой, что исцелю эту женщину и верну её к жизни,” - говорит она. - “А ты клянёшься выполнить любую мою просьбу.”

“Клянусь,” - отвечает Сэлэй.

Внезапно по их сомкнутым рукам пробегает магическое пламя. Сэлэй чувствует, как что-то связывает его душу невидимыми нитями.

“Договор скреплён,” - говорит Айлас, отпуская его руку. - “Теперь отойди.”

Она склоняется над Таллией, начинает бормотать заклинания. Её руки светятся зелёным светом.

“Это займёт время. Жди.”

Гаэлан смотрит на брата с беспокойством.

“Что ты наделал?”

Гаэлан отвечает, не отрывая взгляда от магического ритуала:

“Александр в безопасности. Оставил его с Маркусом и Элейн в замке. Они из старой гвардии, надёжные.”

Он поворачивается к Сэлэю.

“Мальчик просил ехать с нами, но я сказал, что папа скоро вернётся с мамой. Он плакал, но остался.”

Айлас продолжает заклинания, зелёный свет пульсирует над Таллией.

“Хорошо, что не взял его с собой,” - говорит Сэлэй. - “Ребёнок не должен был видеть это.”

Гаэлан кивает.

“Он ждёт вас дома. Элейн читает ему сказки, чтобы отвлечь.”

Цвет лица Таллии начинает улучшаться, дыхание становится ровнее.

“Кажется, действует,” - шепчет Сэлэй с надеждой.

Гаэлан отвечает, не отрывая взгляда от магического ритуала:

“Александр в безопасности. Оставил его с Маркусом и Элейн на полпути к замку, в старом форте. Они из старой гвардии, надёжные.”

Он поворачивается к Сэлэю.

“Мальчик просил ехать с нами, но я сказал, что папа скоро вернётся с мамой. Он плакал, но остался.”

Айлас продолжает заклинания, зелёный свет пульсирует над Таллией.

“Хорошо, что не взял его с собой,” - говорит Сэлэй. - “Ребёнок не должен был видеть это.”

Гаэлан кивает.

“Он ждёт вас в форте. Элейн читает ему сказки, чтобы отвлечь.”

Цвет лица Таллии начинает улучшаться, дыхание становится ровнее.

“Кажется, действует,” - шепчет Сэлэй с надеждой.

Прошло несколько часов. Айлас отступает от стола, её руки перестают светиться. Она выглядит измождённой.

“Готово,” - хрипло говорит она. - “Рана была слишком глубокой. Артефакт дал нужное время, чтобы успеть.”

Таллия лежит на столе, её дыхание ровное, но очень слабое. Рана на шее затянулась, но остался тонкий шрам.

“Восстановление будет долгим и болезненным,” - предупреждает ведьма. - “Пару месяцев. Её организм пережил серьёзный стресс.”

Сэлэй осторожно берёт Таллию на руки. Она спит глубоким сном, не реагируя на прикосновения.

“Сейчас она слишком слаба. Пусть спит столько, сколько нужно.”

Гаэлан готовит карету.

“Везём её домой к сыну.”

“Александр ждёт,” - кивает Сэлэй. - “Ему нужно увидеть, что мама жива.”

Айлас провожает их до двери.

“Помни о договоре, Сэлэй. Когда-нибудь я позову тебя.”

Таллия медленно открывает глаза. Знакомый потолок домика в саду. Горло горит огнем, даже глотнуть слюны больно. Тело ломит, словно её переехала карета.

Она пытается повернуть голову и вскрикивает от боли. Рука инстинктивно тянется к шее - там повязка и тупая боль.

Воспоминания обрушиваются лавиной. Фир. Его ложь. Побег. Александр, которого у неё отняли. Укус.

“Какая же я дура,” - думает она, но даже думать больно.

Как она могла быть такой наивной? Поверить красивым сказкам о новой жизни? Подвергнуть опасности сына?

Она пытается сесть, но тело не слушается. Слабость такая, что даже поднять руку тяжело.

Где Александр? Жив ли он? Что с ним сделали?

Паника начинает подниматься в груди, но даже дышать глубоко больно.

Слабость берёт верх, и Таллия проваливается в полудрёму. Время течёт странно - то ли минуты, то ли часы.

Дверь тихо открывается. Сэлэй осторожно входит, стараясь не шуметь. Он держит стакан с водой и какие-то травы.

Таллия открывает глаза, видит его силуэт в дверном проёме. Их взгляды встречаются.

В его тёмных глазах она читает облегчение, заботу, но также и что-то ещё - вину? Сожаление?

Он приближается к кровати медленно, словно боится её спугнуть.

“Александр,” - пытается прошептать она, но звука почти нет.

Сэлэй понимает её без слов.

“Он в безопасности,” - говорит он тихо. - “Спит в соседней комнате. Ждёт, когда мама поправится.”

Таллия закрывает глаза от облегчения. Слёзы текут по щекам.

“Не пытайся говорить,” - добавляет он, ставя стакан на тумбочку. - “Горло должно зажить.”

Последние месяцы они едва обменивались парой слов. Только формальное “привет-пока” при его визитах к Александру.

Теперь Таллия не может говорить, и эта немота кажется ей наказанием. Она виновато закрывает глаза, отворачивается от него.

Сэлэй понимает её жест. Между ними повисает тяжелое молчание - не то, которое было раньше, холодное и отстранённое, а болезненное, полное недосказанности.

Он ставит стакан на тумбочку, его движения осторожные.

“Мне нужно сменить повязку,” - говорит он тихо, обращаясь скорее к воздуху, чем к ней.

Таллия не открывает глаза. Стыд душит её - за наивность, за то, что подвергла опасности сына, за то, что снова оказалась беспомощной.

Сэлэй медлит, не зная, как приблизиться. Раньше между ними была дистанция по взаимному согласию. Теперь всё изменилось.

Таллия слышит его слова о смене повязки и невольно напрягается. Она не хочет, чтобы он прикасался к ней. Не сейчас, когда она настолько уязвима и беспомощна.

Хоть что-то она хочет оставить себе. Хоть крупицу достоинства.

Сэлэй видит её напряжение, понимает без слов. Он знает её достаточно хорошо, чтобы читать эти тонкие сигналы.

“Марта!” - зовёт он.

В комнату входит пожилая женщина-нянечка, та же, что присматривает за Александром.

“Смените повязку,” - говорит он тихо, передавая ей бинты и мазь.

Таллия чуть приоткрывает глаза - в них читается благодарность.

Сэлэй направляется к двери.

“Я буду рядом, если что-то понадобится.”

Он выходит, оставляя её с нянечкой. Марта мягко и заботливо начинает менять повязку.

“Всё хорошо, дорогая,” - шепчет она. - “Всё будет хорошо.”

Марта заканчивает со свежей повязкой, её руки мягкие и заботливые. Таллия чувствует, как новый бинт не так туго сжимает горло, как прежний.

“Спи, милая,” - шепчет нянечка, поправляя одеяло. - “Сон - лучшее лекарство.”

Таллия уже чувствует, как сознание ускользает. Слабость и измождение берут своё. Веки становятся тяжелыми.

Марта тихо собирает использованные бинты и выходит из комнаты, прикрыв дверь.

Таллия погружается в глубокий сон. На этот раз без кошмаров - просто тёмная, целительная пустота. Её тело восстанавливается, заживляет раны.

В соседней комнате тихо сопит Александр. Где-то в доме слышны приглушённые голоса - Сэлэй разговаривает с Мартой о лечении.

Дом погружается в мирную тишину.

В следующие дни к Таллии заходил только Гаэлан. Он приносил отвары от ведьмы, проверял, как заживает рана, рассказывал о том, что происходит в замке.

Сэлэй не появлялся. Только иногда слышны были его шаги в коридоре, но дверь он не открывал.

“Он винит себя,” - говорил Гаэлан тихо, помогая Таллии сделать глоток лечебного отвара. - “Считает, что должен был предвидеть.”

Таллия не могла ответить, только слабо качала головой.

“Александр спрашивает, когда мама будет разговаривать,” - продолжал Гаэлан. - “Сэлэй читает ему сказки, но мальчик хочет к тебе.”

Гаэлан поправлял подушки, заботливо укрывал её.

“Дай себе время. Никто не торопит.”

Таллия благодарно смотрела на него. Гаэлан был единственным, кто не заставлял её чувствовать себя виноватой.

Гаэлан рассказывал осторожно:

“Я чувствовал подвох с Фиром. Интуиция кричала, что что-то не так. Но не настоял…” - он качал головой. - “Мы с Сэлэем думали, что новые друзья пойдут тебе на пользу.”

Таллия отвернулась к стене, стыд жёг её изнутри. Как она могла быть такой слепой? Как поверила в сказки о новой жизни?

Гаэлан быстро понял, что причиняет ей боль.

“Ладно, забудь об этом,” - сказал он, меняя тон. - “Лучше расскажу тебе о том, как я чуть не стал обедом для огромного паука в южных болотах.”

Он начал рассказывать смешную историю о своих приключениях. Его голос стал лёгким, забавным.

“Представляешь, этот паук был размером с карету! А я думал, что это просто большой камень…”

Таллия невольно слушала, отвлекаясь от тяжёлых мыслей. Гаэлан умел рассказывать - живо, с юмором.

Прошла неделя. Говорить было всё также больно, каждое слово давалось с трудом. Но Таллия уже могла встать, пройти несколько шагов до окна, хотя быстро уставала.

Она слышала, как Александр играет в соседней комнате, его детский смех, как он разговаривает с Мартой. Сердце рвалось к нему, но стыд сжирал её изнутри.

Она не хотела, чтобы сын видел такую слабую маму. Не хотела, чтобы он запомнил её бледной, беспомощной, с повязкой на шее.

Когда детские шаги приближались к её двери, Таллия быстро ложилась обратно в кровать, притворяясь спящей.

“Мама спит,” - шептала Марта, уводя мальчика. - “Пусть отдохнёт.”

“А когда она проснётся?” - спрашивал Александр.

“Скоро, солнышко. Скоро.”

Таллия сжимала кулаки под одеялом. Она была такой дурой, что подвергла его опасности. Как теперь смотреть ему в глаза?

Ночи стали для Таллии мучением. Как только она засыпала, начинались кошмары.

Ей снился Фир - его холодная улыбка, когда он сбросил маску. Снились его руки, которые отрывали от неё кричащего Александра. Снились клыки, впивающиеся в шею, и чужая кровь, которую заставляли пить.

Она просыпалась в холодном поту, хватая ртом воздух. Горло болело от беззвучных криков. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот разорвётся.

Во сне она снова и снова переживала тот момент, когда поняла - всё было ложью. Хлеб, который они пекли. Рассказы о брате. Улыбки Александра, доверяющего “дяде Фиру”.

Таллия сидела на кровати, обхватив колени руками, и плакала беззвучно. Она боялась снова заснуть.

За стеной слышалось тихое сопение сына. Единственное, что удерживало её от полного отчаяния.

Через три недели Таллии стало не лучше, а хуже. Рана зажила, но её психика начала сдавать.

Руки дрожали постоянно. Она не могла удержать чашку, не разлив воду. Любой резкий звук заставлял её вздрагивать и оглядываться.

В углу комнаты ей стал видеться призрак Фира. Он стоял там, улыбался своей холодной улыбкой и что-то говорил беззвучно.

“Его нет,” - шептала она себе, но видение не исчезало.

Есть она почти не могла. Всё казалось безвкусным, а в горле стоял ком. Сон приносил только кошмары.

Гаэлан забеспокоился.

“Таллия, тебе нужна помощь,” - говорил он. - “Это не просто физическое восстановление.”

Она качала головой, не в силах объяснить, что происходит с её разумом.

Марта шептала Сэлэю:

“Она не ест, не спит. Что-то говорит воздуху. Боюсь, разум её пострадал.”

Через три недели Таллии стало не лучше, а хуже. Рана зажила, но её психика начала сдавать.

Руки дрожали постоянно. Она не могла удержать чашку, не разлив воду. Любой резкий звук заставлял её вздрагивать и оглядываться.

В углу комнаты ей стал видеться призрак Фира. Он стоял там, улыбался своей холодной улыбкой и что-то говорил беззвучно.

“Его нет,” - шептала она себе еле слышно - говорить всё ещё было больно, но видение не исчезало.

Есть она почти не могла. Всё казалось безвкусным, а в горле стоял ком. Сон приносил только кошмары.

Гаэлан забеспокоился.

“Таллия, тебе нужна помощь,” - говорил он.

Она качала головой, прошептав с трудом:

“Всё… нормально…”

Марта шептала Сэлэю:

“Она не ест, не спит. Что-то шепчет воздуху. Боюсь, разум её пострадал.”

Сэлэй стоит перед дверью в комнату Таллии, собираясь с мыслями. Марта и Гаэлан рассказали ему о её состоянии - дрожащие руки, галлюцинации, отказ от еды.

Он тихо стучит в дверь.

“Таллия? Это я.”

Пауза. Затем едва слышный шёпот:

“Входи…”

Сэлэй открывает дверь и видит её - бледную, исхудавшую, сидящую на кровати. Она смотрит в угол комнаты, где никого нет.

“Как дела?” - спрашивает он осторожно, проходя в комнату.

“Он… он там стоит,” - шепчет она, не отрывая взгляда от угла.

Сэлэй понимает. Он садится на стул рядом с кроватью, не слишком близко.

“Фир мёртв, Таллия. Я убил его собственными руками.”

Она качает головой.

“Но я его вижу… Он улыбается…”

Сэлэй видит, как её взгляд мечется между углом комнаты и его лицом. Он наклоняется чуть ближе.

“Таллия, я могу войти в твои мысли и помочь,” - говорит он тихо. - “Убрать видения, успокоить разум. Но только если ты разрешишь.”

Она смотрит на него испуганно.

“Дашь разрешение?” - спрашивает он, протягивая руку, но не прикасаясь.

Таллия колеблется. Воспоминания о том, как он когда-то нарушил её границы, всплывают в памяти. Но галлюцинации Фира мучают её днём и ночью.

“Это… больно будет?” - шепчет она.

“Нет. Наоборот. Я могу дать тебе покой.”

Она смотрит в угол, где всё ещё видит призрак Фира.

“Я… я не могу больше так,” - шепчет она отчаянно.

Её рука дрожит, когда она медленно протягивает её к нему.

Сэлэй берёт её дрожащую руку в свои ладони. Когда их кожа соприкасается, он чувствует хаос в её разуме - обрывки страха, боли, отчаяния.

И тогда он понимает.

Фир добил в ней последнюю частичку того, что не добил сам Сэлэй три года назад. Тогда он сломал её волю, её дух. А Фир довершил работу - разрушил её способность доверять, надеяться, мечтать.

Месть Фира так или иначе удалась.

Три года назад Таллия была сломлена, но в глубине души сохранила крохи себя. Фир обманул именно эти крохи, предал именно то немногое, что у неё осталось.

Сэлэй закрывает глаза, его челюсти сжимаются. Он чувствует, как её разум мечется в клетке из страха и боли.

“Прости меня,” - шепчет он, не зная, услышит ли она.

Он начинает мягко входить в её сознание, стараясь не причинить больше вреда.

Сеансы помогают. Видения Фира исчезают, разум успокаивается, руки перестают дрожать. Таллия снова может есть, спать без кошмаров.

Но она больше не человек. Она - тень.

Когда Александр прибегает к ней, она обнимает его, гладит по голове, говорит нужные слова. Но улыбки нет. Глаза пустые.

“Мама, а почему ты не смеёшься?” - спрашивает мальчик.

“Мама устала, солнышко,” - отвечает она ровным голосом.

Она выполняет все действия - готовит, убирает, читает Александру сказки. Но в её голосе нет интонаций, в движениях нет жизни.

Сэлэй наблюдает издалека и понимает - он спас её разум, но не душу. Душа умерла вместе с последней надеждой, которую предал Фир.

Марта шепчет Гаэлану:

“Она как кукла. Делает всё правильно, но словно не живая.”

Александр всё чаще прибегает к папе, ища тепла, которого больше нет у мамы.

Сэлэй понимает, что его присутствие может быть для Таллии тяжелым. Слишком много общей истории, слишком много боли. Он старается не докучать ей лишний раз.

Вместо себя он посылает Гаэлана.

“Проведай её,” - говорит он брату. - “Посмотри, как дела. Может, что-то нужно.”

Гаэлан кивает и идет в домик. Таллия сидит у окна, смотрит на сад. Александр играет на полу рядом.

“Привет,” - говорит Гаэлан мягко. - “Как самочувствие?”

“Нормально,” - отвечает она монотонно.

Он садится напротив, наблюдает за ней. Она как фарфоровая статуэтка - красивая, но холодная.

“Может, прогуляемся? Воздух свежий.”

“Не хочу,” - тихо отвечает она.

Гаэлан видит, что даже его присутствие её не тревожит. Она просто… безразлична. Ко всему.

“Александр, хочешь покататься на плечах у дяди?” - предлагает он мальчику.

Гаэлан видит, что даже его присутствие её не тревожит. Она просто… безразлична. Ко всему.

“Александр, хочешь покататься на плечах у дяди?” - предлагает он мальчику.

“Да!” - радостно отвечает ребёнок.

Таллия поворачивается к ним, и Гаэлан замечает - хотя она физически может говорить нормально, её голос всё равно остается тихим шёпотом.

“Будь осторожен,” - шепчет она сыну.

“Обязательно буду,” - отвечает Александр, забираясь на плечи к Гаэлану.

Они выходят в сад. Таллия остается у окна, но теперь смотрит на них.

“Дядя Гаэлан, а почему мама всегда шепчет?” - спрашивает мальчик.

“Мама болела, солнышко. Горлышко ещё не совсем поправилось,” - отвечает Гаэлан, хотя понимает, что дело не в горле.

Шёпот стал её способом быть незаметной, не привлекать внимание к себе.

Сэлэй приходит к сыну, как обычно. Александр радостно бежит к нему, рассказывает о своих играх. Но взгляд Сэлэя невольно останавливается на Таллии.

Она сидит в углу комнаты, тихо штопает одежду. Движения механические, лицо безучастное.

После того как Александр засыпает, Сэлэй не уходит. Он остается в гостиной, где Таллия продолжает шить.

“Таллия,” - говорит он тихо.

Она поднимает глаза, но не отвечает.

“Нужно поговорить.”

“О чём?” - шепчет она, не прекращая работу.

Сэлэй садится напротив неё.

“О том, что происходит с тобой. С нами. С Александром.”

Она замирает, игла застывает в воздухе.

“Ты больше не живёшь. Ты просто существуешь.”

“Этого достаточно,” - шепчет она.

“Нет. Не достаточно. Не для тебя. И не для сына.”

Сэлэй видит, как она напрягается при упоминании о вмешательстве в её разум.

“В голову ты мне больше не разрешаешь, я понимаю,” - говорит он тихо. - “Да, я могу убрать кошмары, загипнотизировать, но не более.”

Таллия прекращает шить, её руки замирают.

“Я могу заставить тебя забыть боль, но не могу заставить снова почувствовать радость. Это должно прийти изнутри.”

Она смотрит на него пустыми глазами.

“А если изнутри ничего не осталось?” - шепчет она.

“Тогда это конец. Для тебя. Для Александра. Для всех нас.”

Сэлэй наклоняется вперёд.

“Сын нуждается в матери, а не в тени. Он уже начал искать тепло у меня, потому что от тебя его не получает.”

Таллия вздрагивает - это первая живая реакция за недели.

“Я… я не могу дать то, чего нет,” - шепчет она.

Сэлэй смотрит на неё долгим взглядом, затем задаёт вопрос, который давно его мучает.

“Таллия, ты ненавидишь меня?”

Она замирает, игла выпадает из рук. Несколько секунд молчания.

“Нет,” - шепчет она наконец.

“Почему?”

“Потому что я никого не ненавижу. Я ничего не чувствую.”

Её голос становится чуть громче, в нём появляется что-то похожее на отчаяние.

“Раньше я тебя ненавидела. Три года назад. Но теперь…” - она качает головой. - “Теперь я просто пустая.”

Сэлэй наклоняется ближе.

“Ненависть - это тоже чувство. Значит, что-то в тебе ещё живо.”

“Была живо,” - поправляет она. - “Фир убил и это.”

Она поднимает глаза на него.

“Ты хочешь, чтобы я снова тебя ненавидела? Это что-то изменит?”

Сэлэй откидывается назад, проводит рукой по лицу.

“Я пытаюсь понять, как тебе помочь,” - говорит он устало. - “Но не знаю, с чего начать.”

Он смотрит на неё.

“Три года назад я сломал твою волю. Фир добил остальное. Теперь от тебя осталась только оболочка.”

Таллия поднимает упавшую иглу, продолжает шить.

“Может, так лучше,” - шепчет она. - “Не болит.”

“Но и не живёшь.”

“Александр получает то, что нужно. Еду, одежду, крышу над головой.”

“Он получает уход, а не любовь.”

Она замирает снова.

“Я не помню, что это такое - любовь. Я помню, что должна её чувствовать, но не помню как.”

Сэлэй понимает масштаб разрушений. Фир не просто причинил боль - он стер саму способность к чувствам.

“Тогда нужно начинать сначала. Учиться заново.”

Таллия поднимает на него взгляд, и в её глазах мелькает тень того, что когда-то было горькой иронией.

“Сэлэй, из тебя плохой учитель,” - шепчет она.

Слова поражают его как удар кинжала. Он замирает, понимая жестокую правду.

“Ты права,” - говорит он тихо. - “Я тот, кто изначально тебя сломал. Как я могу учить тебя снова чувствовать?”

Она кивает, продолжая шить.

“Ты можешь убрать кошмары, успокоить разум. Но научить любить? Радоваться?” - она качает головой. - “Это как просить палача научить жертву танцевать.”

Сэлэй опускает голову.

“Тогда кто? Гаэлан? Марта?”

“Никто,” - шепчет она. - “Может быть, это невозможно. Может быть, некоторые вещи нельзя починить.”

Молчание повисает в воздухе. Сэлэй понимает - он бессилен. Его присутствие может даже мешать её исцелению.

Сэлэй долго молчит, затем неожиданно говорит:

“Поехали со мной в людской город.”

Таллия останавливается, игла замирает в воздухе. Она поднимает на него взгляд.

“Что?”

“В людской город. Возьми Александра. Посмотрите на обычную жизнь.”

Впервые за недели в её глазах появляется что-то похожее на интерес.

“Зачем?”

“Ты мечтала об этом. О библиотеках, пикниках, хлебе по утрам. Фир украл эти мечты, но сами места существуют.”

Она смотрит на него подозрительно.

“Это не ловушка?”

“Нет. Просто… возможность увидеть то, что реально существует. Не сказки, не обман.”

Таллия колеблется.

“Александр… он будет рад?”

“Он будет в восторге. Новые места, новые люди.”

“А ты… ты будешь рядом?”

“Только если захочешь. Могу остаться в гостинице, пока вы гуляете.”

Таллия медленно кивает.

“Хорошо,” - шепчет она. - “Поедем.”

Сэлэй не может скрыть облегчение. Это первое решение, которое она приняла самостоятельно за долгое время.

“Завтра утром?” - спрашивает он осторожно.

“Да.”

Она откладывает шитьё в сторону.

“Нужно собрать вещи для Александра. И для себя.”

“Я организую карету. Удобную, с мягкими сиденьями.”

Таллия встаёт, впервые за недели в её движениях появляется цель.

“Он будет рад,” - шепчет она, думая о сыне. - “Он спрашивал про города. Про других детей.”

“Там есть парк с качелями. И библиотека с детскими книгами.”

Она останавливается у двери.

“Спасибо,” - говорит она тихо.

Сэлэй понимает - это не просто благодарность за поездку. Это благодарность за то, что он не сдался.

На таможне их встречают с особым почтением. Сэлэй показывает документы с печатью Совета Вампиров.

“Лорд Сэлэй,” - кланяется таможенный офицер. - “Дипломатический визит?”

“Частная поездка, но да, официальная,” - отвечает Сэлэй.

Им выделяют охрану - двух вежливых офицеров в форме. Александр с восторгом разглядывает их блестящие пуговицы.

“Мама, смотри! Дядя с пистолетом!” - шепчет он.

Таллия сжимает его руку, но не одёргивает.

Их усаживают в чёрный автомобиль с мягкими сиденьями. Машина трогается, и они въезжают в оживлённый центр города.

За окнами мелькают витрины магазинов, уличные фонари, люди в шляпах и пальто. Пар из труб заводов смешивается с дымом автомобилей.

“Как много людей,” - шепчет Таллия, прижимая к себе сына.

Александр прилип к окну, его глаза горят от восторга.

“Папа, а что это?” - он показывает на трамвай.

“Это трамвай,” - отвечает Сэлэй, наклоняясь к окну рядом с сыном. - “Он ездит по рельсам, как поезд, но по городским улицам.”

Александр следит взглядом за жёлтым вагоном.

“А люди в нём?”

“Да, они едут на работу, домой, в магазины. Как мы сейчас.”

Таллия молча наблюдает за их разговором. Сэлэй терпеливо объясняет сыну каждую деталь города.

“А вон там что?” - Александр показывает на уличного торговца с тележкой.

“Продавец газет. Он кричит новости, чтобы люди покупали газеты.”

“Можно послушать?”

“Конечно. Мы выйдем и погуляем.”

Машина останавливается у большого парка. Охранники выходят первыми, затем открывают дверь для них.

“Добро пожаловать в Центральный парк,” - говорит один из офицеров.

Когда они выходят из машины, Таллия сразу чувствует, как её окружают звуки, запахи, движение большого города. Люди идут во всех направлениях, разговаривают, смеются, кричат.

Она инстинктивно прижимается к Сэлэю, крепко держа Александра за руку.

“Много… слишком много людей,” - шепчет она, её дыхание учащается.

Сэлэй замечает её состояние.

“Охранники, найдите более тихое место,” - говорит он. - “Дальше от толпы.”

Один из офицеров кивает.

“Есть аллея для прогулок VIP-персон. Более спокойная.”

Таллия благодарно смотрит на Сэлэя. Александр тянет её за руку.

“Мама, не бойся. Папа с нами.”

Она кивает, стараясь взять себя в руки, но её тело напряжено как струна.

“Давайте пойдем туда, где тише,” - шепчет она.

