Далия

Приветствую, храбрый путешественник! Перед тобой открывается мир безграничных возможностей. Куда бы ты хотел отправиться? Или, может быть, расскажешь, какую вселенную ты хочешь исследовать?

Ты просыпаешься на борту космической станции “Аврора”, парящей на краю системы Андромеда-7. Через иллюминатор видны мерцающие звезды и далекие туманности. Командный центр гудит от активности. Куда направишься?

Твой корабль выходит на орбиту Андромеды-7. Внизу пульсирует фиолетовая планета, окруженная кольцами из ледяных частиц. Сканеры показывают наличие космического порта “Нексус” и тревожный сигнал с исследовательской станции на ближайшей луне. Что выберешь?

Твой корабль приближается к станции “Гамма”. Посадка тревожная – ангар пуст, мигает аварийное освещение. Внутри разбросанное оборудование, следы борьбы. Из глубины доносятся странные звуки. Куда пойдешь?

Ты находишь охранный пост. Внутри – несколько бластеров и защитный костюм. Вооружившись, следуешь на звуки в лабораторию. В полумраке видны две фигуры – ученый и странное светящееся существо, похожее на медузу. Они… общаются?

Ты затаился у входа. Ученый нервно жестикулирует, существо пульсирует цветами.

“Данные должны быть защищены! Сигнатуры кристаллов открывают путь к оружию невероятной мощи!”

Медуза мерцает в ответ. Похоже, они союзники, скрывающиеся от кого-то. Что дальше?

Ты выходишь из укрытия: “Может, выпьем шампанского?”

Ученый подпрыгивает от испуга. Медуза светится ярко-красным.

“Откуда вы?! Здесь нет шампанского, это исследовательская станция!”

Они в панике. Ученый быстро прячет кристалл в карман. “Вы с Корпорацией?”

“Вы не знаете?” Ученый подозрительно щурится. “Нексус Корпорация управляет всеми исследованиями в этом секторе. Они охотятся за нами с тех пор, как мы обнаружили истинную природу кварцевых кристаллов.”

Медуза приближается, её свечение смягчается.

“Юар'ликт говорит, что вы можете помочь нам бежать.”

“Наш корабль уничтожен, а данные и кристаллы должны достичь Сопротивления,” говорит учёный. “Если вы доставите нас на станцию 'Авалон' в системе Эридан, мы щедро заплатим.”

Медуза мерцает.

“Юар'ликт чувствует приближение дронов Корпорации. У нас мало времени.”

“Спасибо!” Учёный хватает рюкзак с оборудованием. Вы спешите к ангару через тёмные коридоры.

За последним поворотом два дрона-часовых! Их красные сканеры скользят по стенам. Вы быстро уничтожаете их бластером.

Добравшись до корабля, вы взлетаете под обстрелом прибывающего крейсера Корпорации!

“Инициирую гипер-прыжок!” Ты лихорадочно активируешь системы корабля.

Ученый помогает с расчетами: “Координаты Эридана введены!”

Крейсер Корпорации запускает захватывающий луч. Корпус вашего корабля стонет от напряжения.

“Сейчас или никогда!” Пространство искажается, звезды растягиваются в полосы, и вы прорываетесь в гиперпространство!

Гиперпрыжок завершается резким толчком. Перед вами открывается система Эридан с двумя солнцами и космическая станция “Авалон” – массивное кольцо, окруженное торговыми судами.

Ученый выдыхает с облегчением, но Юар'ликт беспокойно мерцает.

“Странно… слишком мало патрулей,” шепчет ученый. “Будьте осторожны.”

“Нам нужно добраться до сектора Дельта на нижнем уровне станции,” говорит ученый. “Там контакт Сопротивления. Но прямое стыковка опасна – отсутствие патрулей подозрительно.”

Юар'ликт светится пурпурным. “Он предлагает использовать грузовой док B-7. Охрана реже проверяет грузовые суда.”

Решайся – официальный док или грузовой терминал?

Вы направляете корабль к грузовому доку В-7, имитируя сигнатуру грузовоза.

“Груз-413, укажите содержимое,” хрипит комлинк.

Ученый быстро подключается к терминалу: “Отправляю поддельный грузовой манифест.”

После напряженного ожидания док открывается. Внутри несколько рабочих, не обращающих внимания на прибывших. Успешно проникли!

“История этого региона галактики драматична,” шепчет ученый, пока вы пробираетесь через склады. “Нексус Корпорация обнаружила кристаллы на планете Эос-9 и монополизировала технологии. Сопротивление возникло, когда раскрылись истинные свойства кристаллов — сознание и межпространственная связь.”

Юар'ликт мерцает, подтверждая: его раса общается с кристаллами веками.

Туман окутывает газовые фонари Уэстфилда. Далия возвращается домой из лавки трав, когда замечает странную фигуру. Мужчина в идеальном черном костюме с серебряной булавкой наблюдает за ней. Его кожа слишком бледна, глаза мерцают, как звезды.