Таллия инстинктивно прижимается к Сэлэю, ища защиты от окружающего хаоса. Её рука сжимает его рукав, тело дрожит от напряжения.

“Слишком много… слишком шумно,” - шепчет она, пытаясь спрятаться за его спиной.

Сэлэй чувствует её страх и осторожно кладет руку ей на плечо.

“Всё хорошо. Мы идём в тихое место.”

Александр смотрит на маму с беспокойством.

“Мама болеет?”

“Мама просто устала от шума, малыш,” - отвечает Сэлэй, направляя их к более спокойной аллее.

Охранники расчищают путь, и они попадают на тихую дорожку между деревьями. Здесь гораздо меньше людей, больше пространства.

Таллия медленно отпускает его рукав, но остается рядом.

“Лучше,” - шепчет она. - “Здесь лучше.”

Александр уже разглядывает скамейки и фонтан вдалеке.

“Мама, смотри, уточки!”

Сэлэй чувствует, как её пальцы сжимают его руку, ищут в нём опору. После месяцев холодности и отстранённости это простое прикосновение пронизывает его до самого сердца.

Он любит её. Любил всегда, даже когда причинял боль, даже когда она его ненавидела. И сейчас, когда она доверяет ему свою слабость, когда ищет в нём защиты, он чувствует, как что-то сжимается в груди.

“Всё хорошо,” - повторяет он мягко, стараясь не показать, как сильно его трогает её близость.

Её рука такая маленькая в его ладони, такая хрупкая. Он помнит, какой сильной она была когда-то, как сопротивлялась, как сражалась. Теперь она прячется за его спиной, и он готов защищать её от всего мира.

“Мы можем вернуться, если хочешь,” - говорит он тихо, только для неё.

Александр бежит к фонтану, и Таллия немного расслабляется, но руку не отпускает.

“Нет. Он так рад.”

Сэлэй смотрит на картину перед собой: Александр смеётся у фонтана, Таллия держится за его руку, охранники дискретно следят за безопасностью на расстоянии.

Почти обычная нормальная семья на прогулке в парке.

Почти. Если не знать, что за этим стоит - годы боли, предательства, сломанных душ. Если не видеть, как она всё ещё вздрагивает от резких звуков. Если не помнить, что она держится за его руку не от любви, а от страха.

Но сейчас, в этот момент, когда солнце пробивается сквозь листья, когда их сын радостно машет им от фонтана, когда Таллия делает маленький шаг навстречу жизни - сейчас они действительно выглядят как семья.

“Папа, мама, идите сюда!” - зовёт Александр. - “Тут рыбки!”

Таллия смотрит на сына и впервые за месяцы в её глазах мелькает что-то похожее на тепло.

“Идём,” - шепчет она, и они вместе направляются к фонтану.

Поездка длилась пару дней. Они успели побывать в библиотеке, где Александр с восторгом слушал сказки, которые читала добродушная библиотекарша. Таллия сидела рядом, наблюдая за сыном и другими детьми.

На главной площади они кормили голубей. Александр хохотал, когда птицы садились ему на плечи. Таллия даже улыбнулась - слабо, но искренне.

В кафе они пили горячий шоколад. Сэлэй заказал для Александра пирожное с кремом, мальчик измазался с ног до головы.

“Как в сказке,” - шепнула Таллия, глядя на витрины магазинов.

Они гуляли по торговым улицам, где Сэлэй купил Александру деревянную лошадку, а Таллии - простое, но красивое платье.

“Мне не нужно,” - пыталась она отказаться.

“Нужно,” - настоял он.

Вечером, в гостинице, Александр уснул, держа новую игрушку. Таллия сидела у окна, смотрела на огни города.

“Спасибо,” - сказала она Сэлэю. - “Это… помогает.”

Сэлэй долго смотрит на неё, затем тихо спрашивает:

“Ты бы хотела остаться жить в городе?”

Таллия замирает у окна. Долгое молчание.

“Я… не знаю,” - шепчет она наконец. - “Раньше хотела. Мечтала об этом.”

Она поворачивается к нему.

“Но теперь… я не знаю, чего хочу. Я не знаю, способна ли я вообще что-то хотеть.”

Сэлэй осторожно подходит к окну.

“А если бы была способна? Если бы могла выбирать?”

Таллия смотрит на огни города.

“Александру здесь нравится. Он радуется, смеётся. У него могли бы быть друзья, школа…”

“А тебе?”

“Мне страшно,” - признаётся она. - “Слишком много людей. Слишком много… жизни. Я не помню, как в ней участвовать.”

Она делает паузу.

“Но может быть, это можно… научиться заново?”

Таллия в тревоге смотрит на него, её глаза наполняются беспокойством.

“Я хочу в свой сад,” - шепчет она. - “Домой. К белым розам и ручью.”

Сэлэй видит панику в её взгляде.

“Конечно. Мы завтра утром вернёмся.”

“Здесь… здесь слишком много всего,” - говорит она, прижимая руки к груди. - “Я думала, что готова, но…”

Она смотрит на спящего Александра.

“Ему нравится. Но я не могу. Не сейчас.”

Сэлэй кивает с пониманием.

“Ты не должна заставлять себя. Поездка была о том, чтобы посмотреть, что возможно. Не о том, чтобы остаться.”

Таллия облегчённо выдыхает.

“Мой сад… там тихо. Я знаю каждый куст, каждый камень у ручья. Там я могу дышать.”

“Тогда едем домой,” - говорит он мягко.

В машине по дороге домой Таллия постепенно расслабляется. Знакомые пейзажи за окном, удаление от шумного города успокаивают её.

Александр играет с деревянной лошадкой, тихо цокая языком. Монотонное покачивание кареты, тёплое солнце через окно делают своё дело.

Таллия незаметно клюет носом, её голова склоняется всё ниже. Наконец, она засыпает, её голова мягко опускается на плечо Сэлэя.

Он замирает, боясь пошевелиться и разбудить её. Это первый раз за долгие месяцы, когда она спит спокойно, без кошмаров, без напряжения.

Её дыхание ровное, лицо умиротворённое. Сэлэй осторожно поправляет её шаль, укрывая от сквозняка.

Александр замечает спящую маму и шепчет:

“Папа, мама устала?”

“Да, малыш. Пусть отдохнёт.”

Сэлэй едва дышит, чтобы не потревожить её покой.

В машине по дороге домой Таллия постепенно расслабляется. Знакомые пейзажи за окном, удаление от шумного города успокаивают её.

Александр играет с деревянной лошадкой, тихо цокая языком. Монотонное покачивание кареты, тёплое солнце через окно делают своё дело.

Таллия незаметно клюет носом, её голова склоняется всё ниже. Наконец, она засыпает, её голова мягко опускается на плечо Сэлэя.

Он замирает, боясь пошевелиться и разбудить её. Её дыхание ровное, лицо умиротворённое. Сэлэй осторожно поправляет её шаль, укрывая от сквозняка.

Александр замечает спящую маму и шепчет:

“Папа, мама устала?”

“Да, малыш. Пусть отдохнёт.”

Сэлэй едва дышит, чтобы не потревожить её покой. Её голова лежит на его плече, волосы щекочут щёку. Он чувствует её тепло, слышит тихое дыхание.

После поездки в город что-то изменилось. Таллия стала благосклоннее к приходам Сэлэя. Она не напрягалась, когда он входил в дом, не отворачивалась, когда он говорил с Александром.

Иногда она даже сама обращалась к нему с просьбами.

“Можешь принести дрова?” - шепчет она, когда камин почти потух.

“Александр просит покататься на плечах.”

Сэлэй выполняет её просьбы, не задавая лишних вопросов.

Но она все еще замороженная. Когда он играет с сыном, она наблюдает со стороны, как зритель в театре. Когда он пытается заговорить с ней, отвечает вежливо, но без тепла.

Она позволяет ему быть рядом, но не впускает ближе.

“Спасибо,” - говорит она, когда он приносит дрова.

“Хорошо провел время с сыном?” - спрашивает, когда он укладывает уставшего Александра.

Вежливые вопросы, обычные фразы. Но без злости, без отвращения.

Сэлэй изменился. Он стал мягче, более открытым в проявлении чувств. Понимая, что Таллия не может дать Александру эмоциональное тепло, он начал компенсировать это собой.

“Папа, смотри, что я нарисовал!” - Александр бежит к нему с листом бумаги.

“Это замечательно, сынок,” - Сэлэй берет его на колени, рассматривает каракули. - “Расскажи мне про каждую линию.”

Он смеется над детскими шутками, терпеливо отвечает на бесконечные “почему”, читает сказки разными голосами.

“А теперь голосом дракона!” - просит Александр.

“Я большой и страшный дракон!” - рычит Сэлэй, корча рожицы.

Таллия наблюдает со стороны. Она видит, как Сэлэй дает сыну то, что не может дать сама. Радость, восторг, безусловную любовь.

“Мама, а ты не хочешь играть?” - спрашивает Александр.

“Мама устала, малыш,” - отвечает Сэлэй. - “Давай поиграем вдвоем.”

Он мягко отводит внимание сына от безучастной матери.

Гаэлан приходит, когда Сэлэй играет с Александром в саду. Таллия сидит на крыльце, наблюдая за ними.

“Можно присесть?” - спрашивает он.

Она кивает. Гаэлан садится рядом, не слишком близко.

“Как дела после поездки?”

“Хорошо,” - шепчет она. - “Александру понравилось.”

“А тебе?”

Таллия молчит, думая.

“Я поняла, что не готова. Может, никогда не буду готова.”

Гаэлан смотрит на играющих отца и сына.

“Знаешь, что я вижу?” - говорит он. - “Мальчика, который получает любовь от отца. Это хорошо. Но он тоскует по маме.”

“Я не могу дать ему то, что он хочет.”

“Может, ты можешь дать что-то другое?”

Таллия поворачивается к нему.

“Что ты имеешь в виду?”

“Просто быть рядом. Не пытаться чувствовать. Просто… быть.”

“Я рядом,” - шепчет Таллия, глядя на играющих в саду.

Гаэлан кивает.

“Да, ты рядом. Физически. Но Александр чувствует разницу между присутствием и участием.”

Таллия поворачивается к нему.

“Я кормлю его, одеваю, читаю сказки.”

“Это забота. Но не общение.”

Она смотрит на сына, который строит башню из камней.

“Когда он что-то рассказывает, ты слушаешь его слова. Но не слышишь эмоций за ними.”

“Я не понимаю, что ты хочешь.”

Гаэлан думает, как объяснить.

“Вчера он показывал тебе жука. Ты сказала 'да, красивый'. Но ты не видела, как горели его глаза. Не поняла, что для него это было открытие.”

Таллия молчит.

“Ты можешь просто… смотреть на него. Видеть его, а не обязанности рядом с ним.”

Гаэлан смотрит на неё, обдумывая свои слова. Он видит, что прямые советы не работают - она слишком замкнута в себе.

“Может быть…” - начинает он медленно, - “начать с малого?”

Таллия ждёт объяснений.

“Завтра, когда он покажет тебе что-то, задай вопрос. Любой. 'Где ты это нашёл?' или 'Как ты думаешь, зачем жуку такие лапки?'”

“Зачем?”

“Потому что вопрос заставляет его говорить. А когда он говорит, ты услышишь его голос. Не только слова.”

Гаэлан указывает на Александра.

“Смотри, как он сейчас сосредоточен. Видишь, как кончик языка высунут? Это означает, что он полностью поглощён делом.”

Таллия смотрит и действительно замечает эту деталь.

“Когда ты начинаешь замечать детали, ты начинаешь видеть человека.”

Он встаёт.

“Попробуй завтра. Один вопрос.”

Таллия медленно кивает.

“Хорошо,” - шепчет она. - “Попробую.”

Гаэлан улыбается - не широко, просто слегка.

“Это всё, что нужно. Один маленький шаг.”

Он направляется к выходу из сада, но останавливается.

“Таллия?”

Она поворачивается к нему.

“Ты не сломана навсегда. Просто… спишь. И иногда люди просыпаются по частям.”

После его ухода Таллия остаётся сидеть на крыльце. Александр всё ещё строит башню, его язык высунут от усердия.

Она смотрит на эту деталь, которую раньше не замечала. Видит, как он осторожно балансирует камни, как хмурится от концентрации.

“Мама, смотри!” - зовёт он, показывая готовую башню.

Таллия открывает рот, чтобы сказать привычное “хорошо”, но останавливается.

“Как ты сделал, чтобы она не упала?” - спрашивает она тихо.

Семь лет прошло. Александру теперь десять лет - умный, любознательный мальчик с тёмными волосами отца и зелёными глазами матери.

У него есть учителя, которые приезжают из замка. Математику и историю преподаёт седой профессор Маркус, языки - молодая наставница Элара. А ещё есть ведьма Морган, которая живёт в башне замка и изучает с ним основы магии.

“Пока просто теория,” - объясняет она Сэлэю. - “Способности не проснулись. Но нужно подготовить почву.”

Александр с увлечением изучает древние руны и читает о различных видах магии. Он знает, что особенный, но пока не понимает, насколько.

“Папа, а когда у меня появятся способности?” - спрашивает он.

“Когда будешь готов,” - отвечает Сэлэй. - “Всему своё время.”

Таллия за эти годы стала более присутствующей, но всё ещё отстранённой. Она задаёт вопросы, как советовал Гаэлан, слушает ответы сына. Но тепла в её глазах по-прежнему мало.

За эти годы Таллия нашла себе увлечение - плетение. Начала с простых корзинок из ивовых прутьев, которые росли у ручья.

Её руки, когда-то дрожавшие от травмы, теперь умело переплетают тонкие веточки. Она плетёт корзины для грибов, хлебницы, даже маленькие игрушки для Александра.

“Мама, это для меня?” - спрашивает он, когда она заканчивает плетёную лошадку.

“Да,” - отвечает она тихо, передавая сыну свою работу.

Это занятие успокаивает её. Монотонные движения, сосредоточенность на узоре, ощущение того, что создаёшь что-то красивое и полезное.

Марта хвалит её работу:

“Таллия, эти корзины прочнее купленных на рынке.”

Даже Сэлэй замечает перемены.

“Ты выглядишь… спокойнее, когда плетёшь.”

Таллия кивает, не поднимая глаз от работы.

“Это помогает думать. Или не думать.”

Эти семь лет Сэлэй терпеливо пытался стать ближе к Таллии. Он приносил ей материалы для плетения - особенно красивые ивовые прутья, редкие виды лозы. Помогал с домашними делами, когда она не возражала.

Он говорил с ней о сыне, о погоде, о мелких бытовых вещах. Старался быть полезным, не навязчивым.

“Спасибо,” - говорила она, принимая прутья.

“Хорошо,” - отвечала на его вопросы о самочувствии.

“Да, можешь,” - разрешала, когда он просил остаться на ужин.

Но дальше вежливой благосклонности дело не шло. Она позволяла ему быть рядом, но не впускала в свой мир. Не рассказывала о своих мыслях, не делилась планами.

Когда он садился рядом, она не отстранялась. Но и не приближалась. Сохраняла дистанцию - не враждебную, но чёткую.

Сэлэй понимал, что добился немногого. Но даже эта холодная благосклонность была лучше ненависти или полного отчуждения.

“Терпение,” - говорил себе он. - “Только терпение.”

За эти годы Таллия повзрослела. Ей теперь тридцать два, и хотя она всё ещё выглядит молодо, время оставило свои едва заметные следы.

Тонкие морщинки появились в уголках зелёных глаз, особенно заметные, когда она сосредоточенно плетёт свои корзины. Ещё одна - между бровями, от привычки хмуриться.

Её русые волосы стали чуть длиннее, она заплетает их в простую косу во время работы. Руки стали более жилистыми - от постоянного плетения и домашних дел.

Александр иногда разглядывает её, когда она не замечает.

“Мама, а ты когда-нибудь была маленькой, как я?” - спрашивает он.

“Конечно,” - отвечает она тихо. - “Очень давно.”

Сэлэй тоже замечает эти изменения. Таллия стала выглядеть более зрелой, но не менее красивой. Годы добавили ей какой-то печальной мудрости.

“Время идёт,” - думает он, наблюдая, как она работает в саду. Для вампира семь лет - миг, но для человека это целая эпоха.

За эти годы Таллия повзрослела. Ей теперь тридцать два, и хотя она всё ещё выглядит молодо, время оставило свои едва заметные следы.

Тонкие морщинки появились в уголках зелёных глаз, особенно заметные, когда она сосредоточенно плетёт. Ещё одна - между бровями, от привычки хмуриться.

Её русые волосы стали чуть длиннее, она заплетает их в простую косу во время работы. Руки стали более жилистыми - от постоянного плетения и домашних дел.

Александр замечает эти изменения.

“Мама, у тебя морщинки появились.”

“Да,” - отвечает она просто, не переставая работать.

“А у папы нет. Почему?”

Таллия делает паузу в плетении.

“Потому что папа не стареет. А я старею.”

“А ты умрёшь?”

Вопрос застаёт её врасплох. Она смотрит на сына.

“Когда-нибудь. Но не скоро.”

Александр хмурится, впервые осознавая эту разницу между родителями.

В большом зале замка собрались необычные гости. Старейшая ведьма Селина, древняя как сам замок, сидела во главе стола. Рядом с ней - две её сестры: Морган из башни и Айлас, та самая, что спасла Таллию.

Сэлэй и Гаэлан сидели напротив, атмосфера была торжественной и напряжённой.

“Мальчику десять лет,” - начала Селина, её голос звучал как шелест осенних листьев. - “Скоро его силы начнут просыпаться.”

“Мы готовы,” - отвечает Сэлэй.

“Готовы ли?” - Айлас смотрит на него пронзительно. - “Он полукровка с древней линией. Его способности будут… необычными.”

Морган кивает.

“Я чувствую в нём что-то особенное. Не простую магию. Что-то более глубокое.”

“Что вы предлагаете?” - спрашивает Гаэлан.

Селина складывает древние руки.

“Обучение должно быть… деликатным. Неправильный подход может разрушить его разум.”

“Как его мать когда-то,” - добавляет Айлас значительно.

В большом зале замка за массивным дубовым столом собрались необычные гости.

Старейшая ведьма Селина сидела во главе стола - древняя женщина с серебряными волосами, заплетёнными в сложную косу. Её разноцветные глаза - один голубой, другой фиолетовый - внимательно изучали присутствующих.

Справа от неё - Морган из башни, рыжеволосая ведьма средних лет с острыми чертами лица и умными карими глазами. Она держала в руках посох с кристаллом на вершине.

Слева - Айлас, та самая ведьма, что спасла Таллию. Её лицо было изборождено шрамами, один глаз зелёный, другой серебряный, седые волосы падали на плечи.

Напротив сидели Сэлэй и Гаэлан. Сэлэй выглядел как всегда - высокий, с тёмными волосами и бледной кожей, шрам на левой брови. Гаэлан рядом с ним - рыжий, с зеленоватыми глазами, более расслабленный в позе.

Свечи отбрасывали причудливые тени на каменные стены.

Селина откидывается в кресле, её разноцветные глаза сверкают в свете свечей.

“Время пришло выполнить твою клятву, Сэлэй,” - произносит она медленно.

Сэлэй замирает. Он помнит тот отчаянный момент семь лет назад, когда Таллия умирала, и он согласился на любые условия.

Айлас кивает.

“Ты поклялся выполнить любую нашу просьбу, какой бы она ни была.”

Гаэлан напрягается, его рука инстинктивно движется к оружию.

“Что вы хотите?” - спрашивает Сэлэй, его голос остаётся спокойным, но в глазах читается тревога.

Морган наклоняется вперёд.

“Нам нужна услуга. Большая услуга.”

Селина поднимает руку, на которой виден древний перстень с чёрным камнем.

“В южных землях пробуждается нечто древнее. Нечто, что может разрушить баланс между мирами.”

“И только ты можешь это остановить,” - добавляет Айлас.

Айлас медленно поднимается из-за стола, её серебряный глаз сверкает в свете свечей.

“Время пришло выполнить твою клятву, Сэлэй,” - произносит она торжественно.

Сэлэй ощущает, как что-то сжимается в груди. Магические узы, которые связали его душу семь лет назад, отзываются болезненной вибрацией.

“Семь лет назад ты поклялся выполнить любую нашу просьбу,” - продолжает Айлас. - “Любую, какой бы она ни была.”

Гаэлан смотрит на брата с тревогой.

“О чём речь?”

Селина складывает древние руки на столе.

“Клятва дана. Магия её помнит.”

Сэлэй кивает, его лицо становится каменным.

“Говорите. Чего вы хотите?”

Морган обменивается взглядами с сёстрами.

“Мы расскажем. Но сначала ты должен подтвердить, что помнишь условия.”

“Помню,” - отвечает Сэлэй. - “Любая просьба. Без вопросов, без условий.”

Селина встаёт, её голос становится гипнотическим, пророческим.

“Нам было видение. Пророчество,” - говорит она, и воздух в зале словно густеет. - “Грядёт что-то очень плохое. Плохое и древнее.”

Морган кивает, её глаза закрываются.

“Мир всегда находится в балансе. На любое доброе событие появляется злое. На любой сильный феномен приходит другой.”

Айлас смотрит прямо на Сэлэя.

“Когда силы твоего сына проснутся, проснётся и другая сила.”

Сэлэй напрягается.

“Какая сила?”

“Древняя. Тёмная. Та, что спала тысячелетия, ожидая момента, когда баланс качнётся.”

Гаэлан хмурится.

“Вы говорите, что пробуждение способностей Александра разбудит что-то злое?”

“Не разбудит,” - поправляет Селина. - “Но даст ему силу проявиться. Как две чаши весов - одна поднимается, другая опускается.”

Айлас продолжает, её голос становится деловым.

“Но до этого события ещё далеко. Есть кое-что ближе.”

Селина кивает.

“Тот, что ближе, может сильно повлиять на мир ведьм. А мы не можем себе позволить быть слабыми в будущем.”

Морган наклоняется вперёд.

“Ты должен отдать нам часть людей. И артефактов, которые хранятся у тебя.”

“И подготовить отряд сильных вампиров,” - добавляет Селина. - “Когда я попрошу, они должны помочь нам в сражении.”

Сэлэй слушает, его лицо остаётся невозмутимым.

“И…” - Айлас делает паузу, - “в этот отряд должна входить Таллия.”

Сэлэй резко встаёт, его глаза вспыхивают.

“Что?”

“Одна из нас поможет её подготовить, пока есть время.”

Гаэлан тоже поднимается.

“Вы с ума сошли? Она едва держится на ногах после того, что пережила!”

“Именно поэтому,” - спокойно отвечает Селина. - “Она знает боль. Она выжила. Такие люди - самые сильные воины.”

“Это безумие,” - рычит Сэлэй. - “Таллия никакой не воин.”

Он обходит стол, его движения резкие, полные ярости.

“Зачем она вам?”

Селина остаётся спокойной.

“У неё есть то, что нужно.”

“Что именно?”

Морган отвечает:

“Она прошла через предательство, боль, разрушение. И выжила. В ней есть внутренняя сила, которую она сама не осознаёт.”

Айлас добавляет:

“Кроме того, она мать твоего сына. Связь между ними даёт ей… особые возможности.”

Сэлэй замирает.

“Какие возможности?”

“Когда силы мальчика проснутся, она сможет их… направлять. Успокаивать. Контролировать, если потребуется.”

Гаэлан хмурится.

“Вы хотите использовать материнскую связь как оружие?”

“Мы хотим использовать её как щит,” - поправляет Селина. - “Для всех нас.”

“Это безумие,” - рычит Сэлэй. - “Таллия никакой не воин.”

Он обходит стол, его движения резкие, полные ярости.

“Зачем она вам?”

Селина остаётся спокойной.

“У неё древняя кровь.”

“И что с того?”

“Это всё, что тебе нужно знать.”

Сэлэй останавливается, его глаза сверкают.

“Нет. Если вы хотите забрать её на войну, я имею право знать зачем.”

Айлас качает головой.

“Ты дал клятву. Выполнить любую просьбу. Без вопросов.”

“Это касается жизни матери моего сына!”

“Это не твоё дело,” - холодно отвечает Морган. - “Твоё дело - выполнить клятву.”

Гаэлан вмешивается:

“Хотя бы скажите, какие у неё шансы выжить?”

Селина смотрит на него долгим взглядом.

“Такие же, как у всех. Может выжить. Может не выжить. Война есть война.”

Сэлэй опускается в кресло, проводит руками по лицу.

“Как я скажу ей такое… Я не могу её отдать…”

Он поднимает голову, смотрит на ведьм отчаянно.

“Она только начала понемногу жить спокойной жизнью.”

Селина наклоняется вперёд, её голос становится мягче, но безжалостнее.

“Сэлэй, давай правду. Таллия сейчас не особо-то живёт. Существует.”

Сэлэй замирает.

“Семь лет она плетёт корзинки, кивает на твои слова, выполняет материнские обязанности. Но где она сама?”

Айлас добавляет:

“То, что мы предлагаем, будет для неё в какой-то мере полезно.”

“Полезно?” - Гаэлан смотрит на них недоверчиво. - “Война полезна?”

Морган кивает.

“Иногда только экстремальные обстоятельства могут разбудить то, что спит глубоко внутри.”

Селина смотрит на Сэлэя.

“Она мертва внутри. Мы предлагаем шанс вернуться к жизни.”

Морган кивает, её глаза серьёзны.

“Наша подготовка поможет ей. И нам.”

Сэлэй поднимает голову.

“Что вы имеете в виду?”

“Мы научим её использовать то, что в ней есть. Древняя кровь - это не просто наследство. Это сила, которая спит.”

Айлас добавляет:

“Семь лет она живёт как тень. Мы можем дать ей цель. Смысл.”

Селина встаёт, подходит к окну.

“Боль её сломала. Но боль может и закалить, если правильно её направить.”

Сэлэй смотрит на неё.

“А если она откажется?”

“Тогда ты заставишь её согласиться,” - спокойно отвечает Айлас. - “Клятва обязывает.”

Гаэлан возмущается:

“Вы хотите, чтобы он принуждал её силой?”

“Мы хотим, чтобы он выполнил обещание,” - отвечает Морган. - “Остальное не наша забота.”

Сэлэй поднимает голову, его глаза полны решимости.

“Я могу входить в тот отряд, который вам нужен?”

Ведьмы обмениваются взглядами.

“Ты хочешь защищать её,” - констатирует Селина.

“Да.”