“Далия Харрингтон,” его голос звучит как шелест листьев. “Наконец-то нашел тебя.”

Далия обернулась, и ее сердце замерло. Вечерний туман клубился вокруг высокой фигуры, словно живое существо, ласкающее своего хозяина. Газовые фонари Уэстфилда отбрасывали причудливые тени на мощеную улицу, создавая ореол вокруг незнакомца. Его черный костюм был безупречен – слишком безупречен для человеческой одежды. Серебряная булавка на лацкане пульсировала тусклым светом, гипнотизируя взгляд.

“Кто вы?” – прошептала Далия, крепче сжимая корзинку с травами. Аромат лаванды и вербены, защитных растений, внезапно показался слишком слабым перед этим существом.

Осенний вечер окутал улицы Уэстфилда серебристым туманом. Далия Харрингтон, стройная двадцатилетняя девушка с непослушными каштановыми локонами, выбивающимися из-под скромной шляпки, торопливо шагала по мощеной улице. Её васильковые глаза, яркие даже в сумерках, настороженно всматривались в туман. Тяжелое шерстяное платье цвета приглушенной лаванды шелестело при каждом шаге, а корзинка с только что купленными травами источала аромат вербены и мяты.

Газовые фонари Уэстфилда один за другим вспыхивали желтоватым светом, борясь с наступающей тьмой. Когда Далия проходила мимо антикварной лавки господина Уитмора, она ощутила странное покалывание на затылке – безошибочный признак чужого взгляда. Обернувшись, она увидела его.

Это был высокий джентльмен в строгом черном костюме, сшитом с безупречной точностью, подчеркивающем его статную фигуру. Черная ткань поглощала свет, будто была соткана из самой тьмы. Его лицо, бледное и точеное, словно вырезанное из слоновой кости искусным мастером, казалось одновременно юным и древним. Черные волосы, зачесанные назад, подчеркивали высокий лоб и острые скулы.

Но именно глаза приковывали внимание Далии – чернее самой глубокой ночи, без различимого зрачка, они смотрели насквозь, словно видели не только её хрупкую фигуру, но и душу. В их бездонной глубине мелькали странные отблески, напоминающие далекие звезды. Что-то неестественное, нечеловеческое таилось в этом взгляде.

Далия отвернулась и ускорила шаг, крепче сжимая корзинку с травами. Сердце в груди стучало как заведенное, отдаваясь пульсацией в висках. Каблуки ее ботинок звонко цокали по мокрой брусчатке, нарушая вечернюю тишину Уэстфилда. Туман сгущался, обволакивая улицы призрачной пеленой, превращая знакомые дома и магазины в размытые тени.

Далия свернула на Серебряную улицу, затем в узкий проулок между булочной и швейной мастерской. Холодный осенний ветер бросал ей в лицо опавшие листья и запах дыма из печных труб. Она не оборачивалась, но кожей чувствовала его присутствие – будто сам воздух стал плотнее, наполнился шепотом и едва уловимым ароматом ночных цветов и дождя.

У самого дома незнакомец поравнялся с Далией. Серебристый свет луны, прорвавшийся сквозь тучи, осветил его точеное лицо. Он двигался с неестественной грацией, словно едва касался земли. Далия замерла у кованой калитки своего небольшого двухэтажного дома с остроконечной крышей и витражными окнами.

Незнакомец не скрывал своего внимания. Его чёрные глаза изучали каждую черту её лица, каждый выбившийся локон. Серебряная булавка на его груди вспыхнула синим светом, когда он улыбнулся – слишком широко для человеческого лица.

“Далия Харрингтон,” произнёс он, и его голос звучал как шелест ветра в осенних листьях. “Наконец-то мы встретились.”

У самого дома незнакомец поравнялся с Далией. Он двигался с гипнотической грацией, каждое движение – словно текучий шелк. Тьма будто ластилась к нему, создавая вокруг ореол мягких теней. Далия замерла у кованой калитки своего дома, чувствуя, как реальность вокруг едва заметно колеблется – воздух становился плотнее, цвета – насыщеннее.

Незнакомец улыбнулся – очаровательно, безупречно, с той идеальной соразмерностью, что никогда не встречается у смертных. Его улыбка обещала тайны и наслаждения, запретные знания и сокровенные желания. Древняя сила таилась за этой прекрасной маской, сила, отточенная веками интриг Теневой Обители.

– Далия Харрингтон, – произнёс он, голос звучал как мелодия забытого сна. – Как долго я искал встречи с тобой.

Улыбка Черного Шелка стала шире, обнажив зубы чуть острее человеческих. Лунный свет странно преломлялся вокруг него, создавая мерцающий ореол. Его тень на мостовой двигалась не совсем синхронно с ним, словно жила собственной жизнью.

– Резкость тебе идёт, Далия с голубыми глазами, – он наклонился ближе, и воздух наполнился ароматом ночных цветов и морозной хвои. – Имена – моя особая страсть. Твоё же имя шепчут травы в твоей корзине, его отражает лунный свет в твоих зрачках, его хранит кровь, текущая в твоих венах. Кровь, которая намного интереснее, чем ты думаешь.

Улыбка незнакомца стала шире, обнажив зубы чуть острее человеческих. Лунный свет странно преломлялся вокруг его силуэта, создавая мерцающий ореол, будто реальность вокруг него была тканью, которую кто-то невидимый слегка искажал. Его тень на мостовой двигалась не совсем синхронно с ним, иногда растекаясь чернильными узорами по брусчатке, словно жила собственной жизнью.

– Резкость тебе к лицу, Далия с глазами цвета летнего неба, – произнёс он с интонацией, одновременно музыкальной и хищной. Когда он наклонился ближе, воздух между ними наполнился ароматом ночных цветов, морозной хвои и чего-то древнего, напоминающего старые манускрипты и свежевскопанную землю. – Имена – моя особая страсть и коллекция. Твоё же имя шепчут травы в твоей корзине, выдаёт эхо твоих шагов по мостовой, его отражает лунный свет в твоих зрачках, и, что важнее всего, его хранит кровь, текущая в твоих венах.

Он сделал паузу, его неестественно чёрные глаза сверкнули, отразив все звёзды ночного неба.

– Кровь, которая намного, намного интереснее, чем ты думаешь. В ней тайна, за которой охотятся все дворы Фейри уже несколько веков.

Глаза незнакомца сверкнули опасным весельем, а воздух вокруг него на мгновение словно затрепетал, как ткань на ветру. Его смех был негромким, но казалось, будто он звучит одновременно отовсюду – мелодичный и древний звук, напоминающий перезвон серебряных колокольчиков и шелест осенних листьев.

– Сумасшествие и гениальность часто путают, дорогая Далия, – проговорил он, совершенно не обидевшись. – Но может ли быть сумасшедшим тот, кто видит больше, чем позволено смертным? Тот, для кого завеса между мирами тоньше паутины?

Лунный свет причудливо заиграл на его лице, и на мгновение Далии показалось, что его черты слегка изменились – стали острее, нечеловечески прекрасны и пугающи одновременно. Тени вокруг сгустились, словно ласкаясь к незнакомцу, а серебряная булавка на его груди вспыхнула холодным синим огнём.

– Ты живёшь в мире, где за каждым углом прячутся чудеса и ужасы, о которых ты не подозреваешь, Далия Харрингтон. Каждую ночь существа из твоих детских кошмаров и волшебных сказок проходят по этим улицам. И некоторые из них очень, очень интересуются тобой.

На мгновение лицо незнакомца застыло в выражении почти детского удивления, а затем он разразился смехом – мягким, мелодичным, но от которого по спине Далии пробежал холодок. Свет уличных фонарей начал мерцать, а тени вокруг удлинились, извиваясь по мостовой как живые существа.

– Полисмен? – произнёс он с интонацией, словно пробовал экзотическое блюдо. – О, милая, наивная Далия… Как думаешь, что увидит твой полисмен? Испуганную девушку, разговаривающую с пустотой? Или, может, почтенного доктора, обеспокоенного состоянием своей пациентки?

Его облик слегка поплыл, черты лица начали неуловимо меняться, становясь старше, добродушнее, человечнее. Через мгновение перед ней стоял уже не зловещий красавец, а седовласый джентльмен в медицинском сюртуке.

– Доктор Уилмот, моя дорогая, – его голос звучал теперь по-отечески тепло. – Вы снова забыли принять лекарство?

Ещё один мимолётный сдвиг реальности – и перед ней вновь стоял первоначальный незнакомец с тревожно-прекрасными чертами.

Далия развернулась так резко, что несколько каштановых прядей выбилось из-под шляпки, и бросилась бежать. Её ботинки громко стучали по мокрой брусчатке, дыхание вырывалось облачками пара в холодном вечернем воздухе. Она неслась по улице, не разбирая дороги, корзинка с травами раскачивалась на сгибе локтя, рассыпая за ней ароматный шлейф из лаванды и вербены.

Сердце колотилось в груди как безумное, а разум метался между страхом и сомнением. Действительно ли она видела превращение? Может, всё это – лишь игра её воображения, измученного долгими ночами над книгами и микстурами? Но глубоко внутри она знала – то, что она увидела, было реальным, более реальным, чем обыденный мир вокруг.

За её спиной раздался тихий, мелодичный смех, похожий на перезвон серебряных колокольчиков в пустом соборе. Он, казалось, доносился отовсюду сразу – из темных переулков, из-за плеча, из её собственной тени, растянувшейся по мостовой.