Айлас качает головой.

“Ты слишком важен. Твоя роль в грядущих событиях - другая.”

“Какая роль?”

“Ты должен остаться здесь. Защищать сына, когда его силы проснутся.”

Морган добавляет:

“Кроме того, твоё присутствие может… помешать её развитию.”

Сэлэй хмурится.

“Что вы имеете в виду?”

“Она привыкла полагаться на твою силу. Пусть неосознанно, но полагаться. Если ты рядом, она никогда не найдёт собственную.”

Гаэлан понимает.

“Вы хотите, чтобы она научилась быть сильной без него.”

“Именно,” - кивает Селина. - “Только так она сможет стать тем, кем должна быть.”

Селина поворачивается к Гаэлану, изучая его внимательно.

“Но Гаэлан может присоединиться,” - говорит она. - “Нам нужны ваши артефакты, и твой навык нам полезен.”

Гаэлан выпрямляется.

“Мой навык?”

Морган кивает.

“Ты дипломат. Переговорщик. Умеешь находить решения в сложных ситуациях.”

“И твой артефакт - железный шар с шипами - может быть очень полезен в бою,” - добавляет Айлас.

Сэлэй смотрит на брата с надеждой.

“Гаэлан…”

“Я согласен,” - отвечает тот без колебаний. - “Если не могу защитить её от этого, то хотя бы буду рядом.”

Селина улыбается.

“Хорошо. Тогда в отряд войдут Таллия, Гаэлан и несколько других наших союзников.”

“Когда начнётся подготовка?” - спрашивает Сэлэй.

“Завтра,” - отвечает Айлас. - “Времени мало.”

Морган встаёт, обращаясь к Гаэлану.

“Пойдём в хранилище артефактов. Покажешь, что у вас есть.”

Гаэлан кивает и направляется к двери.

“Мы вернёмся через час,” - говорит он Сэлэю.

Селина и Айлас тоже покидают зал, оставляя Сэлэя одного.

Он остаётся сидеть в кресле, сжимая подлокотники до боли. Ярость, отчаяние, беспомощность - всё смешивается в груди.

Он дал клятву, чтобы спасти Таллию. А теперь эта же клятва может её погубить.

Сэлэй встаёт, начинает ходить по залу. Его шаги эхом отдаются от каменных стен.

“Семь лет,” - шепчет он. - “Семь лет пытался её вернуть к жизни. А теперь…”

Он останавливается у окна, смотрит в сторону сада, где в маленьком домике живёт Таллия с сыном.

“Как я скажу ей? Как объясню, что должен отдать её на войну?”

Кулак со всей силы ударяется о каменную стену.

Вечер. Сэлэй медленно идёт к домику через сад, каждый шаг даётся с трудом. Предстоящий разговор тяжким грузом лежит на сердце.

Он останавливается у дерева, которое только зацвело. Необыкновенно ароматные белые цветы усыпали ветки, их сладкий запах разносится по всему саду.

Сэлэй смотрит на цветы, потом на домик, где горит свет в окнах. Таллия, наверное, читает Александру сказку перед сном.

Он никогда не дарил ей цветы. Никогда не делал таких простых, человеческих жестов. Всегда был практичен - дрова, материалы для плетения, вещи для сына.

Но сегодня… сегодня он должен разрушить её хрупкий мир.

Сэлэй осторожно срывает несколько веток с самыми красивыми цветами. Аромат окутывает его, напоминая о чём-то давно забытом, светлом.

Он сжимает цветы в руке, делает глубокий вдох и направляется к двери.

“Может быть, это поможет,” - думает он. “Может быть, цветы скажут то, что не могут сказать слова.”

В домике Таллия сидит у камина, заканчивает плести небольшую корзинку. Александр уже спит в своей комнате, и дом погружён в тишину.

Она работает при свете огня, её пальцы привычно переплетают ивовые прутья. Это успокаивает, помогает не думать о прошлом или будущем.

За окном слышны шаги. Таллия поднимает голову - Сэлэй приходит позже обычного. Обычно он заходит днём, когда Александр не спит.

Она откладывает корзинку, поправляет простое платье. Интересно, что ему нужно в такой час?

Раздаётся тихий стук в дверь.

“Войдите,” - говорит она негромко.

Дверь открывается, и Сэлэй входит. В руках у него что-то белое, ароматное.

“Добрый вечер,” - говорит он, и в его голосе звучит странная нотка. Неуверенность? Волнение?

Таллия смотрит на него, слегка удивлённая поздним визитом.

“Добрый вечер. Александр уже спит.”

“Я знаю. Я пришёл поговорить с тобой.”

Таллия смотрит на цветы в его руках, и что-то внутри неё сжимается. Её взгляд становится настороженным.

“Поговорить…” - повторяет она медленно, не отрывая глаз от белых цветов. - “Что-то мне это напоминает…”

Она встаёт, откладывая корзинку.

“Только… обычно разговоры у нас не удаются.”

В её голосе слышится осторожность. Она помнит все их серьёзные разговоры за эти годы - они всегда приносили боль, разочарование или тревогу.

“Цветы,” - говорит она тихо. - “Ты никогда не приносил мне цветы.”

Таллия делает шаг назад, инстинктивно отдаляясь.

“Что случилось? Что-то с Александром?”

Её зелёные глаза изучают его лицо, ищут признаки беды.

“Или со мной?”

Она уже знает, что хорошие новости цветами не сопровождают.

Таллия смотрит на цветы в его руках, и в её глазах вспыхивает скептическое выражение.

“Поговорить…” - повторяет она монотонно, не отрывая взгляд от белых цветов. - “Что-то мне это напоминает…”

Она встаёт, откладывая корзинку с видимой досадой.

“Только обычно разговоры у нас не удаются.”

В её голосе звучит усталость, как будто она уже заранее знает, что ей не понравится то, что он скажет.

“Цветы,” - констатирует она безразлично. - “Ты никогда не приносил мне цветы.”

Таллия вздыхает, как человек, который готовится выслушать неприятности.

“Что случилось? Что-то с Александром?”

Её тон скорее раздражённый, чем обеспокоенный.

“Или опять что-то со мной?”

Она уже устала от сложных разговоров, от проблем, от того, что её спокойная жизнь постоянно нарушается.

Таллия смотрит на цветы в его руках, и в её глазах вспыхивает скептическое выражение.

“Поговорить…” - повторяет она монотонно, не отрывая взгляд от белых цветов. - “Что-то мне это напоминает…”

Она встаёт, откладывая корзинку с видимой досадой.

“Только обычно разговоры у нас не удаются.”

В её голосе звучит усталость. Она вспоминает тот вечер много лет назад, когда он тоже пришёл “поговорить” - просил прощения, а она холодно его простила. После этого серьёзных разговоров у них не было.

“Цветы,” - констатирует она безразлично. - “Ты никогда не приносил мне цветы.”

Таллия вздыхает, как человек, который готовится выслушать неприятности.

“Что случилось? Что-то с Александром?”

Её тон скорее раздражённый, чем обеспокоенный. Она уже устала от того, что её спокойная жизнь может быть нарушена.

Сэлэй медлит, поворачивает цветы в руках. Его обычная уверенность куда-то исчезла.

“Они… они только зацвели,” - говорит он, глядя на белые соцветия. - “Аромат очень сильный. Я подумал…”

Он замолкает, не зная, как продолжить.

“Думал, что тебе понравится.”

Таллия скрещивает руки, её терпение на исходе.

“Сэлэй, ты не из тех, кто приносит цветы просто так. Говори, что случилось.”

Он протягивает ей ветки.

“Может, поставишь в воду? Они завянут.”

“Хорошо,” - она берёт цветы, но не отводит от него взгляда. - “Теперь говори.”

Сэлэй смотрит, как она идёт к столу, наливает воду в кувшин, ставит туда цветы. Её движения спокойные, механические.

“Таллия…” - начинает он наконец.

“Да?”

“Сегодня ко мне приходили ведьмы.”

Сэлэй медленно проходит к камину, его голос становится тише.

“Помнишь, когда Фир… когда ты была при смерти?”

Таллия ставит кувшин с цветами на стол, её движения замедляются.

“Помню.”

“Тебя спасли ведьмы. Айлас.”

“Знаю.”

Сэлэй поворачивается к ней.

“Но я не рассказывал тебе о цене.”

Таллия замирает.

“Какой цене?”

“Я дал клятву. Магическую. Что выполню любую их просьбу, когда они попросят.”

Она медленно садится на край стула.

“Любую?”

“Да. Без вопросов, без условий. Я был готов на всё, лишь бы ты жила.”

Таллия смотрит на него долгим взглядом.

“И сегодня они пришли за платой.”

“Да.”

“Что они хотят?”

Сэлэй закрывает глаза.

“Тебя.”

Таллия немного облегчённо удивилась. В её глазах мелькнула смесь удивления и… облегчения?

“Меня?” - переспрашивает она, и в её голосе слышится почти что удивление.

Она выдыхает, словно снимает с себя тяжесть.

“Я думала… я думала, что Александра.”

Сэлэй смотрит на неё, понимая её мысли.

“Нет. Сына они не трогают.”

Таллия кивает, её напряжение явно спадает.

“Тогда… что им от меня нужно?”

Её тон становится более спокойным, деловым. Как будто речь идёт о чём-то обычном.

“Они говорят о войне. О том, что нужен отряд. И ты должна в него войти.”

“Война,” - повторяет она равнодушно. - “И что я должна там делать?”

Сэлэй видит, что она относится к этому как к неизбежности, не более того.

“Я не знаю. Они не объясняют. Говорят только, что у тебя древняя кровь.”

“И что им надо тебя подготовить,” - добавляет Сэлэй.

Таллия поднимает бровь.

“Подготовить к чему?”

“К бою. К использованию твоих… способностей.”

“Каких способностей?” - в её голосе звучит скептицизм. - “Я умею плести корзины.”

Сэлэй качает головой.

“Они говорят о древней крови. О том, что в тебе есть нечто, что может быть полезно.”

Таллия встаёт, подходит к окну.

“Сколько времени на подготовку?”

“Не знаю. Может быть, недели. Может быть, месяцы.”

“А Александр?”

“Останется со мной. Он будет в безопасности.”

Она поворачивается к нему.

“Значит, у меня нет выбора?”

“Нет. Клятва обязывает.”

Таллия кивает, её лицо остаётся спокойным.

“Понятно. Когда начинаем?”

Сэлэй удивлён её реакцией.

“Завтра. Но Таллия…”

“Что?”

“Ты не кажешься… обеспокоенной.”

Таллия поворачивается к нему, её зелёные глаза спокойны и пустынны.

“Сэлэй… мне всё равно. Мне давно уже всё равно.”

Её голос звучит просто, без драмы, как констатация факта.

“Война, мир, жизнь, смерть - какая разница? Я уже давно не живу.”

Сэлэй делает шаг к ней.

“Таллия…”

“Нет,” - она поднимает руку. - “Не надо. Мы оба знаем правду.”

Она возвращается к стулу, садится.

“Александр растёт. Он умный, сильный. У него есть ты, есть учителя. Он справится.”

“А ты?”

“А я…” - она пожимает плечами. - “Я попробую быть полезной. Может быть, война даст мне то, что не смогла дать мирная жизнь.”

“Что именно?”

“Смысл. Или конец. И то, и другое лучше, чем то, что у меня есть сейчас.”

Сэлэй медленно опускается на колени перед её стулом и обнимает её за бедра. Его движения осторожные, полные отчаяния.

Он смотрит на неё снизу вверх, его темные глаза полны боли, но он молчит.

Таллия замирает, не ожидая такого жеста. Она смотрит на его склоненную голову, на то, как его руки дрожат от напряжения.

“Сэлэй…” - шепчет она.

Он не отвечает, только крепче сжимает объятие. Словно пытается удержать её, защитить от того, что неизбежно должно произойти.

Таллия видит его страдание и медленно кладет руку ему на голову. Её пальцы осторожно касаются его темных волос.

“Всё будет хорошо,” - говорит она тихо. - “Так или иначе.”

Он поднимает голову, встречается с её взглядом. В его глазах читается всё - любовь, вина, отчаяние, страх потери.

“Я не хочу тебя потерять,” - шепчет он.

“Меня уже нет,” - отвечает она просто.

Сэлэй медленно отпускает её, встаёт с колен. Его движения тяжёлые, словно каждый жест причиняет боль.

Он смотрит на неё ещё несколько секунд, запоминая её лицо в свете камина. Её спокойные зелёные глаза, русые волосы, тонкие морщинки у глаз.

“Завтра утром за тобой придут,” - говорит он тихо.

Таллия кивает.

“Хорошо.”

Сэлэй направляется к двери, останавливается на пороге.

“Таллия…”

“Да?”

Он хочет что-то сказать, но слова не идут. Что можно сказать женщине, которая считает себя мёртвой?

“Спокойной ночи,” - произносит он наконец.

“Спокойной ночи.”

Дверь тихо закрывается за ним. Таллия остаётся одна с цветами, которые уже начинают наполнять комнату своим ароматом.

Она смотрит на белые соцветия и думает, что это, наверное, последние цветы в её жизни.

Утром к домику приходит Морган. Рыжеволосая ведьма средних лет, с острыми чертами лица и умными карими глазами, одета в практичную дорожную одежду.

Таллия уже собрала небольшую сумку с вещами. Александр завтракает, не понимая, что происходит.

“Мама куда-то едет?” - спрашивает он.

“Ненадолго,” - отвечает Таллия, целуя его в лоб. - “Слушайся папу.”

Морган наблюдает за сценой прощания молча.

“Готова?” - спрашивает она, когда Таллия выходит из дома.

“Да.”

“Мы едем в мою башню. Там будет проходить подготовка.”

Таллия кивает, садится в простую карету. Морган устраивается напротив.

“Ты не спрашиваешь, что тебя ждёт,” - замечает ведьма.

“А есть смысл спрашивать?”

“Обычно люди интересуются.”

Таллия смотрит в окно на проплывающий пейзаж.

“Я не обычный человек.”

Морган изучает её внимательно.

“Нет. Определённо не обычный.”

Сэлэй оставляет Александра с Мартой в домике - замок слишком мрачен для десятилетнего мальчика. Здесь, в саду, где он вырос, ему будет спокойнее.

Первые три дня после отъезда Таллии Сэлэй не отходит от сына. Он учит его стрелять из лука - Александр уже почти подросток, достаточно взрослый для таких уроков.

“Держи спину прямо,” - говорит Сэлэй, поправляя стойку сына. - “Дыши спокойно.”

Александр натягивает тетиву, его зелёные глаза сосредоточены на мишени.

“Вот так, папа?”

“Да. Теперь целься и отпускай на выдохе.”

Стрела попадает близко к центру. Александр радостно оборачивается.

“Хорошо?”

“Отлично. Ты способный ученик.”

Мальчик серьёзнеет.

“Папа, а когда мама вернётся?”

Сэлэй кладёт руку на плечо сына.

“Не знаю, Александр. Но она вернётся.”

“Обещаешь?”

Сэлэй колеблется, затем кивает.

“Обещаю.”

Башня Морган находится на краю леса, высокая каменная конструкция, увитая плющом. Внутри пахнет травами, дымом и чем-то древним, магическим.

Таллию поселили в небольшой комнате на втором этаже. Простая кровать, стол, окно с видом на лес. Ничего лишнего.

“Завтра начинаем,” - сказала Морган, показывая ей комнату. - “Подъём на рассвете.”

Таллия кивнула, разложила свои немногочисленные вещи.

Утром её разбудил звук колокольчика. Морган ждала в нижней комнате, где стояли столы с книгами, склянками, странными предметами.

“Сначала нужно понять, что в тебе есть,” - сказала ведьма. - “Сядь здесь.”

Таллия села на указанный стул. Морган взяла её руку, закрыла глаза.

“Интересно,” - пробормотала она через минуту. - “Очень интересно.”

“Что?”

“Твоя кровь действительно древняя. Но она словно… спит. Глубоко заблокирована.”

“Заблокирована чем?”

“Болью. Отчаянием. Годами подавления себя.”

Глава 1: Первые шаги в транс

Морган зажигает особые травы, дым окутывает комнату сладковатым ароматом. Таллия сидит на полу, скрестив ноги, глаза закрыты.

“Дыши глубже,” - говорит ведьма. - “Позволь сознанию погрузиться.”

Таллия послушно выполняет указания. Мир вокруг размывается, и она оказывается в странном месте - бесконечные коридоры из серого камня.

“Где я?” - спрашивает она.

“В своём сознании,” - отвечает голос Морган откуда-то издалека. - “Иди вперёд. Что видишь?”

Таллия идёт по коридору. Стены холодные, безликие. Нет окон, нет дверей. Только серый камень и тишина.

“Ничего. Просто стены.”

“Странно,” - бормочет Морган. - “Обычно сознание полно образов, воспоминаний…”

Таллия продолжает идти. Коридор кажется бесконечным.

“Попробуй сосредоточиться на каком-то воспоминании.”

“На каком?”

“Любом. Счастливом.”

Долгая пауза.

“Не помню счастливых.”

Глава 7: Совет ведьм

Морган отправляет сообщение старшим сёстрам. Через день в башню прибывают Селина и Айлас.

“Проблемы?” - спрашивает Селина, окидывая взглядом заброшенные магические принадлежности.

“Она слишком заблокирована,” - объясняет Морган. - “Три месяца работы, а результат минимальный.”

Айлас изучает спящую Таллию.

“Покажи её сны.”

Морган проводит ритуал. В воздухе появляются образы - те же серые коридоры, пустота, холод.

“Интересно,” - бормочет Селина. - “Она превратила своё сознание в тюрьму.”

“И сама себе тюремщик,” - добавляет Айлас. - “Что предлагаешь?”

“Шок,” - говорит Селина. - “Нужно что-то, что заставит её почувствовать.”

“Что именно?”

“Угрозу сыну.”

Морган протестует:

“Мы не можем…”

“Не настоящую угрозу. Иллюзию. Но достаточно убедительную.”

Айлас кивает.

“Материнский инстинкт - единственное, что у неё осталось живого.”

“Это жестоко,” - говорит Морган.

“Война жестока,” - отвечает Селина. - “Если мы не сломаем её стены, она умрёт в первом же бою.”

Глава 11: Первое вторжение

“Попробуем войти в чужой сон,” - говорит Морган. - “Я буду спать, ты проникнешь в мой сон.”

Ведьма ложится, выпивает зелье. Таллия закрывает глаза.

“Представь мост между сознаниями,” - инструктирует Айлас.

Таллия концентрируется. Появляется серебряная нить, ведущая в темноту.

“Иди по ней.”

Таллия ступает на нить. Мир меняется - она в чужом сне.

Морган снится лес с яркими цветами и птицами. Ведьма собирает травы.

“Я здесь,” - шепчет Таллия.

Морган поворачивается, удивлённо смотрит.

“Таллия? Как…”

“Учусь.”

“Попробуй что-то изменить,” - советует Айлас.

Таллия сосредотачивается. Цветы блекнут, становясь серыми.

“Стой! Не уничтожай мой сон!” - кричит Морган.

Но Таллия не может остановиться. Серость расползается, птицы замолкают.

“Выходи!” - приказывает Айлас.

Таллия резко просыпается, задыхаясь.

“Что случилось?”

“Ты принесла свою пустоту,” - объясняет Айлас. - “Нужно научиться контролировать это.”

Вы правы, извините. Продолжаю с нужными главами:

Глава 12: Контроль границ

Несколько дней ушло на то, чтобы научить Таллию не заражать чужие сны своей пустотой.

“Представь, что ты в скафандре,” - объясняет Морган. - “Твоя пустота остаётся внутри, не просачивается наружу.”

Таллия снова входит в сон ведьмы. На этот раз лес остаётся ярким.

“Лучше. Теперь попробуй что-то добавить, не разрушая.”

Таллия концентрируется. Среди цветов появляется серая тропинка.

“Хорошо. Ты добавила элемент, но не уничтожила остальное.”

Морган во сне подходит к тропинке.

“Куда она ведёт?”

“Не знаю,” - честно отвечает Таллия.

“Попробуй создать пункт назначения.”

В конце тропинки появляется небольшая хижина.

“Отлично. Ты учишься быть архитектором снов.”

После пробуждения Морган выглядит довольной.

“Прогресс есть. Но нужна практика на разных типах сознания.”

“Каких?”

“Сильных, слабых, враждебных, дружественных. Каждое сознание уникально.”

Глава 17: Возвращение внутрь

После обучения управлению снами Морган говорит: “Теперь исследуй собственные лабиринты.”

Таллия входит в транс. Серые коридоры изменились - в стенах появились трещины со светом.

“Иди глубже, найди центр лабиринта,” - направляет ведьма.

Таллия идёт по знакомым коридорам, замечая новые детали: выбоины в стенах, старые пятна, замурованные двери.

“Здесь что-то заперто,” - останавливается она у одной двери.

“Попробуй открыть.”

Касается камней. Они холодные, но поддаются. Камни выпадают один за другим.

За дверью - маленькая комната. В углу сидит девочка лет семи, обхватив колени.

“Кто это?” - шепчет Таллия.

“Ты сама. Та часть, которую заперла давно,” - отвечает Морган.

Девочка поднимает голову. У неё лицо Таллии, но глаза полны слёз.

“Почему ты меня заперла?” - спрашивает она.

“Я не знаю,” - честно отвечает Таллия, входя в комнату.

Девочка смотрит на неё с упрёком.

“Врёшь. Ты помнишь. Помнишь, как заперла меня после того, как папа умер.”

Таллия вздрагивает. Образ отца - размытый, далёкий.

“Ты сказала, что больше никого не будешь любить. Что любовь причиняет боль. И заперла меня здесь.”

“Я была маленькой…”

“Мне было семь лет,” - девочка встаёт. - “А потом ты закрыла ещё двери. После каждой боли - новая дверь.”

Таллия оглядывается. Замечает другие замурованные проходы.

“Что за ними?”

“Та часть, что любила Сэлэя. Та, что радовалась беременности. Та, что мечтала о счастье с Фиром.”

Голос девочки становится горьким.

“Ты превратила наше сознание в тюрьму. И меня сделала тюремщиком.”

“Я защищалась.”

“От чего? От жизни?”

Морган тихо говорит извне: “Спроси её, что ей нужно.”

“Что тебе нужно?” - спрашивает Таллия.

“Свободы,” - отвечает девочка. - “И чтобы ты перестала бояться чувствовать.”

Таллия резко открывает глаза, дыхание учащённое, на лбу капли пота.

“Хватит,” - говорит она, садясь на кровати.

“Таллия, ты была близко к прорыву…” - начинает Морган.

“Сказала - хватит.”

Таллия встаёт, отходит к окну. Её руки дрожат.

“Я не хочу это делать.”

“Но ты должна. Иначе твои способности останутся ограниченными.”

“Мне достаточно того, что есть. Я могу входить в чужие сны, управлять ими. Этого хватит для войны.”

Морган подходит ближе.

“Таллия, те части тебя, что заперты…”

“Пусть остаются заперты!” - резко поворачивается Таллия. - “Я не хочу их освобождать. Не хочу снова чувствовать.”

“Почему?”

“Потому что когда я чувствую, мне больно. А мне надоело страдать.”

Она садится на стул, обхватывает колени.

“Я научилась тому, что вы хотели. Теперь оставьте меня в покое.”

Морган вздыхает, понимая - принуждение здесь не поможет.

“Хорошо. Пока хватит.”

Морган смотрит на сидящую у окна Таллию и неожиданно улыбается.

“Селина будет довольна,” - говорит она.

“Чему довольна?” - не поворачиваясь, спрашивает Таллия.

“Ты злишься. Ты категорически отказываешься. Ты защищаешь свои границы.”

Таллия оборачивается, хмурясь.

“И что в этом хорошего?”

“Три месяца назад ты бы просто сказала 'хорошо' и продолжила. Без эмоций, без сопротивления.”

Морган садится напротив.

“А сейчас ты сердишься, отстаиваешь свою позицию. Это живая реакция живого человека.”

“Я не хочу быть живой.”

“Но ты уже есть. Злость - это тоже жизнь.”

Таллия молчит, обдумывая слова.

“Кроме того,” - продолжает Морган, - “ты научилась управлять снами. Этого достаточно для боевых задач.”

“Значит, обучение закончено?”

“Основная часть - да. Остальное придёт само, в процессе.”

“В процессе чего?”

“Войны.”

Морган смотрит на сидящую у окна Таллию и неожиданно улыбается.

“Селина будет довольна,” - говорит она.

“Чему довольна?” - не поворачиваясь, спрашивает Таллия.

“Ты злишься. Ты категорически отказываешься. Ты защищаешь свои границы.”

Таллия оборачивается, хмурясь.

“И что в этом хорошего?”

“Три месяца назад ты бы просто сказала 'хорошо' и продолжила. Без эмоций, без сопротивления.”

Морган садится напротив.

“А сейчас ты сердишься, отстаиваешь свою позицию. Это живая реакция живого человека.”

“Я не хочу быть живой.”

“Но ты уже есть. Злость - это тоже жизнь.”

Таллия молчит, обдумывая слова.

“Завтра продолжим обучение,” - говорит Морган. - “Но уже другое. Боевое применение.”

“Какое боевое применение?”

“Ты умеешь входить в сны. Теперь научишься делать это в бою, когда враг не спит.”

“Это возможно?”

“С твоими способностями - да. Но это сложнее.”

Глава 18: Неудача в бою

Морган приводит связанного пленного - вражеского лазутчика, который бодрствует.

“Попробуй войти в его сознание, пока он не спит,” - говорит ведьма.

Таллия концентрируется, протягивает серебряную нить. Но она не может зацепиться - сознание бодрствующего человека слишком активно.

“Не получается.”

“Попробуй ещё.”

Таллия напрягается сильнее. Нить дрожит, но не находит входа.

“Его мысли слишком быстрые, хаотичные.”

Лазутчик смотрит на неё насмешливо.

“Что, ведьмочка, не выходит?”

Таллия отступает, вытирая пот со лба.

“Я не могу. В бодрствующее сознание нельзя войти.”

Морган хмурится.

“Можно. Айлас умеет. Селина умеет. Значит, проблема в тебе.”

“В чём именно?”

“В том, что ты всё ещё заперта. Твоя собственная сила ограничена внутренними стенами.”

Ведьма отпускает пленного.

“Завтра снова работаем с твоими снами. Нужно открыть больше дверей.”