– Бегство делает охоту интереснее, маленькая Далия, – прошептал голос прямо ей в ухо, хотя никого рядом не было.

Далия огляделась по сторонам, сердце всё ещё колотилось в груди как бешеное. Улица Вязов, обычно оживлённая днём, сейчас казалась зловеще пустынной. Сумерки сгустились в настоящую темноту, и лишь газовые фонари отбрасывали островки желтоватого света на мокрую брусчатку. Из-за тумана казалось, что сам воздух светится призрачным сиянием. Окна особняков по обе стороны улицы смотрели на неё тёмными глазницами – все почтенные жители Уэстфилда уже разошлись по домам, сидели за ужином или у каминов.

Мысли Далии метались в панике. Позвать на помощь? Но если рядом с ней никого не увидят или увидят обычного джентльмена… Её саму сочтут истеричкой или того хуже – отправят в лечебницу для душевнобольных, откуда мало кто возвращался. Сказать, что злоумышленник убежал? Возможно, какой-нибудь сердобольный полисмен или прохожий хотя бы проводит её до дома.

Далия огляделась по сторонам, сердце всё ещё колотилось в груди как бешеное. Улица, обычно оживлённая днём, сейчас казалась тревожно пустынной. Сумерки сгустились в настоящую темноту, и лишь газовые фонари отбрасывали островки желтоватого света на мокрую брусчатку. Из-за тумана казалось, что сам воздух светится призрачным сиянием.

Окна особняков по обе стороны смотрели на неё тёмными глазницами – все почтенные жители Уэстфилда уже разошлись по домам, сидели за ужином или у каминов. Где-то вдалеке ей почудился силуэт – высокий, статный, с необычно плавными движениями. Он не преследовал её, просто наблюдал, с интересом и некоторым удивлением, как будто Далия была редким экспонатом в музее диковин.

Мысли её метались в панике, хотя где-то глубоко внутри затеплилось странное чувство – не только страх, но и загадочное притяжение к тайне, которую олицетворял таинственный незнакомец.

Аромат вербены, свежий и терпкий, вдруг прорезал туман паники в сознании Далии. Бабушкины сказки и старые книги из отцовской библиотеки вспыхнули в памяти – вербена, древний оберег от злых духов и нечисти. Если уж сходить с ума – то до конца, решила Далия, дрожащими пальцами выхватила из корзинки пучок зеленых веточек с лиловыми цветками и выставила перед собой, как щит.

Её жест не только не отпугнул незнакомца – он вдруг материализовался прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки, словно соткался из сгустившегося тумана и теней. Его глаза смотрели на вербену с нескрываемым весельем и… странной нежностью. Уголки идеально очерченных губ дрогнули в улыбке – не насмешливой, а почти восхищенной.

– Вербена, Далия? – произнес он мягко, и в его голосе звучала не угроза, а какое-то удивительное уважение. – Какой прекрасный выбор. Ты действительно необыкновенная.

Он протянул руку – не к Далии, а к растению, и цветки вербены вдруг засветились мягким лиловым светом, распространяя вокруг более сильный, почти опьяняющий аромат.

– Еще ни разу женщины мне не предлагали цветы, – произнес он, и голос его звучал как тихая мелодия, исполняемая на неизвестном инструменте. Улыбка его была манящей и загадочной, как и весь он сам – опасная и прекрасная, как лезвие древнего клинка в лунном свете.

Далия замерла, не в силах отвести взгляд от его лица. В свете газовых фонарей и сиянии вербены его черты казались нечеловечески совершенными – словно лучшие скульпторы всех времен трудились над ними веками. В глубине его глаз танцевали тени и звезды, затягивая, маня в бездонную глубину.

– Но мне от вас нужно иное, – продолжил он, и его пальцы, длинные и изящные, осторожно отвели в сторону пучок вербены. Прикосновение было легким как перышко, но Далия ощутила его всем своим существом, словно струна внутри неё отозвалась на этот жест. – Нечто гораздо более ценное и редкое, чем любые цветы в этом мире и за его пределами.

– Что вы хотите? – пролепетала Далия, отступая на шаг назад. Её рука крепче сжала корзинку, и она с досадой подумала, что сейчас ей куда полезнее была бы тяжелая чугунная сковорода, чем пучок трав и цветов.

Незнакомец склонил голову набок, изучая её с нескрываемым любопытством и чем-то, похожим на восхищение. Его движения были одновременно плавными и стремительными – как у хищника, который знает, что добыча никуда не денется. Тонкие губы изогнулись в улыбке, обнажив зубы чуть острее, чем следовало бы.

– Твоё сердце колотится, как у пойманной птицы, – заметил он, и в его голосе прозвучала странная мягкость. – Но я не причиню тебе вреда, Далия Харрингтон. Я пришёл, чтобы предложить сделку.

Он сделал небольшой изящный жест рукой, и на его ладони вдруг появилась маленькая серебряная шкатулка, украшенная переплетающимися узорами из лоз и цветов, которые, казалось, двигались в свете фонарей.

– Мне нужно то, что ты прячешь в себе, даже не подозревая об этом. Древняя песня, которую твоя кровь хранит веками. И взамен я предложу… защиту.

– Что?! – глаза Далии округлились от изумления и страха. В голубой радужке отразились блики фонарей, а зрачки расширились настолько, что казались черными безднами. Она отступила еще на шаг, почти прижавшись спиной к фонарному столбу, и её каштановые локоны мягко колыхнулись от этого движения.

Незнакомец наблюдал за её реакцией с нескрываемым очарованием, словно учёный, обнаруживший редкий вид бабочки. Тени вокруг них заколебались, принимая причудливые формы – то ли от дуновения ветра, то ли от невидимых сил, пульсирующих в воздухе.

– Ты действительно не знаешь, – произнёс он с нотками удивления и удовольствия. Его черные глаза вдруг полыхнули серебром, как поверхность ночного озера, в которое упала звезда. – Как интересно… Родители не рассказывали тебе сказок на ночь? О том, откуда пришла твоя семья? Почему твои глаза меняют цвет при определённом свете луны?

Он снова шагнул к ней, и его фигура словно окутала девушку тенью и ароматом ночных цветов.

– В твоих венах течёт песня Серебряного Трона, Далия. Песня, которую Теневая Обитель желает услышать… и которая может изменить равновесие всех королевств Фейри.

– Что?! – глаза Далии округлились от изумления и страха. В голубой радужке отразились блики фонарей, а зрачки расширились настолько, что казались черными безднами. Она отступила еще на шаг, почти прижавшись спиной к фонарному столбу, и её каштановые локоны мягко колыхнулись от этого движения.

Незнакомец наблюдал за её реакцией с нескрываемым очарованием, словно учёный, обнаруживший редкий вид бабочки. Тени вокруг них заколебались, принимая причудливые формы – то ли от дуновения ветра, то ли от невидимых сил, пульсирующих в воздухе.

– Ты действительно не знаешь, – произнёс он с нотками удивления и удовольствия. Его черные глаза вдруг полыхнули серебром, как поверхность ночного озера, в которое упала звезда. – Как интересно… Родители не рассказывали тебе сказок на ночь? О том, почему цветы тянутся к тебе сильнее, чем к другим? Почему твои лекарства исцеляют там, где бессильны микстуры лучших докторов Уэстфилда?

Он снова шагнул к ней, и его фигура словно окутала девушку тенью и ароматом ночных цветов.

– В тебе течет древняя магия, Далия. Редкая, дикая, прекрасная… магия, которая не должна существовать в этом железном веке. Магия, за которую любой из моего народа отдал бы столетия жизни, чтобы изучить, обладать… почувствовать.

Губы незнакомца тронула улыбка – не насмешливая, а почти нежная, словно взрослый умилялся наивности ребенка. Он сделал плавный жест рукой, и воздух вокруг Далии вдруг сгустился, наполнился миниатюрными искрами, похожими на светлячков. Они закружились вокруг девушки, касаясь её волос, рук, подола платья.

– Дочка аптекаря, – повторил он с мягкой иронией. – Скажи мне, Далия Харрингтон, все ли дочери аптекарей видят, как распускаются цветы при их приближении? Все ли они могут успокоить боль прикосновением руки? Все ли знают имена растений, которых никогда не видели?

Он сделал шаг ближе, и теперь она могла разглядеть в его зрачках отражение собственного испуганного лица.

– Твои мази лечат раны, которые врачи считают смертельными. Твои отвары снимают лихорадку, когда медицина бессильна. Ты говоришь с растениями, хотя думаешь, что просто размышляешь вслух. И они… они отвечают тебе, верно? Шепчут свои секреты, рассказывают истории.

Лицо незнакомца озарилось триумфальной улыбкой, но в ней читалось нечто большее, чем просто удовлетворение — почти благоговение, смешанное с восхищением. Искры вокруг Далии вспыхнули ярче, словно отвечая на её внезапное осознание.

– Как я мог не знать? – проговорил он, и его голос стал глубже, мягче. – Я наблюдал за тобой, Далия. Видел, как ты склоняешься над умирающим воробышком в парке, шепчешь что-то, касаешься крошечного тельца — и он взлетает, здоровый и сильный. Видел тебя в саду за домом, где цветы поворачиваются к тебе, словно к солнцу.

Он сделал паузу, а затем произнёс с оттенком такой искренности, которая казалась странной для существа его природы:

– В мире, где железо и механизмы вытесняют чудеса, ты — последняя искра древней магии земли. Магии, которая была здесь задолго до появления людей или фейри.