“Я сказала, что не хочу.”

“А я сказала, что это необходимо. Выбора нет.”

Глава 19: Запечатанный кошмар

На следующий день Таллия неохотно входит в транс. Её лабиринт теперь знаком - серые коридоры с трещинами света.

Она идёт глубже, чем раньше, и находит странную дверь. Она не замурована камнями, как другие, а покрыта серебряными печатями.

“Что это?” - спрашивает она.

“Не знаю,” - отвечает Морган. - “Попробуй открыть.”

Таллия касается печатей. Они жгут руку, отталкивают её.

“Больно. Это не моя работа.”

“Чья же?”

Таллия изучает символы на печатях. Они знакомы - вампирская магия.

“Сэлэя,” - шепчет она. - “Он что-то здесь запечатал.”

“Когда?”

“Не знаю. Но печати сильные.”

Морган молчит, обдумывая.

“Попробуй сломать их. Твоё сознание, твоё право.”

Таллия напрягается, давит на печати силой воли. Одна за другой они начинают трещать.

За дверью - абсолютная тьма и звуки. Чей-то смех. Знакомый голос.

“Привет, Таллия.”

Фир. Фир стоит в темноте, улыбается своей холодной улыбкой.

“Скучал по мне?”

Таллия отшатывается от двери, но образ Фира следует за ней.

“Ты думала, я исчез?” - его голос звучит так же, как семь лет назад. - “Я никуда не уходил. Просто был заперт.”

“Ты мёртв,” - шепчет Таллия.

“В реальности - да. Но в твоём сознании я жив. Твой страх, твоя боль дали мне силу.”

Фир обходит её кругом, как хищник.

“Сэлэй запечатал меня, когда лечил твой разум. Но печати слабеют. А ты их сама сломала.”

Морган снаружи чувствует изменения.

“Таллия, что происходит? Твоё сознание… там что-то не то.”

Но Таллия её не слышит. Она смотрит на Фира.

“Что ты хочешь?”

“То же, что и раньше. Разрушить тебя. Только теперь изнутри.”

Он протягивает руку к её лицу.

“Помнишь, как доверяла мне? Как мечтала о новой жизни?”

“Не трогай меня.”

“Или что? Ты позовёшь Сэлэя? Он далеко. Здесь только ты и я.”

“Почему ты здесь?” - спрашивает Таллия, пытаясь сохранить спокойствие.

“Потому что ты меня впустила,” - отвечает Фир, его образ становится более четким. - “Когда поверила мне. Когда захотела сбежать с сыном.”

“Я была обманута.”

“Да? А может, ты просто хотела поверить? Хотела, чтобы кто-то предложил тебе выход?”

Таллия молчит. В его словах есть доля правды.

“Ты устала от своей жизни,” - продолжает Фир. - “От холодности Сэлэя, от одиночества, от того, что просто существуешь.”

“Замолчи.”

“И когда я появился с рассказами о городах, о хлебе по утрам, о простом счастье… ты ухватилась за это как утопающий за соломинку.”

Фир смеется.

“Ты сама выбрала мечту вместо реальности. Я просто дал тебе то, что ты хотела услышать.”

“Ты лгал.”

“Конечно лгал. Но ты хотела, чтобы это была правда. В этом разница.”

Таллия сжимает кулаки.

“Что ты хочешь от меня сейчас?”

“Признания. Признай, что сама виновата в том, что случилось.”

Таллия резко просыпается, вся в холодном поту. Сердце колотится, дыхание рваное. Она осматривает комнату в башне - пуста, только лунный свет проникает через окно.

“Это был сон,” - шепчет она себе. - “Просто сон.”

Но облегчения нет. Что-то изменилось. Воздух кажется тяжелее, тени длиннее.

Морган спит в соседней комнате, не подозревая о том, что произошло.

На следующий вечер Таллия сидит на кровати, плетёт корзинку - это успокаивает. Движения привычные, механические.

“Всё ещё пытаешься убежать в рутину?”

Она поднимает голову. В углу комнаты стоит Фир, прислонившись к стене. Выглядит так же реально, как и всё вокруг.

“Тебя здесь нет,” - говорит Таллия.

“А я и не утверждаю, что есть,” - улыбается он. - “Но это не мешает нам поговорить.”

Таллия не отрывает взгляда от плетения.

“О чём говорить с мёртвым?”

“О живых. О том, что ты делаешь с собой. О том, во что превратилась.”

“Я научилась жить.”

“Это не жизнь. Это имитация.”

Фир появляется регулярно - утром, во время еды, вечером. Не угрожает, просто разговаривает.

“Ведьмы думают, что ты прогрессируешь,” - говорит он однажды.

“Возможно,” - отвечает Таллия равнодушно.

“А ты топчешься на месте. Месяц не можешь открыть новой двери.”

Это правда. Морган всё чаще выглядит разочарованной.

“Почему не рассказываешь им обо мне?” - спрашивает Фир.

“Зачем?”

“Они могли бы изгнать меня.”

Таллия пожимает плечами.

“Ты не сводишь меня с ума. Ты просто… есть. Как тень.”

“И это тебя устраивает?”

“Да. Лучше говорить с мёртвым врагом, чем ни с кем.”

Фир усмехается.

“Ты используешь меня как компанию.”

“Почему бы и нет?”

Морган зовёт на тренировку. Таллия встаёт.

“Увидимся позже,” - говорит он.

“Увидимся.”

Таллия в очередной раз бродит по лабиринту. Останавливается у двери, которую раньше не замечала. Она не замурована, просто заперта на тяжёлый засов.

“Что здесь?” - бормочет она, отодвигая засов.

За дверью - девушка семнадцати лет с её лицом, но совершенно другая. Яростная, сильная. В руках у неё окровавленный нож.

“Наконец-то,” - говорит девушка. - “Думала, никогда не найдёшь эту дверь.”

Вокруг неё лежат трое мужчин. Один без глаз, кровь стекает по его лицу.

“Что это?” - шепчет Таллия.

“Ты забыла? Они избили маму. Обокрали её. Она умерла через неделю.”

Воспоминания нахлынивают волной. Мать, лежащая избитая. Её слабый голос: “Таллия, не надо мести…”

“Но я не послушала,” - говорит семнадцатилетняя. - “Выследила их. Убила всех троих. Этому глаза вырезала - он больше всех смеялся, когда её били.”

“Я была… жестокой.”

“Ты была сильной! Защищала тех, кого любила!”

Девушка подходит ближе.

“А теперь что? Позволила всем делать с собой что хотят. Где твоя ярость? Где твоя сила?”

Таллия смотрит на свою семнадцатилетнюю версию и чувствует, как что-то разрывается в груди. Слёзы текут по щекам - впервые за много лет.

“Я… я скучаю по тебе,” - шепчит она сквозь слёзы.

“Я здесь. Всегда была здесь.”

“Нет. Я тебя похоронила. После того, как Сэлэй сломал меня, я решила, что ярость - это плохо. Что сила - это опасно.”

Молодая Таллия бросает нож, подходит ближе.

“Ты испугалась себя. Испугалась того, на что способна.”

“Да,” - кивает старшая. - “Испугалась.”

“А зря. Эта сила могла защитить тебя. От Сэлэя, от Фира, от всех.”

“Но я выбрала быть слабой. Думала, так безопаснее.”

“И что получила? Боль, предательство, пустоту.”

Таллия вытирает слёзы, но они продолжают течь.

“Я скучаю по своему духу. По тому, как умела постоять за себя.”

“Тогда возьми меня обратно.”

“Как?”

“Перестань бояться быть сильной. Перестань извиняться за то, что можешь причинить боль тем, кто её заслуживает.”

Таллия медленно открывает глаза. На лице всё ещё влажные следы слёз, но что-то в её взгляде изменилось. Появилась искорка, которой не было месяцами.

Морган сидит рядом, внимательно наблюдая.

“Что ты чувствуешь?” - спрашивает ведьма.

“Злость,” - отвечает Таллия, садясь. - “Я чувствую злость.”

“На кого?”

“На себя. За то, что позволила всем сделать меня слабой.”

Морган улыбается - впервые за долгое время искренне довольная.

“Хорошо. Очень хорошо.”

“Почему хорошо? Злость - это плохо.”

“Нет,” - качает головой ведьма. - “Злость - это энергия. Сила. То, что заставляет действовать.”

Таллия встаёт, ходит по комнате. В её движениях появилась решительность.

“Я нашла часть себя, которую потеряла давно.”

“Какую часть?”

“Ту, что не боялась быть опасной.”

Морган кивает.

“Завтра попробуем снова войти в сознание бодрствующего противника. Думаю, теперь получится.”

На следующий день Морган снова приводит пленного - на этот раз молодого разбойника, который бодрствует и пытается вырваться из пут.

“Попробуй ещё раз,” - говорит ведьма.

Таллия садится напротив пленного. Закрывает глаза, но теперь её концентрация другая - не пассивная, а агрессивная.

“Смотри на меня,” - приказывает она разбойнику.

“А пошла ты…”

“Смотри на меня!” - её голос становится жёстче.

Что-то в её интонации заставляет его поднять взгляд. Их глаза встречаются.

Таллия протягивает серебряную нить, но теперь она не ищет вход деликатно. Она вламывается.

“Больно!” - кричит разбойник, дёргаясь.

“Не сопротивляйся,” - холодно говорит Таллия.

Его сознание хаотично, полно страха и злости. Но теперь она не пытается обойти защиты - она их ломает. Грубо, решительно.

Разбойник начинает видеть кошмары наяву. Его глаза расширяются от ужаса.

“Что… что ты делаешь?”

“Показываю тебе правду,” - отвечает Таллия.

В его сознании она создаёт образы всех его жертв. Они окружают его, тянутся к нему.

“Хватит! Хватит!”

Таллия выходит из его разума. Разбойник дрожит, покрыт холодным потом.

“Отлично,” - говорит Морган. - “Теперь ты готова к настоящему бою.”

Вечером Фир появляется как обычно, но на этот раз выглядит задумчивым.

“Ты открыла дверь ярости,” - говорит он.

“Да. И что?”

“Интересно. А дверь любви попробуешь открыть?”

Таллия замирает, её руки останавливаются над плетением.

“Зачем?”

“Из любопытства. Интересно посмотреть, что там за ней.”

“Ничего там нет.”

“Врёшь. Там целый мир. Твоя любовь к Сэлэю, радость от беременности, надежды на счастье…”

“Замолчи.”

“А ещё там твоя любовь ко мне. Да, была и такая. Ты полюбила того Фира, которого я изображал.”

Таллия резко встаёт.

“Этого не было!”

“Было. В глубине души ты начала меня любить. Поэтому предательство так больно ударило.”

Он подходит ближе.

“Попробуй открыть эту дверь. Посмотри на свою способность доверять, любить.”

“Нет.”

“Боишься?”

“Это слишком больно.”

“Больнее, чем ярость?”

“Намного больнее. Ярость даёт силу. А любовь… любовь делает уязвимой.”

Фир усмехается.

“Вот почему ты заперла эти двери намертво. Боишься снова стать беззащитной.”

“А ты помнишь о своих мечтах?” - продолжает Фир. - “Может эту дверь откроешь?”

Таллия садится обратно, её лицо становится задумчивым.

“Какие мечты?”

“О простой жизни. О городе, где пекут хлеб по утрам. О школе для Александра, где у него будут друзья.”

Она поджимает губы.

“Это были не мои мечты. Это ты их в меня вложил.”

“Нет. Я просто дал им форму. А желание было твоим.”

Фир садится напротив.

“Ты мечтала о нормальности. О том, чтобы быть обычной матерью обычного ребёнка. Без вампиров, без магии, без сложностей.”

“Глупые мечты.”

“Почему глупые? Это естественные человеческие желания.”

“Потому что недостижимые. Александр - сын вампира. У него древняя кровь. Он никогда не будет обычным.”

“А ты сама?”

Таллия молчит.

“Ты могла бы мечтать для себя. Не только для сына.”

“О чём мне мечтать?”

“О счастье. О покое. О том, чтобы снова почувствовать радость.”

Таллия качает головой.

“Эта дверь останется заперта.”

Утром в башню прибывают Селина и Айлас. Их лица мрачны, движения торопливы.

“Собирайтесь,” - говорит Селина Морган. - “Времени больше нет.”

“Что случилось?” - спрашивает Таллия.

“Вскрылся древний саркофаг в восточных землях,” - объясняет Айлас. - “Монстр вышел наружу.”

Селина разворачивает карту на столе.

“Уже три деревни уничтожены. Сотни мёртвых. Он питается жизненной силой людей.”

“А при чём здесь я?”

“Этот монстр страшен не только для ведьм,” - говорит Морган. - “Он угрожает всему живому. Но лишь ведьмы могут его остановить.”

Айлас указывает на красные метки на карте.

“И ты с древней кровью - ключевая фигура в ритуале изгнания.”

“Какой ритуал?”

“Объясним в дороге,” - отвечает Селина. - “Берите только необходимое. Выезжаем через час.”

Таллия смотрит на суетящихся ведьм.

“А если я откажусь?”

“Тогда этот мир погибнет,” - просто отвечает Селина. - “И твой сын вместе с ним.”

На лесной дороге отряд ведьм встречается с вампирским отрядом. Гаэлан спешивается, подходит к карете.

“Таллия,” - говорит он, и в его голосе удивление.

Она выходит из кареты. Гаэлан останавливается, изучая её взглядом.

“Ты… изменилась.”

“В каком смысле?”

“Глаза. Они больше не пустые.” - он обходит её кругом. - “И держишься по-другому. Увереннее.”

Таллия пожимает плечами.

“Ведьмы хорошие учителя.”

“Чему они тебя научили?”

“Входить в сны. Ломать чужую волю.”

Гаэлан хмурится.

“Это всё?”

“Разве мало?”

“Таллия, ты выглядишь… опасной. Раньше ты была сломленной, но безобидной. А сейчас…”

“Сейчас я не безобидная?”

“Нет. В тебе есть что-то хищное.”

Селина подходит к ним.

“Время говорить потом. Монстр движется к следующей деревне.”

Гаэлан смотрит на Таллию ещё раз.

“Александр спрашивал о тебе. Каждый день.”

“Он в порядке?”

“Да. Скучает.”

На промышленной дороге отряд ведьм встречается с вампирским отрядом. Паровые экипажи останавливаются, выпуская облака пара. Гаэлан выходит из бронированной кареты.

“Таллия,” - говорит он, и в его голосе удивление.

Она выходит из парового экипажа ведьм. Гаэлан останавливается, изучая её взглядом.

“Ты… изменилась.”

“В каком смысле?”

“Глаза. Они больше не пустые.” - он обходит её кругом. - “И держишься по-другому. Увереннее.”

Таллия пожимает плечами.

“Ведьмы хорошие учителя.”

“Чему они тебя научили?”

“Входить в сны. Ломать чужую волю.”

Селина подходит к ним, разворачивая телеграмму.

“Новости с фронта. Монстр уничтожил ещё одну деревню, но движется не к городам.”

“Куда тогда?” - спрашивает Гаэлан.

“К ведьминым поселениям. Он охотится на нас. Был создан именно для этого тысячи лет назад.”

Айлас добавляет:

“Каждая убитая им ведьма делает его сильнее. Времени почти не осталось.”

Поле боя - заброшенная фабрика на окраине деревни. Монстр огромен - древнее создание из тени и костей, высотой с трёхэтажный дом.

“Позиции!” - кричит Селина.

Вампиры выстраиваются полукругом. Гаэлан запускает свой железный шар - он разделяется на десятки острых осколков, но они проходят сквозь тень монстра.

“Физические атаки не работают!” - кричит он.

“Артефакты!” - отвечает другой вампир, доставая светящийся кинжал.

Ведьмы начинают ритуал. Их голоса сплетаются в единое заклинание, направленное на разум чудовища.

Монстр ревёт, его форма дрожит.

“Сейчас!” - кричит Селина Таллии. - “Он ослаблен!”

Таллия закрывает глаза, протягивает серебряную нить к монстру. Его сознание - древнее, чуждое, полное ненависти к ведьмам.

“Я внутри,” - говорит она. - “Но он сопротивляется!”

“Держите его!” - кричит Айлас вампирам.

Гаэлан и другие воины окружают монстра, их артефакты создают барьер из света, не давая ему двигаться.

Таллия борется с чужим разумом изнутри.

Внутри сознания монстра Таллия видит образы древнего мира.

Величественные существа, похожие на людей, но излучающие божественную силу. Они строят города из света, управляют стихиями одной мыслью.

“Люди-боги,” - шепчет она. - “Которых давно нет на земле.”

Монстр замечает её присутствие, поворачивается к ней.

“КТО СМЕЕТ ВОЙТИ В МОЙ РАЗУМ?”

Его голос гремит, но Таллия не отступает.

“Я - Таллия. У меня древняя кровь.”

Монстр замирает.

“ДРЕВНЯЯ… КРОВЬ?”

“Да. Та же, что и у тебя.”

Образы в сознании монстра меняются. Она видит, как люди-боги создают первых людей из капель своей крови. Как эти люди получают способности - те же, что сейчас называют ведьминскими.

И видит, как из той же древней крови создают монстра - оружие против тех, кто злоупотребляет силой.

“МЫ… РОДСТВЕННИКИ,” - голос монстра становится тише.

“Да. Поэтому только я могу с тобой говорить.”

“Я НЕ ХОТЕЛ УБИВАТЬ. НО МЕНЯ СОЗДАЛИ ДЛЯ ЭТОГО.”

“Я знаю. Но сейчас можешь выбрать.”

Внутри сознания монстра Таллия видит образы древнего мира.

Величественные существа, похожие на людей, но излучающие божественную силу. Они строят города из света, управляют стихиями одной мыслью.

Монстр замечает её присутствие. Вместо слов он посылает образы - кровь, смерть, разорванные тела ведьм. Это приносит ему радость.

Таллия отвечает образом древней крови, текущей в их венах.

Монстр останавливается, посылает новые видения. Люди-боги создают первых людей из капель своей крови. Эти люди получают способности.

Затем из той же крови создают его - оружие для уничтожения тех, кто злоупотребляет силой.

Он показывает свою сущность - убивать ведьм, питаться их силой. Это его природа, его радость.

“Где твоя истинная сущность?” - думает Таллия, исследуя его разум.

Она ищет что-то скрытое, заблокированное. Должна быть изначальная личность, до того как его превратили в оружие.

Но пока находит только жажду крови и древнюю ненависть.

“Не могу найти,” - шепчет она вслух. - “Там только убийца.”

Внезапно рядом с Таллией в сознании монстра появляется знакомая фигура.

“Не получается?” - говорит Фир, материализуясь из тени.

“Ты здесь не можешь быть,” - отвечает Таллия, не отрываясь от поиска.

“Я часть твоего сознания. Где ты - там и я.”

Фир обходит её кругом, пока она пытается найти скрытую сущность монстра.

“Знаешь, почему не можешь найти его истинное лицо?”

“Потому что его нет.”

“Нет. Потому что ты сама заперла свои двери. Как найдёшь чужие замки, если не можешь открыть собственные?”

Таллия останавливается.

“О чём ты?”

“Ты ищешь в нём человечность, доброту, мир. Но сама отказываешься от этого в себе.”

Он указывает на образы вокруг - кровь и разрушения.

“Это тебе знакомо, правда? Ты тоже умела убивать. Помнишь троих мужчин?”

“Это другое.”

“Нет. Это одно и то же. Ты боишься увидеть в нём то, что есть в тебе. И поэтому не можешь найти то, что спрятано.”

Таллия медленно садится в странном пространстве сознания монстра, окружённая образами древнего насилия.

“Фир,” - говорит она устало. - “Каждый раз, когда я доверяла вампирам, людям, миру - этот мир меня предавал.”

Фир садится напротив, его образ становится мягче.

“Расскажи.”

“Я думала, что смогу быть свободной. Мечтала о простой жизни, о любви, о счастье.” - её голос становится горьким. - “Но моя роль всегда была одна - жертва.”

Она смотрит на руки.

“Сначала смерть родителей. Потом Сэлэй сломал меня. Потом ты предал. Даже ведьмы используют меня как инструмент.”

“И ты смирилась?”

“Да. Я смирилась с этой ролью. И несу её долгие годы.”

Фир наклоняется вперёд.

“А что, если роль жертвы - это тоже выбор?”

“Что ты имеешь в виду?”

“Что если ты сама выбираешь быть жертвой, потому что так безопаснее? Жертва не несёт ответственности за свои действия.”

Таллия молчит, обдумывая его слова.

“Да, ты прав,” - говорит Таллия, опуская голову. - “Потому что сил у меня нет.”

Фир внимательно смотрит на неё.

“Они хотят, чтобы я победила этого монстра. Но как?” - её голос срывается. - “Я не способна сделать это, Фир.”

Она обхватывает колени руками.

“Что они хотят от больной меня? Разве я здорова, раз разговариваю с тобой?”

Фир молчит несколько секунд.

“А может, разговор со мной - это не болезнь?”

“Что ты имеешь в виду?”

“Может, я не галлюцинация. Может, я часть тебя, которую ты отказываешься принять.”

Таллия поднимает голову.

“Какая часть?”

“Та, что умеет видеть правду. Та, что не боится говорить неприятное. Твоя внутренняя честность.”

Он указывает на окружающие их образы монстра.

“Ты не можешь найти его скрытую сущность, потому что боишься найти свою собственную.”

“Какую свою сущность?”

“Ту, что способна на большее, чем роль вечной жертвы.”

Таллия отворачивается от Фира и смотрит на монстра. В его сознании кипят образы разрушения, но теперь она видит их по-другому.

“Ты тоже жертва,” - шепчет она, глядя на древнее создание.

Монстр посылает ей образ - его создание, как люди-боги вливают в него ненависть, программируют на убийство.

“Тебя тоже использовали. Сделали оружием против твоей воли.”

Новые образы - монстр в момент создания, когда он был чем-то другим. Не злом, просто… пустым. Чистым.

“Ты не хочешь убивать,” - понимает Таллия. - “Тебя заставляют.”

Монстр замирает. Впервые его образы становятся неуверенными.

Таллия протягивает руку к его сознанию.

“Мы оба жертвы. Но мы можем выбрать.”

Она чувствует, как что-то сдвигается в его разуме. Глубоко, очень глубоко, под слоями ненависти и программирования.

“Там есть что-то,” - говорит она Фиру. - “Что-то, что они заперли так же, как я заперла себя.”

Таллия смотрит прямо в центр сознания монстра.

“Скажи своё имя,” - просит она. - “У тебя должно быть имя.”

Монстр замирает. Долгая пауза. Затем приходят образы - не слова, а ощущение. Что-то древнее, забытое.

Тень имени, едва различимая: Терах.

“Терах,” - повторяет Таллия. - “Почему ты проснулся именно сейчас?”

Новые образы заполняют пространство. Равновесие мира, качающееся как весы. С одной стороны - растущая сила Александра, пока ещё спящая. С другой - пробуждение Тераха.

“Баланс,” - понимает она. - “Когда светлая сила готовится проснуться, просыпается и тёмная.”

Терах посылает образ мальчика с зелёными глазами и тёмными волосами. Александра.

“Ты чувствуешь его силу,” - говорит Таллия. - “Она заставила тебя проснуться.”

Ещё образы - древний закон баланса, неизбежность противостояния света и тьмы.

“Но это не значит, что ты должен убивать,” - продолжает она. - “Баланс можно поддерживать по-разному.”

Терах посылает новые образы, и Таллия видит его прошлое.

Молодое божественное существо, красивое, но слабое по меркам своих собратьев. Другие боги создают миры, управляют стихиями, а он едва может изменить цвет листьев.

Затем появляются люди-ведьмы первого поколения, наделенные частью божественной силы. Они смеются над слабым богом, издеваются над ним.

Образы становятся болезненными. Ведьмы изуродовали его облик, превратив красоту в уродство. Глумились над его слабостью, заставляли служить себе.

“Они заперли тебя,” - понимает Таллия. - “Превратили в оружие против твоей воли.”

Терах посылает образ боли, унижения, ярости, копившейся тысячелетиями.

“Ты мстишь,” - говорит она. - “Мстишь тем, кто тебя унизил.”

Новый образ - бесконечная жажда крови ведьм, желание видеть их страх, как когда-то они заставляли страдать его.

“Я понимаю,” - шепчет Таллия. - “Я тоже знаю, что такое быть слабой среди сильных. Быть игрушкой в чужих руках.”

Терах посылает новые образы, и Таллия видит величественную женскую фигуру - его божественную мать.

Богиня находит своего изуродованного сына, видит, что с ним сделали. Её ярость сотрясает основы мира.

“Твоя мать,” - понимает Таллия.

Образ мести, страшной и справедливой. Богиня решает наказать людей за то, что они сделали с её ребёнком.

Последующие поколения людей она лишает способностей - то, что когда-то было даром, постепенно исчезает из крови потомков.

“Поэтому сейчас так мало ведьм,” - шепчет Таллия. - “Способности были отняты.”

Но изначальным обидчикам - первым ведьмам - богиня дарует Тераху особую силу. Силу находить их, чувствовать их кровь, питаться их магией.

“Она сделала тебя их проклятием,” - понимает Таллия. - “Дала возможность отомстить.”

Терах посылает образ удовлетворения, радости от каждой убитой ведьмы. Это не просто программа - это благословение матери на месть.

“Но те ведьмы давно мертвы. Почему ты убиваешь их потомков?”

Терах посылает смутные, размытые образы. Нет четкого понимания, нет размышлений.

Просто инстинкт - чувствует запах ведьминской крови и убивает. Так было всегда. Так надо.

“Ты не думаешь об этом,” - понимает Таллия. - “Просто действуешь по привычке.”

Образы становятся более ясными. Тысячи лет одного и того же - найти ведьму, убить, питаться её силой. Никаких вопросов, никаких сомнений.

“Как животное,” - говорит она. - “Ты стал как хищник, который охотится инстинктивно.”

Терах посылает образ согласия. Да, именно так. Месть стала привычкой, привычка стала природой.

“Но ты же был богом,” - продолжает Таллия. - “У тебя был разум, была личность. Где всё это?”

Новые образы - боль стерла мысли, ярость заменила чувства. То, кем он был, погребено под слоями ненависти и времени.

“Ты просто забыл, кем был до боли,” - шепчет она. - “Как и я.”

“Я мечтала быть свободной,” - говорит Таллия, и в её голосе появляется что-то новое. - “Жить ту жизнь, что хотела.”

Она закрывает глаза, и впервые за годы позволяет себе вспомнить.

“Маленький дом в городе. Утром печь хлеб, чтобы пах весь дом. Александр идёт в школу к обычным детям, у него есть друзья.”

Образы становятся ярче.

“Я работаю в библиотеке или швейной мастерской. Что-то простое, спокойное. Вечерами читаю книги у камина.”

Терах слушает, его сознание поворачивается к ней с любопытством.

“По выходным мы гуляем в парке, кормим уток. Александр рассказывает мне о школе, о том, что узнал нового.”

Её голос становится мягче.

“Никто не знает о вампирах, о магии, о древней крови. Мы просто… обычная семья. Мать и сын.”

Она открывает глаза.

“Это была моя мечта. Простая человеческая жизнь.”

Терах посылает ей образ понимания. У него тоже была мечта - быть принятым, любимым, не презираемым за слабость.

Таллия смотрит прямо в центр сознания Тераха.

“Я принимаю тебя,” - говорит она просто.

Терах замирает. Образы в его сознании останавливаются, словно время застыло.

“Тебя отвергли за слабость. Над тобой смеялись, тебя унижали. Но я принимаю тебя таким, какой ты есть.”

Она протягивает руку к его сущности.

“Ты был молодым богом, не самым сильным. И в этом нет ничего плохого. Не все должны быть всемогущими.”

Терах посылает слабый, неуверенный образ - удивление, недоверие.

“Я тоже была слабой,” - продолжает Таллия. - “Меня тоже ломали, использовали. Но теперь я понимаю - мы не обязаны быть сильными для других.”

Что-то глубоко в сознании Тераха начинает шевелиться. Забытые воспоминания, погребённые под болью.

“Ты достоин принятия. Достоин любви. Не за силу, а просто за то, что ты есть.”

В глубине его разума появляется слабый свет - то, что было заперто тысячелетиями.

“Ты свободен,” - шепчет Таллия. - “Больше нет проклятия.”

Терах замирает, затем его форма начинает меняться. Ненависть тысячелетий растворяется.

Но перед исчезновением он посылает ей последние образы.

“Знаешь ли ты, как были рождены вампиры?”

Видения заполняют пространство. Другая эпоха, когда боги ещё ходили по земле. Один из них - красивый, гордый, жестокий - восстал против собратьев.

За это его прокляли. Лишили божественного света, но оставили силу и бессмертие. Он стал первым вампиром.

“Сэлэй,” - понимает Таллия. - “Он потомок падшего бога.”

Терах показывает, как этот бог создавал себе подобных, передавая проклятие через кровь.

Затем его форма рассыпается на светящиеся осколки. Он становится ветром, землёй, небом - возвращается к природе, освобождённый от ненависти.

“Спасибо,” - его последний образ.

Таллия остаётся одна, храня знание о происхождении вампиров.

Таллия резко открывает глаза, возвращаясь в реальность. Монстр исчезает, рассыпаясь светящейся пылью, которая поднимается к небу.

К ней подбегает Гаэлан, его лицо перепачкано сажей от боя.

“Таллия! Что случилось? Он просто… растворился!”

Она медленно поднимается с земли, её ноги дрожат от усталости.

“Я освободила его,” - говорит она тихо.

“Освободила? Как?”

“Он не был злом. Он был жертвой, как и я.”

Гаэлан хватает её за плечи.

“Ты в порядке? Выглядишь странно.”

Таллия смотрит на него, в её глазах новое понимание.

“Гаэлан… я знаю, откуда произошли вампиры.”

“Что?”

“Сэлэй… он потомок падшего бога.”

Ведьмы подходят к ним, их лица выражают облегчение и изумление.

“Как ты это сделала?” - спрашивает Селина.

“Я показала ему, что он не одинок в своей боли,” - отвечает Таллия. - “И он выбрал свободу.”

Таллия смотрит на Гаэлана, в её глазах новое понимание.

“Гаэлан… я знаю, откуда произошли вампиры.”

“Что?”

“Не только Сэлэй,” - она качает головой. - “Все вампиры. Вся ваша раса.”

Гаэлан хмурится.

“Объясни.”

“Был бог. Красивый, гордый, жестокий. Он восстал против собратьев.”

Таллия садится на обломок стены, силы покидают её.

“За это его прокляли. Лишили божественного света, но оставили силу и бессмертие. Он стал первым вампиром.”

“Первым?”

“Да. А потом создавал себе подобных, передавая проклятие через кровь. Все вампиры - его потомки. Потомки падшего бога.”

Ведьмы подходят ближе, слушая.

“Вот почему вы такие сильные,” - продолжает Таллия. - “Вот почему бессмертные. В вас течёт божественная кровь, но искажённая проклятием.”

Гаэлан садится рядом.

“А древняя кровь людей?”

“От других богов. Тех, что не пали. Поэтому мы можем противостоять друг другу.”

Таллия замирает, её глаза расширяются от осознания.

“Наш сын…” - шепчет она. - “Его сила… Она будет соединять силы древней крови.”

Гаэлан смотрит на неё, не понимая.

“Что ты имеешь в виду?”

“Александр - наполовину вампир, наполовину человек с древней кровью,” - её голос дрожит. - “В нём течёт кровь падшего бога от Сэлэя и кровь непавших богов от меня.”

Она встаёт, её лицо бледнеет.

“Он соединяет в себе то, что было разделено проклятием. Свет и тьму, божественное и падшее.”

Селина подходит ближе.

“Ты понимаешь, что это значит?”

“Он по сути божество,” - шепчет Таллия. - “Не полубог, не потомок. Настоящее божество, восстановленное в полной силе.”

Гаэлан хватает её за руку.

“А что это значит для мира?”

“Не знаю,” - честно отвечает она. - “Но теперь понимаю, почему все так боятся его пробуждения.”

“Мы должны немедленно вернуться,” - говорит Селина. - “И предупредить Сэлэя.”

Таллия замирает, её глаза расширяются от осознания.

“Наш сын…” - шепчет она. - “Его сила… Она будет соединять силы древней крови.”

Гаэлан смотрит на неё, не понимая.

“Что ты имеешь в виду?”

“Александр - наполовину вампир, наполовину человек с древней кровью,” - её голос дрожит. - “В нём течёт кровь падшего бога от Сэлэя и кровь непавших богов от меня.”

Она встаёт, её лицо бледнеет.

“Он соединяет в себе то, что было разделено проклятием. Свет и тьму, божественное и падшее.”

Селина и другие ведьмы обмениваются значительными взглядами.

“Он по сути божество,” - шепчет Таллия. - “Не полубог, не потомок. Настоящее божество, восстановленное в полной силе.”

Гаэлан хватает её за руку.

“А что это значит для мира?”

Айлас тихо говорит:

“Мы это знали. Именно поэтому вы оба были нужны для ритуала.”

Таллия оборачивается к ведьмам.

“Вы знали? И не сказали?”

“Некоторые истины нужно открыть самому,” - отвечает Селина.

В паровом экипаже, направляющемся домой, Таллия сидит у окна, глядя на проплывающий пейзаж. Гаэлан устроился напротив.

“Ты молчишь уже два часа,” - говорит он.

“Думаю.”

“О чём?”

Таллия поворачивается к нему.

“О том, что ведьмы всё знали. О происхождении вампиров, о природе Александра. И использовали нас.”

“Как всегда,” - вздыхает Гаэлан. - “Но результат важнее мотивов.”

“А ты не злишься? Узнав, что вы потомки падшего бога?”

Гаэлан пожимает плечами.

“Честно? Это многое объясняет. Почему мы такие… сложные. Почему в нас борются противоположности.”

“А Сэлэй как отреагирует?”

“Тяжело. Он и так винит себя за всё. А теперь узнает, что носит в себе божественное проклятие.”

Таллия смотрит в окно.

“А Александр… Что будет, когда его силы проснутся?”

“Не знаю. Но теперь понимаю, почему все так боятся этого момента.”

“Гаэлан, я изменилась за эти месяцы.”

“Вижу. Ты больше не та сломленная женщина.”

“Но и не та, что была раньше.”

В паровом экипаже, направляющемся домой, Таллия сидит у окна, глядя на проплывающий пейзаж. Гаэлан устроился напротив.

“Ты молчишь уже два часа,” - говорит он.

“Думаю.”

“О чём?”

Таллия поворачивается к нему.

“О том, что ведьмы всё знали. О происхождении вампиров, о природе Александра. И использовали нас.”

“Как всегда,” - вздыхает Гаэлан. - “Но результат важнее мотивов.”

“А ты не удивлён? Узнав, что вы потомки падшего бога?”

Гаэлан усмехается.

“Честно? Мы и так знаем, что проклятые. Теперь просто понимаем откуда проклятие. Даже лестно как-то - божественное происхождение.”

“А Сэлэй как отреагирует?”

“Спокойно. Для него это просто объяснение того, что он всегда чувствовал.”

Таллия смотрит в окно.

“А Александр… Что будет, когда его силы проснутся?”

“Вот это действительно пугает. Божество в теле ребёнка.”

“Гаэлан, я изменилась за эти месяцы.”

“Вижу. Ты больше не та сломленная женщина.”

“Но и не та, что была раньше.”

В паровом экипаже, направляющемся домой, Таллия сидит у окна, глядя на проплывающий пейзаж. Гаэлан устроился напротив.

“Ты молчишь уже два часа,” - говорит он.

“Думаю.”

“О чём?”

Таллия поворачивается к нему.

“О том, что ведьмы всё знали. О происхождении вампиров, о природе Александра. И использовали нас.”

“Как всегда,” - вздыгает Гаэлан. - “Но результат важнее мотивов.”

“А ты не удивлён? Узнав, что вы потомки падшего бога?”

Гаэлан пожимает плечами равнодушно.

“Мы живём с проклятием бессмертия уже века. Жажда крови, невозможность ходить под солнцем, отчуждение от живых. Узнать, что это божественное проклятие? Ну и что?”

“То есть тебе всё равно?”

“Проклятие есть проклятие. Неважно, от кого оно. Мы давно приняли свою природу.”

“А Сэлэй как отреагирует?”

“Пожмёт плечами. Он живёт с грузом четырёх веков. Ещё одна история о происхождении его не волнует.”

Таллия смотрит в окно.

“А Александр… Что будет, когда его силы проснутся?”

“Вот это другое дело. Божество - это не шутки.”

“Ты изменилась, Таллия,” - говорит Гаэлан, изучая её лицо.

“В каком смысле?”

“Стала увереннее. Раньше ты сидела как тень, сейчас… сейчас занимаешь пространство.”

Таллия кивает.

“Я разрешила себе злиться. Оказывается, это даёт силу.”

“Вижу. И ещё что-то… жестокость.”

“Да,” - она не отрицает. - “Когда я ломала разум того разбойника, мне это понравилось.”

Гаэлан хмурится.

“Это не пугает тебя?”

“Нет. Жестокость - это инструмент. Как нож. Можно резать хлеб, можно защищаться.”

Она смотрит на руки.

“Раньше я боялась причинить боль кому-то. Теперь понимаю - некоторые люди боль заслуживают.”

“А что насчёт Александра?”

Лицо Таллии мягчеет.

“Я чувствую к нему больше. Намного больше, чем раньше.”

“Но?”

“Но пока не готова это показывать. Боюсь, что если открою сердце полностью, снова стану уязвимой.”

“И что будешь делать?”

“Медленно. Постепенно. Как учусь жить заново.”

“Ты изменилась, Таллия,” - говорит Гаэлан, изучая её лицо.

“В каком смысле?”

“Стала увереннее. Раньше ты сидела как тень, сейчас… сейчас занимаешь пространство.”

Таллия кивает.

“Я разрешила себе злиться. Оказывается, это даёт силу.”

“Вижу. И ещё что-то… жестокость.”

“Да,” - она не отрицает. - “Когда я ломала разум того разбойника, мне это понравилось.”

Гаэлан хмурится.

“Это не пугает тебя?”

“Нет. Жестокость - это инструмент. Как нож. Можно резать хлеб, можно защищаться.”

Она смотрит на руки.

“Раньше я боялась причинить боль кому-то. Теперь понимаю - некоторые люди боль заслуживают.”

Таллия поворачивается к окну, и в её мыслях проносится: “И я чувствую к Александру больше. Намного больше, чем раньше. Но пока не готова это показывать. Боюсь, что если открою сердце полностью, снова стану уязвимой.”

“Что дальше?” - спрашивает Гаэлан.

“Медленно. Постепенно. Как учусь жить заново.”

Таллия смотрит на Гаэлана, и вдруг в груди что-то сжимается.

“Гаэлан,” - говорит она тихо.

“Да?”

“Спасибо.”

Он поднимает бровь.

“За что?”

“За Александра. За все эти годы.”

Гаэлан молчит, ожидая продолжения.

“Ты дарил ему улыбки, когда я не могла. Рассказывал истории, смешил его. Показывал, что мир может быть интересным.”

Её голос становится тише.

“Отвлекал его от отстранённой мамы.”

Гаэлан качает головой.

“Таллия…”

“Нет, это правда. Я видела, как он бежит к тебе с радостным криком. Как рассказывает о твоих приключениях. Ты дал ему то, что я не могла.”

Она смотрит в окно.

“Детство должно быть полно смеха. И если я не могла его дать, хорошо, что был ты.”

Гаэлан тянется к её руке.

“Ты была рядом. Это тоже важно.”

“Физически рядом. Но не эмоционально.”

“Зато теперь можешь изменить это.”

“Знаешь,” - говорит Таллия, поворачиваясь к Гаэлану. - “Я хочу уйти.”

“Куда?”

“Пожить с ведьмами. Пока не проснутся способности сына.”

Гаэлан хмурится.

“Зачем?”

“Я должна быть сильной, готовой быть рядом в этот период.”

Таллия смотрит на руки.

“Когда его силы проявятся, ему понадобится мать, которая сможет его понять, направить. А не сломленная женщина, которая боится собственных эмоций.”

“Таллия, ты уже изменилась…”

“Недостаточно. Я научилась входить в сны, ломать чужую волю. Но мне нужно больше.”

Она встречается с его взглядом.

“Ведьмы знают вещи, которые помогут мне стать тем, кем я должна быть. Матерью божества.”

“А Александр? Он будет скучать.”

“Знаю. Но лучше короткая разлука, чем мать, которая не сможет его защитить, когда придёт время.”

Гаэлан молчит, обдумывая.

“Сколько времени?”

“Не знаю. Может, год. Может, больше.”

“У моего сына есть два прекрасных мужчины рядом,” - продолжает Таллия. - “Они справлялись с родительской ролью лучше меня.”

Гаэлан хочет возразить, но она останавливает его жестом.

“Я не доверяла вам. Ни тебе, ни Сэлэю. В большинстве вещей не доверяю до сих пор.”

Она делает паузу.

“Но… в ситуации с сыном. Я знаю, что могу оставить его вам.”

Гаэлан внимательно слушает.

“Ты учишь его стрелять, рассказываешь истории, показываешь мир. Сэлэй дает ему знания, силу, защиту.”

Таллия смотрит в окно.

“А что даю я? Механическую заботу. Еду, одежду, правильные слова. Но не радость, не тепло.”

“Ты даёшь стабильность.”

“Этого мало для сына божества. Ему нужна мать, которая сможет понять его силу, направить её. Не испугаться её.”

Она поворачивается к Гаэлану.

“А для этого мне нужно сначала разобраться с собой.”

“Судьба удивительная штука,” - говорит Таллия с горькой усмешкой.

Гаэлан смотрит на неё вопросительно.

“Сначала Сэлэй уничтожает меня, используя то, что я не могу оставить сына. Держит меня в клетке из материнской любви.”

Она качает головой.

“Теперь я делаю это добровольно. Оставляю Александра, чтобы стать лучшей матерью.”

“Но это другое,” - говорит Гаэлан.

“Да. Тогда я была заложницей собственных чувств. Сейчас я использую их как инструмент для роста.”

Таллия смотрит в окно.

“Тогда страх потерять сына парализовал меня. Сейчас любовь к нему заставляет действовать.”

“Ты научилась управлять своими эмоциями, а не позволять им управлять тобой.”

“Именно. И это то, что нужно будет передать Александру. Когда его силы проснутся, он должен владеть ими, а не наоборот.”

Она поворачивается к Гаэлану.

“Для этого его мать должна знать, что такое настоящая сила.”

Паровой экипаж останавливается у домика в саду. Александр первым выбегает навстречу, его лицо светится радостью.

“Мама!” - кричит он, бросаясь к ней.

Таллия обнимает сына, и что-то тёплое разливается в груди. Но объятие короткое, сдержанное.

“Как дела, солнышко?”

“Папа учил меня новым приёмам с луком! А дядя Гаэлан рассказывал про драконов!”

Сэлэй выходит из дома. Его взгляд сразу фокусируется на Таллии, изучает изменения.

“Ты вернулась,” - говорит он просто.

“Да.”

Их глаза встречаются. Он видит новую уверенность, жёсткость в её взгляде. Она больше не та сломленная женщина, что уехала месяцы назад.

“Миссия прошла успешно?”

“Да. Угроза устранена.”

Александр тянет её за руку.

“Мама, пойдём, я покажу тебе, что нарисовал!”

Таллия смотрит на сына, затем на Сэлэя.

“Нам нужно поговорить,” - говорит она. - “Всем вместе.”

Сэлэй слегка напрягается. Обычно именно он инициирует серьёзные разговоры, а Таллия только отвечает на них. Но сейчас она сама задаёт тон.

“Поговорить?” - переспрашивает он, его голос осторожный.

“Да. О том, что я узнала. И о своих планах.”

Александр чувствует изменение атмосферы.

“А что случилось?”

“Ничего плохого,” - говорит Таллия, гладя сына по голове. - “Просто взрослые дела.”

Сэлэй изучает её лицо. Эта новая решительность в её голосе, то, как она держится - всё это непривычно. Раньше она ждала, когда он скажет, что делать. Сейчас она сама определяет повестку.

“Хорошо,” - соглашается он. - “Зайдём в дом.”

Гаэлан наблюдает за братом, замечая его настороженность.

“Александр, может, пока поиграешь в саду?” - предлагает он.

“Но я хочу быть с мамой!”

Таллия наклоняется к сыну.

“Через полчаса я к тебе присоединюсь. Обещаю.”

Что-то в её тоне заставляет мальчика согласиться.

Они проходят в дом. Сэлэй садится в своё обычное кресло, но Таллия не садится напротив, как раньше. Она остаётся стоять у камина.

“Я узнала, откуда произошли вампиры,” - начинает она без предисловий.

Сэлэй поднимает бровь.

“И?”

“Вы потомки падшего бога. Того, кто восстал против собратьев и был проклят.”

Гаэлан усаживается на диван, наблюдая за реакцией брата.

“Интересно,” - спокойно говорит Сэлэй. - “Это что-то меняет?”

“Возможно. Потому что Александр - не просто полукровка.”

Таллия поворачивается к нему.

“В нём соединяются кровь падшего и непавших богов. Он божество, Сэлэй. Настоящее божество.”

Сэлэй замирает. Это уже серьёзно.

“Ведьмы это знали?”

“Да. Именно поэтому им была нужна я.”

Она делает паузу.

“И именно поэтому я принимаю решение уйти к ним. До того, как его силы проснутся.”

“Что?” - резко встаёт Сэлэй.

“Ты меня услышала.”

Они проходят в дом. Сэлэй садится в своё обычное кресло, но Таллия не садится напротив, как раньше. Она остаётся стоять у камина.

“Я узнала, откуда произошли вампиры,” - начинает она без предисловий.

Сэлэй поднимает бровь.

“И?”

“Вы потомки падшего бога. Того, кто восстал против собратьев и был проклят.”

Гаэлан усаживается на диван, наблюдая за реакцией брата.

“Интересно,” - спокойно говорит Сэлэй. - “Это что-то меняет?”

“Возможно. Потому что Александр - не просто полукровка.”

Таллия поворачивается к нему.

“В нём соединяются кровь падшего и непавших богов. Он божество, Сэлэй. Настоящее божество.”

Сэлэй замирает. Это уже серьёзно.

“Ведьмы это знали?”

“Да. Именно поэтому им была нужна я.”

Она делает паузу.

“И именно поэтому я принимаю решение уйти к ним. До того, как его силы проснутся.”

“Что?” - резко встаёт Сэлэй.

“Ты меня услышал.”

“Сын остается с вами,” - продолжает Таллия. - “Меня не будет год, может больше.”

Сэлэй делает шаг к ней.

“Ты не можешь просто уйти и оставить Александра.”

“Могу. И сделаю это.”

Её голос спокойный, но решительный.

“Когда силы Александра проснутся, ему понадобится мать, способная их понять и направить. А не сломленная женщина, которая едва справляется с собой.”

Гаэлан наклоняется вперёд.

“Таллия, ты уже изменилась…”

“Недостаточно. Мне нужно научиться большему. Ведьмы могут это дать.”

Сэлэй сжимает кулаки.

“А если Александр не поймёт? Если подумает, что ты его бросила?”

“Тогда объясните ему правду. Что мама готовится стать лучшей матерью.”

Она смотрит на них обоих.

“У него есть два прекрасных мужчины, которые справлялись с родительством лучше меня. Вы дадите ему то, что нужно. А я вернусь, когда смогу дать больше.”

Сэлэй стоит молча несколько секунд, его челюсти сжаты. Затем медленно выдыхает.

“Хорошо,” - говорит он.

Гаэлан поворачивается к брату с удивлением.

“Сэлэй?”

“Я обещал ей свободу выбора,” - говорит Сэлэй, глядя на Таллию. - “Много лет назад. И я сдержу обещание.”

Таллия слегка кивает, в её глазах мелькает удивление.

“Если ты считаешь, что это поможет тебе стать лучшей матерью для нашего сына, то я не буду тебя останавливать.”

Он делает паузу.

“Но ты должна объяснить это Александру сама. Не перекладывать на нас.”

“Согласна.”

“И будешь поддерживать связь. Письма, весточки. Он должен знать, что ты не бросила его.”

“Буду.”

Сэлэй садится обратно в кресло.

“Когда планируешь уехать?”

“Через неделю. Хочу провести время с сыном, объяснить всё постепенно.”

Гаэлан качает головой.

“Не могу поверить, что ты соглашаешься.”

“Она не моя пленница, Гаэлан. Никогда больше не будет.”

Таллия поворачивается к Сэлэю.

“Сэлэй, я хочу поговорить с тобой наедине. Не здесь. В замке.”

Гаэлан поднимается.

“Я пойду к Александру.”

Когда они остаются одни, Таллия продолжает:

“У меня есть просьба.”

Сэлэй ждёт.

“Устрой мне вечер. Платье белое. Вино. Цветы.”

Он смотрит на неё с удивлением.

“Зачем?”

“Перед отъездом… я хочу закрыть одну главу. Правильно.”

Её голос спокойный, но в нём есть что-то новое.

“Мы никогда не были… просто мужчиной и женщиной. Всегда были история, боль, обязательства.”

Сэлэй молчит.

“Я хочу один вечер. Без прошлого, без будущего. Просто мы.”

“Таллия…”

“Ты можешь это сделать?”

Он изучает её лицо, пытаясь понять её мотивы.

“Могу. Но зачем тебе это?”

“Потому что когда я вернусь, всё будет по-другому. И я хочу помнить нас… без боли.”

Таллия поворачивается к Сэлэю.

“Сэлэй, я хочу поговорить с тобой наедине. Не здесь. В замке.”

Гаэлан поднимается.

“Я пойду к Александру.”

Когда они остаются одни, Таллия продолжает:

“У меня есть просьба.”

Сэлэй ждёт.

“Устрой мне вечер. Платье белое. Вино. Цветы.”

Он смотрит на неё с удивлением.

“Зачем?”

Таллия не отвечает.

“Таллия?”

“Всё объясню за ужином.”

“Но…”

“Ты можешь это сделать?”

Он изучает её лицо, пытаясь понять её мотивы, но она остаётся непроницаемой.

“Могу.”

“Хорошо. Завтра вечером.”

Она направляется к двери.

“Таллия, хотя бы намекни…”

“Завтра,” - повторяет она, не оборачиваясь.

На следующий день к домику приезжает слуга с большой коробкой. Внутри - белое платье из тонкого шёлка, простое, но элегантное. К коробке приколота записка:

“Жду в восемь вечера. Большая столовая. С.”

Рядом с коробкой - букет белых роз.

Таллия берёт цветы и ухмыльнуется.

“Что это?” - спрашивает Александр, заглядывая в коробку.

“Платье для ужина с папой.”

“А почему ты смеёшься?”

Таллия гладит сына по голове.

“Взрослые иногда неправильно понимают друг друга.”

Она поднимает платье, рассматривает его. Сэлэй, видимо, решил, что она хочет романтический вечер. Наивный.

“Мама, ты красиво будешь выглядеть.”

“Спасибо, солнышко.”

Она убирает платье обратно в коробку. Вечером Сэлэй поймёт, что этот ужин совсем не о том, что он думает.

Таллия входит в большую столовую замка. Белое шёлковое платье струится по её фигуре, подчёркивая изящные линии. Волосы собраны в простую, но элегантную причёску, открывающую шею. На ней нет украшений - только естественная красота и новая уверенность в каждом движении.

Сэлэй встаёт из-за стола. Он в тёмном костюме, белая рубашка подчёркивает бледность кожи. Волосы аккуратно зачёсаны, шрам на брови делает взгляд более пронзительным. В его глазах читается ожидание и лёгкая растерянность.

Столовая освещена множеством свечей. Длинный стол накрыт для двоих, белая скатерть, серебряные приборы, хрустальные бокалы. В центре - ваза с белыми розами, их аромат наполняет воздух.

На столе - изысканные блюда, бутылка дорогого красного вина уже откупорена.

“Ты прекрасна,” - говорит Сэлэй, подходя к ней.

Таллия кивает, принимая комплимент как должное.

“Спасибо. Всё выглядит… подходяще.”

Её тон ровный, но в глазах мелькает что-то неуловимое.

За ужином Таллия ведёт себя совершенно неожиданно. Она улыбается, наклоняется ближе, когда говорит, касается его руки, подавая бокал.

“Помнишь, как мы познакомились?” - спрашивает она, игриво поднимая бровь.