Незнакомец рассмеялся – мягко, музыкально, но с оттенком древней грусти. Искры вокруг них закружились быстрее, образуя сложные узоры в воздухе. Газовый фонарь над их головами вдруг вспыхнул ярче, а затем его пламя приобрело неестественный голубоватый оттенок.

– Только легенды? – его глаза сверкнули в отблесках странного света. – А разве не из легенд ты знаешь, что вербена отгоняет злых духов? Разве не из сказок тебе известно, что лаванда под подушкой дарит вещие сны?

Он сделал плавный жест рукой, словно собирая частички света, и они сформировали в воздухе миниатюрную сцену – девятилетняя Далия склоняется над сломанным крылом малиновки, шепчет что-то, и птица взлетает, кружась вокруг её головы в благодарном танце.

– Ты всегда знала, Далия. Знала, что твой дар не просто удачное совпадение или воображение. Когда микстуры твоего отца, приготовленные твоими руками, исцеляли безнадежно больных… когда цветы в вашем саду цвели даже в снег… когда ты слышала шепот деревьев в безветренный день.

Вопрос Далии, казалось, позабавил незнакомца. Сверкающие частицы магии медленно рассеялись, но воздух вокруг него продолжал мерцать, словно тонкая завеса между мирами истончилась настолько, что сквозь неё просвечивала иная реальность.

– А-а, – протянул он с театральным вздохом. – Наконец-то правильный вопрос.

Он отвесил изящный поклон, достойный королевского двора, и в этом движении была неземная грация существа, никогда не знавшего неуклюжести или неуверенности.

– Я один из Народа Холмов, дитя Сумрака и Звёздного Света, советник Теневой Обители, – его голос звучал как далёкая музыка, а слова словно сплетались в заклинание. – Меня называют разными именами в разных мирах. Люди дали мне множество прозвищ, большинство – незаслуженно пугающих.

Он приблизился, и на мгновение его облик изменился – Далия увидела мерцающую фигуру, которая была одновременно человеком и не-человеком, с острыми чертами лица, глазами, заполненными ночным небом, и короной из теней над головой.

– Но ты, Далия Харрингтон, можешь называть меня… другом. Если осмелишься.

Вопрос Далии, казалось, позабавил незнакомца. Сверкающие частицы магии медленно рассеялись, но воздух вокруг него продолжал мерцать, словно тонкая завеса между мирами истончилась настолько, что сквозь неё просвечивала иная реальность.

– А-а, – протянул он с театральным вздохом. – Наконец-то правильный вопрос.

Он отвесил изящный поклон, достойный королевского двора, и в этом движении была неземная грация существа, никогда не знавшего неуклюжести или неуверенности.

– Я дитя Сумрака и Звёздного Света, советник Теневой Обители, – его голос звучал как далёкая музыка, а слова словно сплетались в заклинание. – Я мастер иллюзий и хранитель тайн между мирами. Люди дали мне множество прозвищ, большинство – незаслуженно пугающих.

Он приблизился, и на мгновение его облик изменился – Далия увидела мерцающую фигуру, которая была одновременно человеком и не-человеком, с острыми чертами лица, глазами, заполненными ночным небом, и короной из теней над головой.

– Но ты, Далия Харрингтон, можешь называть меня… другом. Если осмелишься.

– Ну или если хочешь, можешь называть меня Черный Шелк. Так меня зовут в королевствах фейри, – добавил незнакомец. Его голос при произнесении собственного имени приобрел особую глубину, словно само имя содержало в себе частицу его силы и сущности.

Далия почувствовала, как мурашки пробежали по её коже. Имя отозвалось в воздухе едва уловимым эхом, а тени вокруг на мгновение сгустились и заколебались, будто отвечая на зов своего повелителя.

– Черный Шелк, – осторожно повторила она, будто пробуя имя на вкус, и в момент, когда последний слог сорвался с её губ, свет фонаря над ними мигнул, а где-то вдалеке послышался звук, похожий на перезвон невидимых колокольчиков.

Глаза фейри расширились от удивления и чего-то похожего на удовольствие, когда его имя прозвучало из уст смертной девушки. На мгновение его облик снова мелькнул между человеческим и иным – величественным и чуждым.

Черный Шелк задумчиво наклонил голову, изучая Далию взглядом, который, казалось, видел все слои её существа – от внешней хрупкости до скрытой внутренней силы. Туман вокруг них сгустился, создавая маленький карман уединения посреди городской улицы.

– То, что я хочу от тебя… – он сделал плавный жест рукой, и серебряная шкатулка снова появилась на его ладони. – Твой дар уникален, Далия. Магия, текущая в твоих венах – древняя сила, которая считалась утраченной после Великого Разделения миров.

Он открыл шкатулку. Внутри лежал изящный серебряный браслет с вплетенными в него кристаллами, каждый из которых содержал, казалось, крошечный живой мир – то ли цветы, то ли искры звёзд.