Сэлэй почти роняет вилку от удивления.

“Я… да. Помню.”

“Я была такой дерзкой тогда,” - смеётся она, и смех звучит легко, мелодично. - “Думала, что могу тебе сопротивляться.”

Она отпивает вино, её зелёные глаза блестят в свете свечей.

“А ты выглядел таким мрачным и неприступным. Кто бы мог подумать, что под этой каменной маской скрывается мужчина, который приносит женщинам цветы?”

Сэлэй смотрит на неё как зачарованный. Эта игривая, кокетливая Таллия совершенно не похожа на ту, что молча существовала рядом все эти годы.

“Таллия, что с тобой?”

“Ничего,” - она наклоняется ближе, её голос становится мягче. - “Просто решила быть собой.”

“Какой собой?”

“Той, которой никогда не позволяла себе быть.”

После основного блюда Таллия откидывается в кресле, грациозно поднимается и протягивает руку Сэлэю.

“Потанцуем?” - спрашивает она с лукавой улыбкой.

Сэлэй смотрит на её протянутую руку.

“Здесь нет музыки.”

“А она нужна?”

Таллия подходит ближе, её платье шелестит по полу.

“Мы можем танцевать в тишине. Или ты разучился?”

Сэлэй медленно встаёт, берёт её руку. Его прикосновение осторожное, неуверенное.

“Я не помню, когда мы танцевали в последний раз.”

“Никогда,” - отвечает она, позволяя ему обнять себя за талию. - “Мы никогда не танцевали.”

Они начинают медленно двигаться между столом и камином. Её тело мягкое и тёплое в его объятиях, она не напрягается, не отстраняется.

“Тогда почему сейчас?”

Таллия смотрит ему в глаза.

“Потому что могу. Потому что хочу. Разве этого недостаточно?”

Во время танца Таллия наклоняет голову, её голос становится мягче.

“Столько лет прошло,” - говорит она, не отводя взгляда. - “У тебя был кто-то? Может, ещё какие-то служанки?”

Сэлэй на мгновение сбивается с ритма.

“Что?”

“Ну что ты,” - улыбается она. - “Мужчина, столетия одиночества. Естественный вопрос.”

Её тон лёгкий, но глаза внимательно изучают его реакцию.

“Не было,” - отвечает он после паузы. - “Никого.”

“Почему?”

Сэлэй молчит, продолжая вести её в танце.

“Или ты слишком привязан к прошлому?” - продолжает она, приближаясь ещё ближе. - “К одной конкретной женщине?”

“Таллия…”

“А может, просто не встретил подходящую?”

Она смеётся, но в смехе есть что-то испытующее.

“Бедный Сэлэй. Четыреста лет, а до сих пор одинок.”

Во время танца Таллия наклоняет голову, её голос становится мягче.

“У тебя был кто-то?” - говорит она, не отводя взгляда. - “Может, ещё какие-то служанки?”

Сэлэй на мгновение сбивается с ритма.

“Что?”

“Ну что ты,” - улыбается она. - “Мужчина, одиночество. Естественный вопрос.”

Её тон лёгкий, но глаза внимательно изучают его реакцию.

“Не было,” - отвечает он после паузы. - “Никого.”

“Почему?”

Сэлэй молчит, продолжая вести её в танце.

“Или ты слишком привязан к прошлому?” - продолжает она, приближаясь ещё ближе. - “К одной конкретной женщине?”

“Таллия…”

“А может, просто не встретил подходящую?”

Она смеётся, но в смехе есть что-то испытующее.

“Бедный Сэлэй. До сих пор одинок.”

“После тебя не было ни служанок, ни женщин,” - говорит Сэлэй тихо. - “Никого.”

Таллия приподнимает бровь.

“Совсем?”

“Совсем.”

Они продолжают медленно кружиться.

“Я пью кровь,” - продолжает он. - “Но не мучаю жертв. Быстро, безболезненно.”

“А служанки?”

“Часть крови покупаю донорскую. Из холодильника.”

Таллия смеётся - искренне, удивлённо.

“Из холодильника? Серьёзно?”

“Времена меняются. Есть люди, которые добровольно сдают кровь за деньги.”

“Как цивилизованно,” - усмехается она. - “Вампир на современный лад.”

Сэлэй слегка напрягается.

“Ты смеёшься надо мной.”

“Нет,” - её голос становится мягче. - “Просто… не ожидала. Ты изменился больше, чем я думала.”

“В лучшую сторону?”

“Определённо.”

“Ты не рассказывал, как обустроил свою жизнь,” - говорит Таллия, не прекращая танец.

“Ты не интересовалась,” - отвечает Сэлэй.

Она задумывается на мгновение.

“Это правда. Не интересовалась.”

Они продолжают кружиться в молчании.

“А сейчас интересуешься?”

“Сейчас да,” - она смотрит ему в глаза. - “Расскажи.”

Сэлэй молчит, словно не знает, с чего начать.

“Работа, книги, иногда встречи с советом. Визиты к сыну.”

“И всё?”

“А что ещё?”

“Друзья? Увлечения? То, что приносит радость?”

Сэлэй качает головой.

“Радость… сложное понятие для меня.”

“Даже сейчас?”

Он смотрит на неё - красивую, живую, флиртующую.

“Сейчас… не знаю.”

Во время танца Таллия замедляет движения, её голос становится тише.

“Ты…” - она делает паузу, встречаясь с его взглядом. - “Любишь?”

Сэлэй замирает. Вопрос повис в воздухе между ними.

“Таллия…”

“Это простой вопрос. Да или нет.”

Его руки на её талии напрягаются.

“Зачем ты спрашиваешь?”

“Потому что хочу знать.”

Они почти перестали двигаться, стоят в объятиях друг друга в свете свечей.

“Да,” - шепчет он наконец. - “Люблю.”

“Кого?”

Сэлэй смотрит в её зелёные глаза.

“Ты знаешь кого.”

Таллия кивает, её лицо остаётся спокойным.

“Знаю.”

“А ты?”

“Что - я?”

“Любишь?”

Долгая пауза. Музыка свечей и тишина вокруг.

“Спроси меня об этом, когда я вернусь.”

Таллия отстраняется на шаг, но не выходит из его объятий. В её глазах появляется что-то решительное.

“Раз любишь…” - говорит она медленно. - “Сделаешь то, что я прошу?”

Сэлэй настораживается. Что-то в её тоне заставляет его быть осторожным.

“Что именно?”

“Сначала пообещай.”

“Таллия, я не могу обещать, не зная…”

“Можешь,” - она кладёт руку ему на грудь. - “Если действительно любишь.”

Сэлэй изучает её лицо. Этот вечер, флирт, танцы - всё это вело к этому моменту.

“О чём ты просишь?”

“Пообещай сначала.”

Её голос мягкий, но настойчивый. Зелёные глаза смотрят прямо в его душу.

“Ты используешь мои чувства против меня,” - понимает он.

“Да,” - отвечает она честно. - “Использую. Пообещай, Сэлэй.”

Долгое молчание.

“Обещаю,” - шепчет он наконец.

Таллия улыбается, чувствуя, как приятно управлять ситуацией. Это новое ощущение власти опьяняет её не меньше вина.

“Хорошо,” - говорит она, не спеша раскрывать свою просьбу. - “А теперь… может выпьем ещё вина?”

Она отходит от него, поправляя платье.

“Здесь слишком официально. Есть место потише?”

“Веранда,” - отвечает Сэлэй, всё ещё под впечатлением от своего обещания. - “Там есть диван.”

“Прекрасно.”

Таллия берёт бокал и бутылку, направляясь к выходу. Её движения грациозны, уверенны.

“Ведёшь?”

Сэлэй следует за ней, понимая, что попал в её игру, но не в силах сопротивляться.

На веранде лунный свет смешивается с тёплым светом из дома. Мягкий диван стоит у перил, откуда видно весь сад.

“Намного лучше,” - говорит Таллия, устраиваясь на диване и похлопывая место рядом. - “Садись.”

Сэлэй садится, ожидая, когда она наконец скажет, чего хочет.

Таллия наливает вино, устраиваясь поудобнее на диване.

“Помнишь тот день, когда я была в белом платье?” - спрашивает она, отпивая из бокала.

Сэлэй замирает.

“Какой день?”

“Ты знаешь какой.”

Она смотрит на него через край бокала, её глаза блестят в лунном свете.

“Тот день, когда всё могло быть по-другому.”

Сэлэй молчит, вспоминая.

“Зачем ты об этом?”

“Просто интересно - помнишь или нет.”

Таллия кладёт ногу на ногу, её платье красиво драпируется.

“Я помню каждую деталь того дня. Помню, как выглядел ты. Помню свои чувства.”

“Таллия…”

“Помню, как всё пошло не так.”

Она поворачивается к нему.

“А ты помнишь?”

“Помню,” - тихо отвечает Сэлэй.

“Расскажи.”

Он колеблется, этот разговор явно причиняет ему боль.

“Зачем?”

“Потому что я прошу. Ты обещал.”

Сэлэй вздыхает, откидываясь на спинку дивана.

“Бал. Я попросил тебя быть моей женой на официальной церемонии, на балу вампиров.”

Голос даётся ему с трудом.

“Мы заключили сделку. Домик в саду в обмен на то, что ты будешь играть роль.”

Таллия кивает, слушая.

“Продолжай.”

“Ты была… прекрасна в том белом платье. Все смотрели на тебя. Я думал…”

Он замолкает.

“Что ты думал?”

“Что возможно, это станет не просто игрой. Что ты… что мы…”

Сэлэй не может закончить фразу.

“А потом всё пошло не так.”

“Да. Потом ты отомстила мне. С Адрианом.”

“Помню,” - тихо отвечает Сэлэй.

“Расскажи.”

Он колеблется, этот разговор явно причиняет ему боль.

“Зачем?”

“Потому что я прошу. Ты обещал.”

Сэлэй вздыхает, откидываясь на спинку дивана.

“Бал. Я попросил тебя быть моей женой на официальной церемонии, на балу вампиров.”

Голос даётся ему с трудом.

“Мы заключили сделку. Домик в саду в обмен на то, что ты будешь играть роль.”

Таллия кивает, слушая.

“Продолжай.”

“Ты была в бордовом бархатном платье. Королевском. Подходящем твоему статусу как моей спутнице.”

Он делает паузу.

“А потом… это белое платье. Подщечина моему статусу. И когда ты успела переодеться?”

Сэлэй смотрит на неё.

“Я до сих пор не понимаю, как ты это провернула.”

“А потом всё пошло не так.”

“Да. Потом ты отомстила мне. С Адрианом.”

“Я до сих пор не понимаю…” - голос Сэлэя становится тише. - “Почему ты так сделала. Ведь по договору всё было нормально.”

Он поворачивается к ней.

“Я выполнял свою часть сделки. Дал тебе дом, свободу, не принуждал ни к чему.”

Сэлэй сжимает кулаки.

“А ты… в самый важный момент унизила меня перед всеми. Белое платье, флирт с Адрианом прямо у меня на глазах.”

Его голос дрожит от старой боли.

“Позволила ему пить твою кровь. При всех.”

Таллия молча слушает, её лицо остаётся спокойным.

“Я думал, мы понимаем друг друга. Что между нами есть… уважение, по крайней мере.”

Он смотрит в лунный сад.

“А ты выставила меня дураком. Показала всем, что я не могу контролировать даже собственную спутницу.”

Сэлэй поворачивается к ней.

“Почему? Что я сделал не так?”

Таллия улыбается, наблюдая за выражением боли на лице Сэлэя. В её глазах появляется что-то хищное.

“Тебе больно об этом говорить,” - констатирует она с удовлетворением.

“Таллия…”

“Интересно,” - она отпивает вино. - “Оказывается, не только я была сломлена в этом замке.”

Сэлэй смотрит на неё, понимая, что она наслаждается его мучениями.

“Тебе нравится видеть мою боль.”

“Да,” - честно отвечает она. - “Нравится.”

Её улыбка становится шире.

“Знаешь, что я поняла за эти месяцы? Боль - это тоже власть. Возможность причинить её тому, кто заслуживает.”

Сэлэй молчит, поражённый её жестокостью.

“И ты заслуживаешь, Сэлэй. После всего, что сделал со мной.”

Она наклоняется ближе.

“А теперь представь, каково было мне все эти годы носить в себе эту боль.”

Таллия улыбается, наблюдая за выражением боли на лице Сэлэя.

“Тебе больно об этом говорить,” - думает она с удовлетворением. “Интересно. Оказывается, не только я была сломлена в этом замке.”

Вслух она говорит мягко:

“Это болезненная тема для нас обоих.”

“Мне нравится видеть твою боль,” - продолжает она про себя. “Знаешь, что я поняла за эти месяцы? Боль - это тоже власть. Возможность причинить её тому, кто заслуживает.”

Сэлэй смотрит на неё, пытаясь понять, что стоит за её спокойным тоном.

“Да, болезненная,” - соглашается он.

“И ты заслуживаешь, Сэлэй. После всего, что сделал со мной. А теперь представь, каково было мне все эти годы носить в себе эту боль.”

Таллия отпивает вино, её лицо остаётся невозмутимым.

“Но иногда нужно говорить о прошлом, чтобы двигаться дальше.”

Сэлэй медленно кивает, и на его лице появляется что-то похожее на облегчение.

“Да,” - говорит он тихо. - “Возможно, впервые мы говорим об этом.”

Он смотрит в лунный сад.

“Все эти годы мы оба знали, что между нами стоит тот вечер. Но никто не решался это обсудить.”

Таллия молча слушает.

“Слон на кухне,” - усмехается Сэлэй горько. - “Который мы годами старательно обходили.”

Он поворачивается к ней.

“Может быть, поэтому между нами всегда было так… холодно. Эта тема висела в воздухе, отравляла каждый разговор.”

Сэлэй делает глоток вина.

“Я боялся спрашивать. Боялся услышать ответ.”

Таллия кивает.

“А я не хотела объясняться. Считала, что ты и так всё понимаешь.”

“Понимаю только то, что ты меня ненавидела.”

“Да. Ненавидела.”

Сэлэй медленно кивает, и на его лице появляется что-то похожее на облегчение.

“Да,” - говорит он тихо. - “Возможно, впервые мы говорим об этом.”

Он смотрит в лунный сад.

“Я пытался один раз. Когда просил прощения. Но ты…”

“Встретила тебя холодом,” - заканчивает Таллия.

“Да. Ты простила меня так отстранённо, что я понял - обсуждать нечего.”

Сэлэй делает глоток вина.

“Слон на кухне,” - усмехается он горько. - “Который мы годами старательно обходили.”

Он поворачивается к ней.

“После того разговора я больше не решался поднимать эту тему. Боялся снова увидеть в твоих глазах ту пустоту.”

Таллия кивает.

“Я не была готова тогда.”

“А сейчас готова?”

“Сейчас да.”

Таллия медленно наклоняется к Сэлэю, её лицо приближается к его лицу, губы почти касаются его губ.

“Я сделала это тогда,” - шепчет она, её дыхание тёплое на его коже, - “потому что больше не могла играть в это лицемерие.”

Сэлэй замирает, не смея пошевелиться.

“Потому что меня поглотила месть за твой обман, за боль внутри от того, что посмела тебе доверять когда-то.”

Её голос едва слышен в тишине вечера.

“Я стояла в том бордовом платье, играла роль твоей идеальной спутницы, и внутри меня всё горело от ненависти.”

Она не отстраняется, их лица по-прежнему в сантиметрах друг от друга.

“За то, что ты заставил меня поверить, что между нами может быть что-то настоящее. А потом показал, что я всего лишь удобная игрушка.”

Сэлэй слушает, его дыхание учащается.

“Белое платье было моим криком. Единственным способом показать, что я не твоя собственность.”

Сэлэй понимающе кивает, его глаза полны сожаления и принятия. Он медленно поднимает руки и проводит пальцами по её волосам, осторожно, словно боится спугнуть этот момент.

Повисает молчание. Только треск свечей на веранде и далёкие звуки ночи. Его пальцы мягко скользят по её волосам, распуская аккуратную причёску.

Таллия не отстраняется, позволяя ему прикоснуться к ней. Её дыхание тёплое на его коже, они по-прежнему находятся в сантиметрах друг от друга.

Лунный свет играет на её лице, делая кожу почти прозрачной. Сэлэй изучает каждую черту, каждую тонкую морщинку у глаз, которые появились за эти годы.

Его рука останавливается на её щеке, большой палец едва касается скулы.

Тишина между ними говорит больше, чем все слова. Понимание, прощение, старая боль, которая наконец получила объяснение.

Свечи потрескивают, воск медленно стекает. Время словно остановилось.

“Ирония в том,” - шепчет Таллия, не отстраняясь от его прикосновения, - “что уже лет десять я вросла в роль собственности.”

Её глаза встречаются с его взглядом.

“И это тоже было назло тебе.”

Сэлэй хмурится, не понимая.

“Как?”

“Ты хотел покорную спутницу? Получи. Я стала именно тем, кем ты меня видел - безучастной куклой.”

Её голос становится тише.

“Никаких эмоций, никаких желаний, никакого сопротивления. Идеальная собственность.”

Она слегка отстраняется, чтобы видеть его лицо.

“Каждый день моей пустоты был упрёком тебе. Каждый раз, когда ты видел меня безжизненной, ты видел результат своих действий.”

Сэлэй понимает, и в его глазах появляется боль.

“Ты превратила себя в обвинение.”

“Да. Живое напоминание о том, что ты сделал.”

Сэлэй медленно кивает, принимая горькую правду её слов.

И тогда Таллия целует его.

Сама. Решительно. Её руки сжимают воротник его рубашки, притягивая к себе. Поцелуй не мягкий, не нежный - в нём есть что-то властное, требовательное.

Сэлэй замирает от неожиданности, затем отвечает, его руки скользят к её талии.

Таллия углубляет поцелуй, контролируя каждое движение. Она прижимается ближе, её пальцы стискивают ткань его рубашки так, что слышен тихий треск.

Это не поцелуй прощения или примирения. Это поцелуй власти. Она показывает ему, что теперь именно она решает, что между ними происходит.

Когда они отстраняются, её дыхание учащено, но глаза остаются ясными, сосредоточенными.

“Вот теперь,” - шепчет она, - “я готова сказать тебе, о чём прошу.”

Таллия смотрит ему прямо в глаза, её голос твёрдый и решительный.

“Укуси меня. Как тогда, в ту ночь. Три укуса. Шея, грудь.”

Сэлэй резко отстраняется, его лицо бледнеет ещё больше.

“Что?”

“Ты обещал выполнить мою просьбу.”

“Таллия, нет. Я не могу…”

“Можешь,” - она сжимает его руки. - “И сделаешь.”

Сэлэй качает головой.

“Почему? Зачем тебе это?”

“Потому что тогда ты взял это силой. А теперь я отдаю по собственной воле.”

Её глаза горят решимостью.

“Я хочу переписать эту память. Сделать её своим выбором, а не твоим насилием.”

“Это безумие.”

“Возможно. Но это мой выбор. И ты обещал.”

Таллия откидывает волосы, обнажая шею.

“Я не та сломленная девушка. Теперь я сама решаю, что со мной происходит.”

Сэлэй медленно кивает и наклоняется к её шее. Его клыки аккуратно прокалывают кожу - осторожно, почти нежно, совсем не так, как тогда.

Проходит пара минут. Таллия стоит неподвижно, её дыхание ровное.

Внезапно её рука скользит к складкам платья и выхватывает серебряный нож. Одним быстрым движением она вонзает лезвие между его рёбер.

Сэлэй вскрикивает от пронзительной боли и отшатывается. Серебро жжёт его плоть как раскалённое железо.

“Таллия!” - он хватается за рану, из которой сочится кровь.

Она стоит перед ним с окровавленным ножом в руке, её лицо спокойно, почти умиротворённо.

“Теперь мы квиты,” - говорит она ровным голосом. - “Ты причинил мне боль тогда. Я причиняю её тебе сейчас.”

Сэлэй падает на колени, серебро продолжает жечь рану.

“Вот это была моя настоящая просьба, Сэлэй. Дать мне возможность ответить.”

Сэлэй медленно кивает и наклоняется к её шее. Его клыки аккуратно прокалывают кожу - осторожно, почти нежно, совсем не так, как тогда.

Проходит пара минут. Таллия стоит неподвижно, её дыхание ровное.

Внезапно её рука скользит к складкам платья и выхватывает серебряный нож. Одним быстрым движением она вонзает лезвие между его рёбер.

Сэлэй вскрикивает от пронзительной боли и отшатывается. Серебро жжёт его плоть как раскалённое железо.

“Таллия!” - он хватается за рану, из которой сочится кровь.

Она стоит перед ним с окровавленным ножом в руке, её лицо спокойно, почти умиротворённо.

Таллия подходит к нему и снимает с его руки серебряный амулет - тот, что защищает от солнца.

Сэлэй слишком слаб от серебряной раны, чтобы сопротивляться.

“Теперь мы квиты,” - говорит она, пряча амулет в складки платья.

Затем поворачивается и спокойно уходит, оставляя его истекать кровью на веранде.

Сэлэй медленно кивает и наклоняется к её шее. Его клыки аккуратно прокалывают кожу - осторожно, почти нежно, совсем не так, как тогда.

Проходит пара минут. Таллия стоит неподвижно, её дыхание ровное.

Внезапно её рука скользит к складкам платья и выхватывает серебряный нож. Одним быстрым движением она вонзает лезвие между его рёбер.

Сэлэй вскрикивает от пронзительной боли и отшатывается. Серебро жжёт его плоть как раскалённое железо.

“Таллия!” - он хватается за рану, из которой сочится кровь.

Она стоит перед ним с окровавленным ножом в руке, её лицо спокойно, почти умиротворённо.

Таллия подходит к нему и снимает с его руки серебряный амулет - тот, что защищает от солнца.

Сэлэй слишком слаб от серебряной раны, чтобы сопротивляться.

“Через несколько минут рассвет,” - говорит она, глядя на горизонт.

Она наклоняется к нему.

“Что ты готов сделать ради того, чтобы выжить?”

“Ты хочешь убить меня?” - хрипло спрашивает Сэлэй, глядя на неё снизу вверх.

Таллия молчит.

Она стоит над ним, держа амулет в руке, её белое платье развевается на утреннем ветру. На горизонте появляется первая полоска света.

Сэлэй чувствует, как серебро продолжает жечь рану, как силы покидают его. Он не может встать, не может сопротивляться.

“Таллия… ответь мне.”

Она по-прежнему молчит, изучая его лицо. В её зелёных глазах нет ни злости, ни удовлетворения. Только холодное спокойствие.

Свет на горизонте становится ярче. Ещё несколько минут, и первые лучи солнца коснутся веранды.

“Пожалуйста…” - шепчет он.

Таллия наклоняет голову, словно обдумывая его просьбу. Амулет поблёскивает в её пальцах.

Молчание растягивается. Рассвет приближается.

Сэлэй смотрит на амулет в её руке. Силы на резкий бросок у него ещё есть - он мог бы попытаться выхватить защиту.

Но он не двигается.

Он понимает. Видит в её спокойном лице отражение всех тех лет боли, которые причинил ей. Всех унижений, всех сломанных надежд.

“Я заслужил это,” - тихо говорит он.

Таллия по-прежнему молчит.

“Всё, что ты сделала сегодня… всё, что планируешь сделать. Я это заслужил.”

Свет рассвета становится ярче. Он чувствует, как кожа начинает покалывать от приближающихся лучей.

“Ты права. Я сломал тебя. Превратил в то, чем ты стала.”

Сэлэй закрывает глаза.

“Если это цена… если это твоя месть… я принимаю.”

Он не пытается вырвать амулет. Не умоляет. Просто лежит, готовый принять последствия своих действий.

“Делай что считаешь нужным.”

Сэлэй смотрит на амулет в её руке. Силы на резкий бросок у него ещё есть - он мог бы попытаться выхватить защиту.

Но он не двигается.

Таллия причинила ему рану совсем другого характера. Не только серебряный нож между рёбер - это заживёт. А то, как искусно она всё спланировала. Как играла с ним весь вечер, флиртовала, заставляла поверить, что между ними что-то меняется.

Как использовала его любовь против него самого.

“Боже,” - шепчет он, понимая масштаб её мести. - “Ты… всё это время…”

Таллия молчит, но в её глазах он читает ответ.

Да. Весь вечер был спектаклем. Каждая улыбка, каждое прикосновение, каждый поцелуй - всё ради этого момента.

Она научилась быть жестокой. Научилась причинять боль так же изощрённо, как когда-то делал он.

Рассвет приближается, но физическая угроза кажется незначительной рядом с осознанием того, что она превратилась в его отражение.

И он понимает - заслужил каждую секунду этой агонии.

“Я хотела довести свою месть,” - наконец говорит Таллия, её голос спокоен и холоден. - “Завершить тот день по своему сценарию.”

Первые лучи солнца касаются края веранды. Сэлэй вскрикивает, когда свет обжигает его руку.

“Тогда ты взял контроль над моим телом, над моей волей,” - продолжает она, отступая в тень. - “Сегодня я беру контроль над твоей жизнью.”

Солнечный луч медленно ползёт по полу веранды, приближаясь к его ногам.

“Тогда я была жертвой твоих желаний. Сегодня ты жертва моих.”

Сэлэй пытается отползти, но серебряная рана не даёт двигаться быстро. Свет обжигает его ботинок, и кожа под ним начинает дымиться.

“Таллия… пожалуйста…”

Она поднимает амулет, рассматривая его в утреннем свете.

“Я переписываю нашу историю, Сэлэй. Теперь концовка будет моей.”

Луч света ползёт всё выше, к его ногам.

“Если это причинит тебе облегчение, я готов умереть,” - шепчет Сэлэй сквозь боль.

Таллия молчит, наблюдая, как солнечные лучи медленно поджигают его кожу. Запах горелой плоти наполняет воздух.

Когда пламя начинает охватывать его ногу, она внезапно подходит к нему и надевает амулет обратно на его запястье.

Огонь мгновенно гаснет, боль отступает.

Таллия выпрямляется, смотрит на него сверху вниз.

“Я прощаюсь с той частью себя, которая ненавидела и мстила тебе,” - говорит она спокойно.

Затем протягивает ему руку.

Сэлэй смотрит на протянутую ладонь, не веря своим глазам. Несколько секунд назад она была готова позволить ему сгореть заживо.

“Таллия…”

“Возьми мою руку, Сэлэй. Эта глава закрыта.”

Её голос твёрдый, решительный. В её зелёных глазах больше нет ненависти - только усталое спокойствие.

“Если это причинит тебе облегчение, я готов умереть,” - шепчет Сэлэй сквозь боль.

Таллия молчит.

Солнце поднимается выше, и лучи света начинают поджигать его кожу настоящим огнём. Сэлэй кричит, пытаясь отползти в тень, но серебряная рана не даёт двигаться.

Пламя охватывает его ногу, поднимается выше. Запах горелой плоти наполняет воздух.

В последний момент, когда огонь готов поглотить его целиком, Таллия подходит и надевает амулет обратно на его запястье.

Пламя мгновенно гаснет.

Она встаёт, отряхивает платье и смотрит на него сверху вниз.

“Я прощаюсь с той частью себя, которая ненавидела и мстила тебе,” - говорит она спокойно.

Затем протягивает ему руку помочь подняться.

Сэлэй смотрит на протянутую ладонь, его глаза полны потрясения и непонимания.

Сэлэй, ослабленный серебряной раной и ожогами, медленно поднимает дрожащую руку. Его движения неуверенные, осторожные - он всё ещё не может поверить в то, что происходит.

Таллия крепко берёт его ладонь и помогает подняться. Он шатается, опираясь на неё, его дыхание прерывистое.

“Почему?” - хрипло спрашивает он, глядя ей в глаза. - “Почему остановилась?”

Таллия поддерживает его, пока он не обретёт равновесие.

“Потому что месть закончилась,” - отвечает она просто. - “Я получила то, что хотела.”

Сэлэй смотрит на свою обожжённую ногу, на кровь на рубашке.

“А что ты хотела?”

“Чтобы ты почувствовал себя беспомощным. Чтобы понял, каково это - быть в полной власти другого человека.”

Её голос остаётся спокойным.

“Теперь ты знаешь.”

“Теперь я больше не твой вечный укор,” - говорит Таллия, отпуская его руку, когда он обретает устойчивость. - “Не пустая игрушка.”

Сэлэй смотрит на неё, пытаясь понять.

“Все эти годы я была живым напоминанием о твоей вине. Каждый день моей пустоты обвинял тебя.”

Она поправляет волосы, растрепавшиеся во время их борьбы.

“Но это тоже была клетка. Для меня. Я была заперта в роли жертвы так же, как ты был заперт в роли виновного.”

Таллия смотрит на утреннее солнце.

“Сегодня я разорвала эти цепи. Для нас обоих.”

Сэлэй качает головой, всё ещё не веря.

“Ты могла убить меня.”

“Могла. Но тогда ничего бы не изменилось. Ты остался бы жертвой, а я - палачом.”

Она поворачивается к нему.

“Теперь мы свободны от прошлого.”

Сэлэй смотрит на неё долгим взглядом, его голос тихий, но твёрдый.

“Ты навсегда останешься моим вечным укором.”

Таллия поднимает бровь.

“Не пустая кукла, которой ты была все эти годы,” - продолжает он. - “А такая, какой стала сегодня.”

Он смотрит на окровавленный нож, который она всё ещё держит.

“Ты показала мне, кем я был на самом деле. Каким чудовищем. И показала, что смогла стать таким же.”

Сэлэй делает болезненный вздох.

“Каждый раз, глядя на тебя, я буду помнить этот вечер. То, как ты играла со мной. Как использовала мою любовь против меня.”

Он встречается с её взглядом.

“Это гораздо сильнее любого молчаливого укора. Теперь я знаю, на что ты способна. И знаю, что заслужил каждую секунду сегодняшней боли.”

Таллия пожимает плечами, её голос звучит почти равнодушно.

“Что ж… Теперь это твои проблемы, не мои.”

Она вытирает нож о подол платья, стирая кровь.

“Я сделала то, что хотела. Получила то, за чем пришла.”

Таллия убирает нож в складки платья, её движения спокойны и деловиты.

“Как ты будешь это переживать, с чем жить дальше - не моя забота.”

Она поворачивается к выходу с веранды.

“Я больше не несу ответственность за твои чувства, Сэлэй. Как и ты не несёшь ответственность за мои.”

Остановившись у двери, она оборачивается.

“Через неделю я уезжаю к ведьмам. Объясни Александру, что мама готовится стать лучшей матерью.”

Её тон деловой, словно она обсуждает погоду.

“Увидимся перед отъездом.”

Сэлэй остаётся лежать на полу веранды, его тело содрогается от боли. Серебряная рана между рёбер пульсирует огнём, ожоги на ноге саднят, силы покидают его с каждой минутой.

Ему нужна кровь. Срочно. Без неё вампир не сможет исцелиться, рана от серебра будет гноиться днями, возможно неделями.

Но добраться до замка, до холодильника с донорской кровью - невозможно. Ноги не держат, в глазах темнеет. Даже поднять руку требует нечеловеческих усилий.

Он пытается позвать на помощь, но голос превращается в хрип. Слуги в замке его не услышат, а Таллия ушла, не оглянувшись.

Солнце поднимается выше, заливая веранду светом. Амулет защищает от огня, но не от слабости. Сэлэй закрывает глаза, чувствуя, как сознание ускользает.

Месть Таллии оказалась совершенной - она оставила его не мёртвым, но совершенно беспомощным.

Так же беспомощным, как когда-то была она сама.

Прошло три года. Александру сейчас тринадцать, и он превратился в настоящего подростка - высокий для своего возраста, с тёмными волосами отца и зелёными глазами матери.

Упрямый, как и оба родителя. Когда решает что-то узнать или добиться, не отступает. Гаэлан часто качает головой, наблюдая за его настойчивостью.

“Дядя Гаэлан, а почему вампиры не могут есть обычную еду?” - спрашивает он в очередной раз за завтраком.

“Уже объяснял…”

“Но я не понял! Что именно происходит в организме?”

Улыбчивый и лёгкий в общении, несмотря на серьёзность окружающего мира. Слуги замка обожают его - он всегда найдёт доброе слово, пошутит, поможет.

Любопытный до невозможности. Изучает каждый артефакт в замке, расспрашивает учителей о магии, древней истории, устройстве мира.

“Папа, а когда у меня проснутся способности?” - спрашивает он Сэлэя за ужином.

“Когда будешь готов.”

“А откуда мы поймём, что я готов?”

“Поймём,” - отвечает Сэлэй, но в его глазах читается беспокойство.

К замку подъезжает карета. Из неё выходит женщина, которую с трудом можно узнать в прежней Таллии.

Короткие русые волосы острижены каре, обрамляют лицо, делая черты более чёткими. Она в практичных штанах и куртке, на поясе - кинжал в кожаных ножнах.

Но главное - её уверенность. Она идёт твёрдым шагом, спина прямая, голова высоко поднята. Улыбается открыто, без прежней скованности.

Эта женщина знает, чего хочет, и не боится этого добиваться.

Странно, но выглядит она моложе, чем три года назад. Словно обретённая сила дала ей дополнительную молодость, стёрла следы прежних страданий.

“Мама!” - кричит Александр, выбегая из замка.

Таллия широко раскрывает объятия и крепко обнимает сына, кружит его. Её смех звенит в воздухе - живой, радостный.

“Боже, как ты вырос!” - говорит она, отстраняясь и изучая его лицо. - “Настоящий мужчина!”

Александр смеётся.

“Мама, ты так изменилась!”

“К лучшему, надеюсь?”

“Определённо!”

После радостного воссоединения с сыном Таллия поднимает взгляд и встречается глазами с Сэлэем, который стоит на ступенях замка.

Повисает молчание.

Они смотрят друг на друга через двор - она внизу, он наверху. Три года разделяют их, и та ночь на веранде.

Александр чувствует напряжение и оглядывается между родителями.

“Папа, мама вернулась!” - говорит он, словно пытаясь разрядить атмосферу.

Сэлэй медленно спускается по ступеням. В его движениях нет прежней уверенности, но нет и страха. Просто осторожность.

Таллия не отводит взгляда. В её зелёных глазах нет ни ненависти, ни тепла. Спокойная оценка, словно она изучает незнакомца.

“Таллия,” - наконец говорит он, останавливаясь в нескольких шагах.

“Сэлэй,” - отвечает она ровно.

Александр смотрит то на одного, то на другого, не понимая причины этой странной дистанции.

“Ну… привет?” - неуверенно добавляет мальчик.

“Привет,” - отвечает Таллия.

За обеденным столом в замке собираются втроём - Гаэлан в отъезде по делам совета. Александр оживлённо рассказывает матери о своих успехах.

“Мама, я теперь умею стрелять из лука на сто метров! И папа научил меня лазить по отвесным скалам!”

“Правда?” - Таллия наклоняется к сыну с искренним интересом. - “Покажешь мне завтра?”

“Конечно! А ещё я изучаю древние языки. Уже могу читать старые магические тексты!”

“Впечатляюще. А что ещё?”

Александр с воодушевлением рассказывает о фехтовании, верховой езде, изучении истории вампиров.

Таллия задаёт вопросы, смеётся, подбадривает сына. Она полностью сосредоточена на нём.

Сэлэй сидит молча, изредка кивает, но в разговор почти не вмешивается. Он наблюдает за Таллией - как легко она общается с сыном, как изменилась, как стала живой.

“Папа обычно больше говорит,” - замечает Александр. - “Что-то случилось?”

“Всё нормально,” - отвечает Сэлэй тихо. - “Просто слушаю.”

“Мне нужно идти на лекцию по древней истории,” - говорит Александр, поднимаясь из-за стола. - “Увидимся вечером!”

Он обнимает мать и выбегает из столовой.

Сэлэй и Таллия остаются наедине. Повисает неловкое молчание.

“Прогуляемся?” - предлагает Сэлэй.

“Почему бы и нет.”

Они медленно идут по коридорам замка. Их шаги эхом отдаются от каменных стен. Таллия изучает знакомые места, замечая изменения.

“Ты переделал восточное крыло,” - замечает она.

“Да. Сделал там библиотеку для Александра.”

“Практично.”

Они проходят мимо портретов, оружия на стенах, высоких окон.

“Он очень изменился за три года,” - говорит Таллия.

“Да. Повзрослел. Стал серьёзнее.”

“Но всё ещё тот же любопытный мальчик.”

“В этом он весь в тебя.”

Таллия поворачивается к нему.

“В меня?”

“В ту, которой ты была когда-то. До… всего этого.”

“Какие новости у тебя, Сэлэй?” - спрашивает Таллия, рассматривая новые гобелены на стенах.

“Гаэлан в поисках очередного артефакта,” - отвечает он. - “Какой-то древний амулет, который может помочь в контроле магических способностей.”

Они останавливаются у большого окна с видом на сад.

“Для Александра?”

“На всякий случай. Когда его силы проснутся…”

Сэлэй не договаривает.

“Мне тоже пришлось уезжать. Ловил мятежных вампиров на юге. Группа молодых, решили, что старые договоры с людьми их не касаются.”

“Много их было?”

“Человек восемь. Ничего серьёзного. Но игнорировать нельзя было.”

Таллия кивает.

“А сейчас?”

“Сейчас всё тихо. Совет работает как часы, территории под контролем.”

Он делает паузу.

“Скучная жизнь администратора.”

“Тебе не хватает действий?”

“Не знаю. Привык к покою.”

“А ты?” - поворачивается Сэлэй к ней. - “Что у тебя?”

Таллия облокачивается на подоконник, глядя в сад.

“Много чего. Ведьмы оказались строгими учителями.”

“Чему научилась?”

“Контролировать сны наяву. Входить в сознание на расстоянии. Читать мысли, если человек не защищён.”

Она поворачивается к нему.

“Создавать иллюзии. Заставлять людей видеть то, что нужно мне.”

“Звучит… мощно.”

“Да. И это ещё не всё.”

Таллия проводит рукой по кинжалу на поясе.

“Научилась драться. По-настоящему. Не как раньше - инстинктивно, в порыве ярости. А с техникой, расчётом.”

“Зачем тебе это?”

“Чтобы больше никто не смог сделать меня беспомощной.”

Её голос остаётся ровным, но в словах звучит сталь.

“Я стала тем, кем всегда должна была быть.”

“А кем именно?”

“Опасной.”

“А ты?” - поворачивается Сэлэй к ней. - “Что у тебя?”

Таллия облокачивается на подоконник, глядя в сад.

“Много чего. Ведьмы оказались строгими учителями.”

“Чему научилась?”

“Контролировать сны наяву. Входить в сознание на расстоянии. Читать мысли, если человек не защищён.”

Она поворачивается к нему.

“Создавать иллюзии. Заставлять людей видеть то, что нужно мне.”

“Звучит… мощно.”

“Да. И это ещё не всё.”

Таллия проводит рукой по кинжалу на поясе.

“Научилась драться. По-настоящему. Не как раньше - инстинктивно, в порыве ярости. А с техникой, расчётом.”

“Зачем тебе это?”

“Чтобы больше никто не смог сделать меня беспомощной.”

Её голос остаётся ровным, но в словах звучит сталь.

“Я стала тем, кем всегда должна была быть.”

“Собой?”

“Да. Собой.”

Таллия идёт рядом с Сэлэем по длинным коридорам замка, её короткие русые волосы, остриженные каре, мягко покачиваются в такт шагам. Стрижка подчёркивает изящную линию шеи и делает черты лица более выразительными, решительными.

Практичные тёмные штаны и куртка сидят на ней идеально, не стесняя движений. Кинжал на поясе поблёскивает в отражении света из высоких готических окон.

Солнечные лучи падают через цветные витражи, окрашивая каменные стены в золотистые и синие оттенки. Свет ложится на её лицо полосами - то освещая зелёные глаза, то скрывая их в тени.

Её походка изменилась. Нет прежней неуверенности или механичности движений. Она идёт легко, но с достоинством, каждый шаг полон внутренней силы. Спина прямая, голова высоко поднята.

Когда они проходят мимо большого окна, солнечный свет полностью освещает её фигуру, и на мгновение становится видно, как сильно она изменилась - не только внешне, но и внутренне. Это совершенно другая женщина.

Сэлэй идёт рядом размеренным шагом, излучая сдержанную элегантность. Чёрные волосы аккуратно зачёсаны, бледная кожа не носит следов времени - вечная молодость вампира.

Годы отцовства смягчили черты. В движениях больше спокойствия, меньше хищной грации. Но взгляд остался холодным - чёрные глаза с алым огоньком, вспыхивающим на солнце.

Безупречно одет - тёмный костюм сидит идеально. Эстет до кончиков пальцев.

Когда думает, что Таллия не видит, во взгляде читается глубокая тоска четырёхсот лет существования, бесконечных потерь, вечного одиночества бессмертного.

Рядом с живой Таллией он кажется призрачным - красивым мраморным изваянием, наблюдающим за жизнью, но не участвующим в ней полностью.

Небольшой шрам на левой брови нарушает совершенство лица.

Сэлэй идёт размеренным шагом по коридору, излучая сдержанную элегантность. Чёрные волосы аккуратно зачёсаны, бледная кожа не носит следов времени - вечная молодость вампира.

Годы отцовства смягчили черты. В движениях больше спокойствия, меньше хищной грации. Но взгляд остался холодным - чёрные глаза с алым огоньком, вспыхивающим на солнце.

Безупречно одет - тёмный костюм сидит идеально. Эстет до кончиков пальцев.

Во взгляде читается глубокая тоска четырёхсот лет существования, бесконечных потерь, вечного одиночества бессмертного.

Он кажется призрачным - красивым мраморным изваянием, наблюдающим за жизнью, но не участвующим в ней полностью.

Небольшой шрам на левой брови нарушает совершенство лица.

Они идут молча, когда Таллия вдруг неожиданно останавливается и поворачивается к нему.

“Ты смог простить меня?” - спрашивает она прямо.

Сэлэй тоже останавливается, встречается с её взглядом.

“Я не держал зла,” - отвечает он тихо.

“Правда?”

“Правда.”

Он делает паузу, подбирая слова.

“Ты дала мне то, что я заслуживал. То, что должно было случиться давно.”

Таллия изучает его лицо.

“Тогда почему так… осторожен со мной?”

Сэлэй слегка усмехается.

“Потому что теперь знаю, на что ты способна. И это… впечатляет.”

“Пугает?”

“Нет. Впечатляет.”

Он смотрит на неё с чем-то похожим на уважение.

“Ты стала той, кем хотела быть. Сильной. Опасной. Свободной.”

“И это не злит тебя?”

“Наоборот. Я рад за тебя.”

Таллия облегчённо выдыхает.

“Я рада, что мы теперь можем общаться как взрослые люди,” - говорит она.

Затем вопросительно смотрит на Сэлэя, ожидая его реакции.

Сэлэй медленно кивает.

“Да. Без прошлого, висящего над нами как дамоклов меч.”

Он делает шаг, продолжая прогулку.

“Возможно, впервые мы можем быть просто… людьми. Родителями Александра.”

“Именно.”

Таллия идёт рядом, напряжение в её плечах спадает.

“Без ненависти, без вины, без попыток что-то исправить.”

“Чистый лист?”

“Не чистый. Со всем опытом, но без яда.”

Сэлэй оборачивается к ней.

“Мне это нравится.”

“И мне.”

Впервые за многие годы между ними повисает не неловкое, а спокойное молчание.

На следующий день Таллия и Александр скачут по полям вокруг замка. Мальчик ведёт свою лошадь уверенно, выпрямив спину, стараясь выглядеть по-взрослому.

“Мама, я многое узнал, пока тебя не было,” - говорит он, бросая на неё серьёзный взгляд. - “Папа рассказал мне о политике вампиров, о том, как управлять людьми.”

Таллия улыбается, замечая его попытки продемонстрировать зрелость.

“Правда? И что ты думаешь об этом?”

“Думаю, что сила должна использоваться с умом,” - важно произносит Александр. - “Нельзя просто принуждать. Нужно находить компромиссы.”

Он поворачивается к ней.

“А ещё я понял, что ты уехала не потому, что не любила меня. А чтобы стать лучше.”

Таллия замедляет лошадь.

“Кто тебе это сказал?”

“Сам понял. Я же не маленький.”

Александр останавливается, его зелёные глаза серьёзны.

“Мама, когда мои способности проснутся, я буду готов. Обещаю.”

Таллия смотрит на сына, и в её груди разливается тёплое чувство гордости. Он действительно повзрослел - не только внешне, но и внутренне.

“Александр,” - говорит она мягко, направляя лошадь ближе к нему. - “Я очень горжусь тобой.”

Она протягивает руку и касается его щеки.

“Ты стал мудрым молодым человеком. Понимаешь вещи, которые многие взрослые не понимают.”

Александр слегка краснеет от похвалы, но старается сохранить серьёзное выражение лица.

“Спасибо, мама.”

“И да, ты прав. Я уехала не потому, что не любила тебя. А потому, что любила слишком сильно, чтобы оставаться слабой.”

Таллия улыбается ему.

“Теперь я могу быть матерью, которой ты заслуживаешь. Сильной, готовой защитить тебя и направить, когда придёт время.”

“А я буду сыном, которым ты можешь гордиться.”

“Ты уже им стал.”

Вечером, когда Александр ложится спать, Таллия находит Сэлэя в его кабинете.

“Мне нужно с тобой поговорить,” - говорит она, садясь в кресло напротив.

“Слушаю.”

“Я хочу взять Александра пожить в город. Хотя бы на год.”

Сэлэй поднимает взгляд от документов.

“Зачем?”

“Ему нужно общаться со сверстниками. Настоящими подростками, а не только с вампирами и учителями.”

Таллия наклоняется вперёд.

“Он должен походить в обычную школу, завести друзей, узнать, что такое нормальная жизнь. До того, как его способности проснутся.”

“А после?”

“После у него будет выбор. Но он должен знать оба мира.”

Сэлэй молчит, обдумывая.

“Ты сможешь его защитить? В городе?”

“Теперь да. И он не беспомощный ребёнок.”

“Это может быть опасно.”

“Жизнь опасна. Но изоляция ещё опаснее для будущего божества.”

Сэлэй медленно кивает.

“Хорошо. Устроим это.”

“Ты понимаешь, что я организую так, чтобы если что, вы были под защитой?” - добавляет Сэлэй, отложив документы.

Таллия кивает.

“Конечно. Я не настолько самонадеянна, чтобы считать себя единственной защитой для сына божества.”

“У меня есть люди в крупных городах. Вампиры, которые живут среди людей, ведут бизнес. Они обеспечат вам безопасность незаметно.”

Сэлэй встаёт, подходит к карте на стене.

“Какой город предпочитаешь?”

“Где есть хорошие школы и где Александр сможет быть обычным подростком.”

“Northbridge. Промышленный город, но с хорошими учебными заведениями. У меня там надёжные люди.”

Таллия подходит к карте.

“А связь?”

“Будет. Еженедельные отчёты. И если что-то пойдёт не так - немедленно связаться.”

Он поворачивается к ней.

“Но первые признаки пробуждения способностей - и вы возвращаетесь. Это не обсуждается.”

“Согласна.”

Жизнь в Northbridge (3 года)

Таллия сняла дом в тихом районе. Александр пошёл в школу как Алекс Грей - обычный подросток с хорошими манерами.

Первый год был сложным. Привык к индивидуальному обучению, а тут - классы, одноклассники. Но постепенно адаптировался.

Завёл друзей: Томми, сына кузнеца, обожавшего механизмы, и Элли, дочь библиотекаря, такую же любознательную.

Таллия работала в больнице - её способности читать состояние людей делали прекрасной диагност, хотя никто не подозревал об истинной причине интуиции.

К шестнадцати Александр стал популярным. Хорошо учился, занимался фехтованием, играл в театре.

Но случались странности. При сильной концентрации предметы дрожали. Во время споров одноклассники забывали, что хотели сказать.

Таллия следила за признаками, понимая - время приближается.

Жизнь в Northbridge (3 года)

Таллия сняла уютный дом в районе среднего класса. Александр поступил в местную школу как Алекс Грей - обычный подросток из хорошей семьи.

Первый год был адаптацией. Привыкший к индивидуальному обучению, он с трудом привыкал к классным занятиям и шуму коридоров. Но постепенно освоился.

К второму году завёл настоящих друзей: Томми, сына механика, помешанного на паровых машинах, и Элли, дочь библиотекаря, такую же книжную червь.

Таллия устроилась медсестрой в городскую больницу. Её способности читать людей помогали врачам с диагностикой, хотя никто не подозревал об истинной природе её интуиции.

Александр в шестнадцать стал одним из лучших учеников. Занимался фехтованием в местном клубе, играл в школьном театре, был капитаном команды по дебатам.

Но странности учащались. При сильных эмоциях предметы дрожали. Когда злился на экзамене, соперники забывали ответы.

Таллия внимательно следила за признаками, понимая - пробуждение близко.

Жизнь в Northbridge (3 года)

Таллия сняла уютный дом в районе среднего класса. Александр поступил в местную школу как Алекс Грей.

Первый год - адаптация к классным занятиям и шуму коридоров. К второму году завёл настоящих друзей: Томми, сына механика, помешанного на паровых машинах, и Элли, дочь библиотекаря, такую же книжную червь.

Таллия устроилась медсестрой в городскую больницу. Её способности читать людей помогали врачам с диагностикой, хотя никто не подозревал об истинной природе её интуиции.

Александр в шестнадцать стал одним из лучших учеников. Занимался фехтованием в местном клубе, играл в школьном театре, был капитаном команды по дебатам.

Влюбился в одноклассницу Софию, дочь торговца, но был слишком застенчив, чтобы признаться. Томми постоянно подшучивал над ним из-за этого.

Жизнь была спокойной, нормальной. Таллия наслаждалась материнством без тени прошлого, а Александр познавал радости обычного подросткового возраста.

Визиты из замка

Сэлэй приезжал каждые два месяца. Официально - по деловым вопросам в городе, на самом деле - навестить сына.

Александр всегда радовался этим визитам. Они гуляли по паркам, обедали в ресторанах, отец рассказывал новости из замка, но осторожно, без лишних подробностей о вампирских делах.

Гаэлан приезжал реже, но его визиты были ярче. Привозил подарки - новые книги, редкие механизмы, забавные безделушки из дальних стран.

“Дядя Гаэлан!” - кричал Александр, бросаясь к нему при каждом приезде.

Гаэлан рассказывал истории о приключениях, показывал карты новых земель. С ним даже Таллия становилась более расслабленной.

За столом все четверо выглядели как обычная семья. Александр жаловался на учителей, делился успехами в фехтовании, рассказывал о друзьях.

Соседи считали их родственниками из поместья - богатыми, но приятными людьми.

Эти визиты поддерживали связь между двумя мирами мальчика.

Жизнь под прикрытием

С мамой они договорились заранее - никто не должен знать, кто он на самом деле и кто его родители. Александр оказался прирождённым актёром в этом.

“Мой отец занимается торговлей,” - небрежно говорил он друзьям. - “Часто в разъездах.”

“А дядя у меня археолог. Ищет древности.”

Ему было удивительно легко держать тайну. Может, сказывалась древняя кровь, а может, просто врождённая осторожность.

Томми и Элли принимали эти объяснения без вопросов. Для них Алекс был просто умным одноклассником из обеспеченной семьи.

Когда Сэлэй приезжал, Александр легко переключался на роль сына торговца. Никого не удивляли его хорошие манеры или знание языков - богатые дети получают хорошее образование.

“Ты прирождённый шпион,” - шутила Таллия, наблюдая, как естественно сын ведёт двойную жизнь.

“Наследственное,” - отвечал он с ухмылкой.

Секреты стали частью его жизни, не тяготили его. Наоборот, добавляли интереса к обычным школьным дням.

Нападение

Это случилось в обычный вторник. Александр возвращался из школы один - Томми заболел, а Элли задержалась в библиотеке.

На пустой улице их ждали. Пятеро в тёмных плащах с капюшонами. Александр почувствовал опасность, но было поздно.

“Алекс Грей,” - произнёс один из них. - “Или тебя зовут по-другому?”

Мальчик попытался бежать, но они были быстрее. Какое-то заклинание - и сознание помутилось.

Таллия почувствовала что-то неладное ещё в больнице. Материнский инстинкт, обострённый магическими способностями. Она бросила работу и помчалась домой.

Дом был пуст. На столе - записка:

“Сын божества принадлежит нам. Полночь. Старая церковь за городом. Одна.”