– Мне нужна капля твоей крови, добровольно отданная, чтобы создать связь между мирами. В Теневой Обители гибнут сады, увядают древние рощи… с твоей помощью я могу их исцелить.

Черный Шелк прикрыл глаза, на его лице промелькнула тень подлинной боли. Когда он вновь взглянул на Далию, в его глазах отражалась неподдельная тревога.

– Железо, – произнёс он, и само слово прозвучало как яд на его губах. – Ваш мир меняется, Далия. Железные дороги опутывают землю сетью, дым фабрик затмевает звёзды, машины вытесняют чудеса. Каждый гвоздь, каждая рельса, каждая железная балка – всё это разрывает древние связи между мирами.

Он сделал жест рукой, и в воздухе возникло видение – прекрасные сады, где цветы светились подобно звёздам, деревья с серебристой корой и полупрозрачные создания среди них. Но часть этого великолепия была охвачена тенью увядания.

– Наши миры всегда были связаны тонкими нитями. Люди забыли об этом, но каждая роща, каждый луг в вашем мире имеет отражение в нашем. Теперь эти нити рвутся… и мы не можем остановить угасание.

Черный Шелк прикрыл глаза, на его лице промелькнула тень подлинной боли. Когда он вновь взглянул на Далию, в его глазах отражалась неподдельная тревога.

– Равновесие нарушено, – произнёс он с горечью. – Когда-то давно, столетия назад, наши миры населяли разные виды фейри. Теневые – как я, мастера иллюзий и снов. Воздушные – хранители ветров и дождей. И земные – те, чья магия была связана с ростом, исцелением, жизненной силой растений и животных.

Он сделал жест рукой, и в воздухе возникло видение – прекрасные сады, где цветы светились подобно звёздам, но многие растения увядали, а среди них бродили растерянные фейри.

– После Великого Разделения земные и воздушные фейри исчезли. Многие оказались запертыми в мире людей, смешались с вашим родом… их кровь разбавлялась поколение за поколением. Без их силы наши сады гибнут, Далия. А ты… – его взгляд стал пронзительным, – в тебе течёт неразбавленная кровь земных фейри, чудом сохранившаяся через века.

Черный Шелк прикрыл глаза, на его лице промелькнула тень подлинной боли. Когда он вновь взглянул на Далию, в его глазах отражалась неподдельная тревога.

– Равновесие нарушено, – произнёс он с горечью. – Наш мир разделён между четырьмя королевствами – Теневой Обителью, где правят иллюзия и сумрак; Серебряным Троном ледяных фейри; Лунной Цитаделью огненных фейри и древними землями Земных Садов. Но последнее королевство умирает.

Он сделал жест рукой, и в воздухе возникло видение – прекрасные сады, где цветы светились подобно звёздам, но многие растения увядали.

– После Великого Разделения земные фейри почти исчезли. Большинство оказались в мире людей, смешались с вашим родом… Их кровь потеряла силу через поколения. Но иногда, – его взгляд стал пронзительным, – магия проявляется неожиданно ярко. Как у тебя, Далия. Твоя кровь разбавлена, но дар… он сильнее, чем у многих чистокровных фейри.

Далия слушала его, чувствуя себя оглушенной этим рассказом. Её разум, всегда такой практичный и рациональный, отказывался принимать то, что предстало перед ней. И всё же… глубоко внутри что-то откликалось на слова фейри, словно часть её души всегда знала правду. Видение четырёх королевств растаяло в воздухе, оставив после себя лишь мерцающие частицы света.

Ноги Далии внезапно показались ватными, и она прислонилась к фонарному столбу, пытаясь осмыслить всё услышанное. Её взгляд упал на траву между камнями мостовой – трава, которая теперь тянулась к ней, словно к солнцу, незаметно выросла на несколько дюймов за время их разговора.

Черный Шелк наблюдал за ней с терпеливым вниманием, в его глазах читалось странное сочетание расчёта и искреннего интереса. Он не торопил её, позволяя принять новую реальность, которая только что перевернула весь её мир.

Черный Шелк улыбнулся – не обиженно, а с уважением, словно её недоверие было признаком мудрости, а не оскорблением.

– Прекрасный вопрос, – отметил он, и в его глазах мелькнуло одобрение. – Недоверие – разумная защита от нашего народа. Истории не лгут о хитрости фейри.

Он протянул руку, и в его ладони материализовался кристалл размером с яблоко – прозрачный, с мерцающей внутри туманностью.

– Посмотри сквозь него, Далия. Увидь моими глазами.

Когда кристалл приблизился к ней, Далия ощутила странное тепло. Сквозь грани камня она увидела не туманную улицу Уэстфилда, а залитый лунным светом сад невероятной красоты – с деревьями из серебра и цветами, светящимися изнутри. Но часть этого великолепия была окутана тенью, растения увядали на глазах.