Таллия сжала бумагу в кулаке. Телеграмма Сэлэю улетела через час.

Культ нашёл их. Несмотря на все предосторожности, кто-то проследил, кто-то донёс.

И теперь у них был Александр.

Подготовка к спасению

Таллии не было времени ждать Сэлэя. До полуночи оставалось несколько часов, но кто знает, что культисты делают с её сыном прямо сейчас.

Она метнулась к тайнику, который устроила на чердаке. Три года тренировок у ведьм не прошли даром.

Кинжалы - обычный и серебряный. Флаконы с зельями: одно для сна, другое для боли, третье - яд быстрого действия. Порошок, который при попадании в глаза ослепляет на час.

Арбалет с болтами. Таллия проверила тетиву - натянута идеально.

Чёрная одежда, удобная для скрытности. Перчатки. Маска для лица.

Она быстро переоделась, спрятала оружие под плащом. Посмотрела в зеркало - та женщина, что смотрела в ответ, была готова убивать.

За окном садилось солнце. Старая церковь находилась в часе езды от города.

Таллия седлала лошадь, её движения чёткие, уверенные. Материнский инстинкт соединился с навыками убийцы.

Культисты сделали ошибку, тронув её сына.

Ловушка

Старая церковь стояла в руинах на окраине города. Таллия подъехала к ней в полночь, как требовала записка.

Внутри горели свечи. В центре, привязанный к алтарю, сидел Александр. Живой, но испуганный.

“Мама!” - крикнул он, увидев её.

Вокруг алтаря стояли культисты в капюшонах. Их предводитель снял покрывало - пожилой мужчина с фанатичными глазами.

“Входи, Таллия из древней крови,” - произнёс он торжественно. - “Ты нужна нам.”

Таллия медленно вошла, рука на рукояти кинжала.

“Отпустите сына.”

“Нет. Ты нужна нам, чтобы разбудить его силу.”

Культист поднял ритуальный нож.

“Когда мальчик увидит смерть матери, его божественные способности проснутся. Он убьёт нас всех.”

“Зачем вам это?”

“Потому что его пробуждение разбудит равную ему тёмную силу. Баланс должен быть восстановлен.”

Фанатик улыбнулся.

“Мы умрём, но наша цель будет достигнута. Тьма вернётся в мир.”

Ловушка

Старая церковь стояла в руинах на окраине города. Таллия подъехала к ней в полночь, как требовала записка.

Внутри горели свечи. В центре, привязанный к алтарю, сидел Александр. Живой, но испуганный.

“Мама!” - крикнул он, увидев её.

Вокруг алтаря стояли культисты в капюшонах. Их предводитель снял покрывало - пожилой мужчина с фанатичными глазами.

“Входи, Таллия из древней крови,” - произнёс он торжественно. - “Ты нужна нам для пробуждения.”

Таллия медленно вошла, рука на рукояти кинжала.

“Отпустите сына.”

“Нет. Когда мальчик увидит твою смерть, его божественные способности проснутся от горя и ярости.”

Культист поднял ритуальный нож.

“Он убьёт нас всех. Мы знаем это. Но в этом наша цель.”

“Зачем?”

“Его пробуждение разбудит равную ему тёмную силу. Баланс вселенной потребует противовеса свету.”

Фанатик улыбнулся.

“Наши жизни - малая цена за возвращение тьмы в мир.”

Пробуждение

Культист занёс нож над Таллией. Лезвие вонзилось в плечо, кровь брызнула на алтарь.

“Нет!” - закричал Александр.

Что-то сломалось в мальчике. Ярость слилась с божественной силой.

Воздух загудел. Свечи взметнулись пламенем. Камни затрещали.

Александр разорвал веревки. Глаза пылали золотом.

“НЕ ТРОГАЙТЕ ЕЁ!”

Волна силы прокатилась по церкви. Культисты кричали, падали, их тела разрывало изнутри.

Предводитель, истекая кровью, улыбался.

“Готово,” - прохрипел он. - “Баланс нарушен. Тьма проснётся…”

Он умер довольный.

Александр опустился к матери, сила угасала.

“Мама, прости… не контролировал…”

Таллия обняла сына.

“Всё хорошо. Ты спас нас.”

Но где-то в древних глубинах что-то начинало просыпаться.

Возвращение домой

Когда они вернулись в дом, Сэлэй уже ждал их. Он приехал на рассвете, получив телеграмму.

“Таллия,” - он сразу заметил перевязанное плечо. - “Что случилось?”

Александр молча прошёл в свою комнату собирать вещи. Мальчик был подавлен - первое применение силы обернулось убийством.

“Культ,” - коротко ответила Таллия, складывая важные документы. - “Они знали, кто он такой.”

“Как выследили?”

“Не знаю. Может, кто-то из твоих людей…”

Сэлэй качает головой.

“Мои люди надёжны. Расскажи всё с самого начала.”

Таллия рассказывает о похищении, ловушке в церкви, истинной цели культистов.

“Они хотели разбудить тёмную силу,” - заканчивает она. - “И добились своего.”

Сэлэй мрачнеет.

“Силы Александра проснулись?”

“Да. Он… он убил их всех одной волной энергии.”

“Контролировал?”

“Нет. Это была чистая ярость.”

Сэлэй смотрит в сторону комнаты сына.

“Нужно срочно возвращаться. Начинается то, чего мы боялись.”

Экстренный отъезд

В доме их уже ждал Сэлэй. Он приехал на рассвете, получив срочную телеграмму от Таллии.

“Что произошло?” - спросил он, едва они переступили порог.

Александр молча прошёл в свою комнату. Мальчик был мрачен - первое пробуждение силы обернулось смертями.

“Культисты,” - сказала Таллия, снимая плащ. - “Они знали, кто он такой.”

Сэлэй заметил перевязанное плечо.

“Ранена?”

“Неглубоко. Но это было частью их плана.”

Пока они собирали вещи, Таллия рассказывала детали. О похищении сына, ловушке в церкви, истинной цели культа.

“Они хотели спровоцировать пробуждение,” - говорила она, складывая документы. - “И знали, что умрут от его силы.”

“Контролировал ли он себя?”

“Нет. Чистая ярость и боль.”

Сэлэй помогал упаковывать самое необходимое.

“Значит, баланс нарушен. Где-то проснётся тёмная сила.”

“Именно этого они и добивались.”

“Тогда медлить нельзя. Замок защищён лучше.”

Планы обучения

В карете по дороге к замку Сэлэй обдумывал следующие шаги.

“Теперь нужно помочь сыну обуздать свои силы,” - говорил он Таллии. - “Да и вообще понять, что это за силы.”

Александр сидел напротив, глядя в окно. После церкви он почти не разговаривал.

“У ведьм есть опыт работы с божественными способностями?” - спросила Таллия.

“Ограниченный. Но Селина изучала древние тексты. Она знает больше других.”

Сэлэй посмотрел на сына.

“Главное - научить его контролю. То, что случилось в церкви, не должно повториться.”

“А если он снова разозлится?”

“Тогда может снести полгорода.”

Александр наконец заговорил:

“Я чувствую её. Силу. Она живёт внутри, как зверь в клетке.”

Родители переглянулись.

“Мы поможем тебе с ней справиться,” - сказала Таллия.

“А если не получится?”

“Получится,” - твёрдо ответил Сэлэй. - “У нас нет другого выбора.”

Готовность матери

“Именно к этому я и готовилась у ведьм,” - сказала Таллия, поворачиваясь к Сэлэю. - “Я понимаю, что делать.”

Александр поднял на неё взгляд.

“Правда?”

“Селина научила меня работать с божественной энергией. Как её направлять, как успокаивать.”

Таллия протянула руку к сыну.

“Я могу войти в твоё сознание и помочь построить барьеры. Научить тебя чувствовать силу, а не бояться её.”

Сэлэй понимающе кивнул.

“Вот почему ведьмы так настаивали на твоём обучении.”

“Да. Они готовили меня быть проводником для сына божества.”

Александр сжал её руку.

“Ты сможешь убрать этого зверя из головы?”

“Не убрать. Приручить. Сделать частью тебя, а не врагом.”

Таллия улыбнулась сыну.

“Мы начнём сразу, как доберёмся до замка. У меня есть всё необходимое.”

“Я готов,” - твёрдо сказал мальчик.

Изучение способностей

В замке, в первые дни после возвращения, Таллия и Сэлэй наблюдали за проявлениями сил Александра.

Магнетизм оказался самой стабильной способностью. Александр мог двигать предметы усилием воли, но только металлические.

“Попробуй поднять ложку,” - говорила Таллия.

Мальчик концентрировался, и серебряная ложка плавно поднималась в воздух.

Чтение мыслей проявлялось спонтанно. Во время урока он вдруг ответил на невысказанный вопрос учителя.

Левитация случалась во сне - Сэлэй находил сына парящим над кроватью.

“Скорость у тебя есть,” - отметил отец, - “но не вампирская.”

Ночью все способности усиливались в разы.

Странно, но когда Александр случайно порезался и Сэлэй дал ему каплю своей крови, рана зажила быстро.

“Кровь восстанавливает твои силы,” - поняла Таллия. - “Но жажды нет?”

“Нет. Просто… помогает.”

Главное - силы просыпались при сильных эмоциях. Гнев, страх, радость - всё могло спровоцировать выброс энергии.

Изучение способностей

В замке, в первые дни после возвращения, Таллия и Сэлэй наблюдали за проявлениями сил Александра.

Телекинез оказался самой стабильной способностью. Александр мог двигать любые предметы усилием воли.

“Попробуй поднять ложку,” - говорила Таллия.

Мальчик концентрировался, и серебряная ложка плавно поднималась в воздух.

“А теперь книгу.”

Тяжёлый том также послушно парил в воздухе.

Чтение мыслей проявлялось спонтанно. Во время урока он вдруг ответил на невысказанный вопрос учителя.

Левитация случалась во сне - Сэлэй находил сына парящим над кроватью.

“Скорость у тебя есть,” - отметил отец, - “но не вампирская.”

Ночью все способности усиливались в разы.

Странно, но когда Александр случайно порезался и Сэлэй дал ему каплю своей крови, рана зажила быстро.

“Кровь восстанавливает твои силы,” - поняла Таллия. - “Но жажды нет?”

“Нет. Просто… помогает.”

Главное - силы просыпались при сильных эмоциях. Гнев, страх, радость - всё могло спровоцировать выброс энергии.

Первые уроки контроля

Через неделю Таллия начала занятия с сыном. В подвальной комнате замка, защищённой древними рунами, она учила его медитации.

“Закрой глаза,” - говорила она. - “Почувствуй силу внутри. Не борись с ней.”

Александр сидел в позе лотоса, пытаясь сосредоточиться.

“Она как река,” - продолжала мать. - “Можно попытаться перегородить её плотиной, но тогда она прорвётся и снесёт всё. А можно направить в нужное русло.”

Постепенно мальчик учился чувствовать приливы силы, предугадывать их.

Но мир вокруг начинал меняться. Гаэлан привозил тревожные новости: в разных концах земель просыпались древние твари. Не злые, но и не добрые - просто очень старые и очень сильные.

“Баланс нарушен,” - сказал он однажды вечером. - “Твоё пробуждение разбудило то, что спало тысячелетиями.”

Сэлэй хмуро смотрел на карту с отметками новых угроз.

“Сколько у нас времени?”

“Не знаю. Но они движутся сюда.”

Растущая угроза

Месяц спустя контроль Александра значительно улучшился. Он научился сдерживать телекинез при эмоциональных всплесках и даже мог читать мысли по желанию, а не случайно.

Но мир продолжал меняться.

“Ещё одно сообщение,” - сказал Гаэлан, входя в зал с телеграммой. - “На севере проснулся Ледяной Дракон. Заморозил три деревни.”

Селина прибыла с советом ведьм. Её обычное спокойствие сменилось тревогой.

“Древние силы пробуждаются по всему миру,” - доложила она. - “Твой сын стал катализатором. Его божественная энергия нарушила многовековой сон старых богов и демонов.”

Александр виновато опустил голову.

“Это не твоя вина,” - сказала Таллия, обнимая сына. - “Культисты спланировали это.”

“Но что теперь делать?” - спросил Сэлэй.

“Готовиться к войне,” - ответила Селина. - “Некоторые пробудившиеся силы будут нас атаковать. А Александр - единственный, кто может им противостоять.”

“Он ещё ребёнок!”

“Ребёнок с силой бога,” - жёстко ответила ведьма.

Подготовка к неизбежному

Замок превратился в военный штаб. Сэлэй собрал совет вампиров, Селина привезла боевых ведьм.

Александр тренировался с Гаэланом, изучая боевое применение способностей.

“Телекинез как щит,” - объяснял дядя. - “Создавай барьер из воздуха.”

Мальчик научился левитировать сознательно, перемещать предметы одновременно, читать мысли на расстоянии.

Но груз ответственности давил.

“Я не просил быть божеством,” - сказал он матери.

“Знаю,” - Таллия обняла сына. - “Но судьба не спрашивает мнения.”

Угрозы приближались. Разведчики сообщали о Каменном Титане с востока. С юга шла Тёмная Стая - волки размером с лошадей.

“Две недели максимум,” - сказал Сэлэй, изучая карты.

“Александр готов?” - спросила Селина.

Таллия посмотрела на сына, практиковавшего левитацию.

“Готов или нет, но выбора нет.”

Стратегия наступления

“Нельзя допустить, чтобы все монстры сосредоточились и окружили нас,” - сказал Сэлэй, указывая на карту. - “Надо убивать их по одному.”

Гаэлан кивнул.

“Если они объединятся, даже Александр не справится с такой силой.”

“Пора идти в бой,” - добавила Таллия, проверяя свои кинжалы.

Селина изучала отметки на карте.

“Ближайший - Каменный Титан. В двух днях пути на восток. Пока он один.”

“Я готов,” - сказал Александр, хотя в голосе слышалось напряжение.

“Нет,” - возразил Сэлэй. - “Ты остаёшься здесь…”

“Папа, я единственный, кто может их убить!” - перебил сын. - “Обычное оружие против них бесполезно.”

Таллия положила руку на плечо мужа.

“Он прав. И лучше сражаться, пока он может контролировать силу, чем ждать, когда враги придут сюда.”

Сэлэй тяжело вздохнул.

“Тогда выдвигаемся завтра на рассвете. Небольшой отряд. Быстро и тихо.”

Признание равенства

Поздно вечером, когда планы были готовы, Сэлэй нашёл Таллию на тренировочном дворе. Она отрабатывала комбинации с кинжалами.

“Впечатляюще,” - сказал он, наблюдая за её движениями.

Таллия обернулась, вытирая пот.

“Что именно?”

“То, кем ты стала. Воин, которому я могу доверить спину в бою.”

Он подошёл ближе.

“Помню ту женщину, что пряталась в домике и плела корзины. А теперь…”

“Теперь я могу сражаться наравне с тобой?”

“Да. И это… восхищает меня.”

Сэлэй смотрел на неё с искренним уважением.

“Я всегда знал, что в тебе есть сила. Но увидеть её в действии…”

Таллия убрала кинжалы в ножны.

“Я стала такой, какой должна была быть с самого начала.”

“Жаль, что понадобилось столько лет и боли.”

“Боль закаляет. Ты же сам меня этому научил.”

Между ними повисла пауза.

“Завтра будет опасно,” - сказал он.

“Я готова.”

“Знаю. Поэтому я спокоен.”

Спасение

Бой с Каменным Титаном оказался жестоким. Александр сумел сокрушить монстра божественной силой, но не без потерь.

Сэлэй прикрывал сына от каменных осколков и получил глубокую рану в грудь. Серебряная пыль от разрушенного Титана попала в кровь - для вампира это яд.

“Сэлэй!” - Таллия подбежала к нему, когда он упал.

Он был бледен даже по вампирским меркам, дыхание прерывистое.

“Серебро…” - прохрипел он. - “В крови…”

Обычная кровь животных не поможет против отравления. Нужна человеческая, и очень быстро.

Таллия не колебалась. Вскрыла себе вену на запястье кинжалом.

“Пей,” - приказала она, поднося руку к его губам.

“Таллия… нет…”

“Пей, или умрёшь!”

Сэлэй закрыл глаза и припал к её руке. Её кровь была сильной - древняя магия очищала яд быстрее обычного.

Через несколько минут цвет вернулся к нему в лицо.

“Спасибо,” - прошептал он.

“Мы квиты,” - ответила она, перевязывая запястье.

Решающий момент

Битва шла не по плану. Каменный Титан оказался хитрее, чем ожидали. Одним ударом он отбросил Александра, оглушив мальчика.

Сэлэй бросился защищать сына и получил удар массивной каменной рукой прямо в грудь. Рёбра хрустнули, вампир откатился к скалам.

“Папа!” - крикнул Александр, приходя в себя.

Но Титан уже заносил руку для смертельного удара. Сэлэй не мог встать - внутренние повреждения были слишком серьёзными.

Таллия метнулась между ними. Её кинжалы бесполезны против камня, но она могла отвлечь монстра.

“Сюда, урод!” - крикнула она, увёртываясь от удара.

Александр использовал момент - волна божественной силы раскололла Титана пополам.

Когда битва закончилась, Сэлэй лежал неподвижно. Кровь шла изо рта, дыхание слабое.

“Нужна кровь,” - сказала Таллия. - “Сейчас же.”

Она вскрыла запястье своим кинжалом.

“Пей. Это приказ.”

В ловушке

Они выслеживали Ядовитого Василиска в горных скалах. Тварь оказалась хитрее - заманила отряд в узкое ущелье и атаковала.

Хвост василиска ударил Сэлэя, его ядовитые шипы пробили броню. Тот же удар отбросил его в глубокое ущелье между скал.

Таллия бросилась за ним, но монстр развернулся и ударил её тоже. Она полетела вниз, в то же ущелье.

Камни обрушились, заблокировав выход наверх.

“Сэлэй!” - она подползла к нему.

Он лежал неподвижно, лицо серело на глазах. Рана на боку сочилась зеленоватой кровью - яд василиска действовал быстро.

“Александр… Гаэлан…” - прохрипел он.

“Сражаются наверху. Им нужно время, чтобы спуститься.”

Сэлэй закашлялся кровью.

“Яд… слишком сильный…”

Его дыхание становилось всё слабее. Обычная вампирская регенерация не работала против этого яда.

“Тебе нужна кровь,” - поняла Таллия. - “Человеческая кровь может очистить яд.”

Она достала кинжал.

“Нет…” - слабо сказал Сэлэй.

“У нас нет выбора. Ты умираешь.”

Интимность в ущелье

Таллия дала ему свою кровь, и яд замедлил своё действие, но этого было слишком мало для полного восстановления. Сэлэй лежал на её руках, его голова покоилась у неё на коленях.

“Лучше?” - тихо спросила она, поглаживая его волосы.

“Да. Ты спасла мне жизнь.”

Его голос был слаб, но яд больше не распространялся.

“Мы квиты,” - повторила она.

Сэлэй посмотрел на неё снизу вверх.

“Знаешь, что я думаю, лёжа здесь?”

“Что?”

“Что мы никогда не были так близки. Даже когда… когда были вместе.”

Таллия продолжала гладить его по волосам.

“Близость не только про физическое.”

“Да. Сейчас я вижу тебя настоящую. Без масок, без защитных стен.”

“И что видишь?”

“Женщину, которая стала сильнее меня. И которая всё ещё способна на милосердие.”

Наверху слышались голоса - Гаэлан и Александр искали путь вниз.

“Они найдут нас,” - сказала Таллия.

“Знаю. Но эти минуты… они важны.”

Интимность в ущелье

Таллия дала ему свою кровь, и яд замедлил своё действие, но этого было слишком мало для полного восстановления. Сэлэй лежал на её руках, его голова покоилась у неё на коленях.

“Лучше?” - тихо спросила она, поглаживая его волосы.

“Да. Ты спасла мне жизнь.”

Его голос был слаб, но яд больше не распространялся.

“Мы квиты,” - повторила она.

Сэлэй посмотрел на неё снизу вверх.

“Знаешь, что я думаю, лёжа здесь?”

“Что?”

“Что мы никогда не были так близки. Даже когда… когда были вместе.”

Таллия продолжала гладить его по волосам.

“Близость не только про физическое.”

“Да. Сейчас я вижу тебя настоящую. Без масок, без защитных стен.”

“И что видишь?”

“Женщину, которая стала сильнее меня. И которая всё ещё способна на милосердие.”

Тишина окружала их. Неизвестно, сколько времени пройдёт, прежде чем их найдут.

“Не знаю, когда нас отсюда вытащат,” - сказала Таллия.

“Тогда у нас есть время поговорить по-настоящему.”

Интимность в ущелье

Таллия дала ему свою кровь, и яд замедлил своё действие, но этого было слишком мало для полного восстановления. Сэлэй лежал на её руках, его голова покоилась у неё на коленях.

“Лучше?” - тихо спросила она, поглаживая его волосы.

“Да. Ты спасла мне жизнь.”

Его голос был слаб, но яд больше не распространялся.

“Мы квиты,” - повторила она.

Сэлэй посмотрел на неё снизу вверх.

“Знаешь, что я думаю, лёжа здесь?”

“Что?”

“Что мы никогда не были так близки. Даже когда… когда были вместе.”

Таллия продолжала гладить его по волосам.

“Близость не только про физическое.”

“Да. Сейчас я вижу тебя настоящую. Без масок, без защитных стен.”

“И что видишь?”

“Женщину, которая стала сильнее меня. Смелую. Готовую сражаться с монстрами и спасать даже тех, кто когда-то причинил ей боль.”

Тишина окружала их. Неизвестно, сколько времени пройдёт, прежде чем их найдут.

“Женщину, которая смогла простить меня,” - продолжает он, его голос становится тише. - “А я себя - нет.”

Сэлэй закашлялся, его тело содрогнулось от боли. Кровь выступила на губах.

Таллия осторожно вытерла кровь краем своего плаща.

“Тише. Не трать силы на разговоры.”

“Нет… нужно сказать,” - он с трудом сглотнул. - “Пока есть время.”

Его дыхание стало более поверхностным.

“Четыреста лет я делал вещи… ужасные вещи. И думал, что могу оправдать их необходимостью.”

Очередной приступ кашля.

“Но то, что сделал с тобой… этому нет оправдания. И я ношу это в себе каждый день.”

Таллия молча гладила его волосы, позволяя ему говорить.

“Ты научилась жить дальше. А я так и остался в том моменте, когда понял, что потерял тебя навсегда.”

“Тебе тоже нужно двигаться дальше,” - тихо говорит Таллия, продолжая гладить его волосы. - “Влюбиться по-настоящему. Ощутить жизнь.”

Сэлэй смотрит на неё удивлённо.

“Таллия…”

“Я не та женщина, которая могла привести тебя к свету, как ты думал,” - она качает головой. - “На это моих сил не хватило, Сэлэй.”

Её голос спокоен, но в нём слышится грусть.

“Мы оба были сломлены, когда встретились. Сломленные люди не могут исцелить друг друга - только причинить больше боли.”

Сэлэй хочет возразить, но она продолжает:

“Ты заслуживаешь кого-то, кто сможет полюбить тебя без груза прошлого. Кто увидит в тебе не четырёхсотлетнего вампира с тёмной историей, а просто мужчину.”

“А если я не хочу никого другого?”

“Тогда ты обречён на одиночество. И это тоже твой выбор.”

Она наклоняется и целует его в лоб.

“Но я бы хотела, чтобы ты был счастлив.”

Таллия видит, как его дыхание снова становится прерывистым, а бледность усиливается.

“Тебе хуже,” - констатирует она, доставая кинжал.

“Нет,” - слабо протестует Сэлэй, пытаясь отвести её руку. - “Ты уже дала слишком много.”

“Неизвестно, сколько мы тут ещё будем, пока нас спасут,” - твёрдо отвечает она, вскрывая уже заживающую рану на запястье.

“Таллия, ты можешь умереть от потери крови…”

“А ты точно умрёшь от яда.”

Она подносит запястье к его губам.

“Пей. Это не обсуждается.”

Сэлэй смотрит на неё с болью в глазах.

“Почему ты делаешь это?”

“Потому что Александр не должен потерять отца. Потому что мир нуждается в тебе. И потому что…”

Она не договаривает.

“Потому что?”

“Потому что ты того стоишь.”

Сэлэй медленно принимает её кровь, его глаза не отрываются от её лица.

Яд снова усиливается, и Сэлэй начинает бредить. Его голова мечется на коленях Таллии, глаза закрыты.

“Прости меня,” - шепчет он, его голос прерывистый. - “Прости… Таллия…”

Она держит его голову, пытаясь успокоить.

“Тише, всё хорошо.”

“Я люблю тебя,” - произносит он в бреду. - “Всегда любил… даже когда причинял боль…”

Его дыхание становится поверхностным.

“Прости… не хотел… не хотел тебя разрушать…”

Таллия чувствует, как слёзы наворачиваются на глаза.

“Сэлэй, держись. Не уходи.”

“Прости,” - повторяет он снова и снова. - “Прости… люблю… прости…”

Его тело расслабляется, и Таллия пугается, что он теряет сознание.

“Нет! Оставайся со мной!”

Она гладит его лицо, пытаясь удержать его в сознании.

“Сэлэй, слышишь меня? Александр нуждается в тебе. Я нуждаюсь в тебе.”

В этот момент сверху раздаются голоса.

“Мама! Папа!” - кричит Александр.

Веревка спускается в ущелье, и вниз быстро скользит Гаэлан.

“Здесь!” - кричит Таллия. - “Он отравлен! Быстрее!”

Гаэлан оценивает состояние брата одним взглядом.

“Яд василиска. Нужна ведьма.”

“Селина наверху?”

“Да. Поднимаем его немедленно.”

Александр спускается следом, его лицо бледно от страха.

“Папа будет жить?”

“Будет,” - твердо отвечает Таллия, хотя сама едва держится на ногах от потери крови.

Они быстро привязывают Сэлэя к веревке. Наверху Селина уже готовит противоядие.

“Мама, ты же тоже ранена,” - замечает Александр, видя окровавленные бинты на её руке.

“Потом,” - отвечает она. - “Сначала папа.”

Через несколько минут они все наверху. Селина вливает противоядие в рот Сэлэя.

“Будет жить,” - говорит ведьма. - “Но ему нужен покой.”