– Одна лишь капля твоей крови, а с ней и частица твоей магии, – повторил Черный Шелк. Его голос стал глубже, приобрёл бархатную текстуру, обволакивающую, как тёплый плед в холодную ночь. – Взамен – моя помощь и защита всегда, когда тебе будет нужно.

Кристалл в его руке мягко пульсировал, отбрасывая причудливые тени на их лица. Далия смотрела на него, и её сердце разрывалось между страхом и странным волнением. Образы увядающего сада всё ещё стояли перед глазами – прекрасного и гибнущего.

Черный Шелк не сводил с неё глаз. В глубине его зрачков мерцали звёзды иного мира. Его губы изогнулись в полуулыбке, но взгляд оставался серьёзным. В нём читалось нечто большее, чем просто желание заключить выгодную сделку – искреннее восхищение и что-то, похожее на надежду.

Черный Шелк замер, и что-то в его лице изменилось – маска обольстительной уверенности на мгновение спала, обнажив искреннее удивление и… уважение. Его глаза сверкнули, словно полированный обсидиан в лунном свете.

– Ты мудрее, чем я ожидал, Далия Харрингтон, – произнёс он тихо. – Правильные вопросы – редкий дар.

Он протянул руку ладонью вверх, и на коже вдруг проступили серебристые линии, складываясь в сложный узор из переплетающихся символов.

– Я предлагаю тебе Вечную Клятву, – его голос снизился до шёпота, но, казалось, наполнил всю улицу. – Среди моего народа нет ничего священнее. Если я нарушу её условия, меня ждёт вечное изгнание и потеря силы.

Серебристые линии на его ладони ярко вспыхнули.

– Клянусь звёздами, что твоя кровь будет использована лишь для исцеления и возрождения, никогда – для разрушения или порабощения.

Затем он поднял на неё бездонно-черные глаза, в которых отражались все звёзды невидимых миров. В этот момент Далия ощутила странное спокойствие, словно стояла на пороге судьбы, которая всегда ждала её. Она невольно облизала пересохшие губы, чувствуя, как сердце гулко стучит в груди.

Мгновение растянулось, наполнилось звенящим напряжением. Вокруг них туман сгустился, создавая кокон уединения посреди ночного города. Далёкие звуки экипажей и голоса прохожих стихли, будто весь мир затаил дыхание, ожидая её решения.

– Хорошо, – наконец произнесла она, и её голос прозвучал неожиданно твёрдо. – Я верю вам.

Лицо Черного Шелка озарилось выражением такого глубокого облегчения и радости, что на мгновение он показался почти человечным. Серебристые руны на его ладони вспыхнули ярче, а воздух вокруг них заискрился, словно наполнился крошечными светлячками.

В его руке оказалась тонкая серебряная игла, настолько изящная, что казалась скорее произведением ювелирного искусства, чем инструментом. Она мерцала в свете газового фонаря, отбрасывая радужные блики.

Черный Шелк приблизился к Далии, его движения стали медленными, почти благоговейными. Туман вокруг них сгустился еще сильнее, скрывая от посторонних глаз таинство происходящего. Время, казалось, замедлило свой бег.

– Дай мне свою руку, – прошептал он, и его голос звучал как тихая музыка, наполненная обещанием и тайной.

Далия протянула дрожащую ладонь. Когда их пальцы соприкоснулись, по её коже пробежала волна тепла. Серебряная игла на мгновение замерла над подушечкой её указательного пальца. Их взгляды встретились – её голубые глаза и его бездонно-черные, теперь наполненные серебристым сиянием.

Он уколол её палец одним плавным, точным движением. Короткий миг боли пронзил Далию, и капля крови выступила на коже – ярко-алая, почти светящаяся в полумраке ночи. В момент появления капли воздух вокруг них вдруг наполнился тонким звоном, словно невидимые хрустальные колокольчики отозвались на древнюю магию.

Черный Шелк смотрел на каплю крови с выражением близким к благоговению. Его глаза расширились, а дыхание на мгновение прервалось. В алой капле отражался весь мир возможностей – для него, для неё, для умирающих садов его королевства.

– Прекрасно, – прошептал он, и в его голосе слышалось нечто глубоко личное, интимное, выходящее за рамки простой сделки.

Капля оторвалась от пальца Далии и зависла в воздухе между ними, окруженная мерцающим серебристым сиянием.

Черный Шелк извлек из серебряной шкатулки браслет – тонкую вязь из серебра и лунного камня, инкрустированную несколькими кристаллами. Один из них, в центре, был темнее остальных – глубокий, как полночное небо.

Парящая капля крови Далии медленно двинулась к этому камню, словно притягиваемая невидимой силой. Когда она коснулась поверхности кристалла, произошло нечто удивительное – камень вспыхнул изнутри насыщенным рубиновым светом, поглощая каплю. По всему браслету побежали тонкие линии пульсирующего света, соединяя центральный кристалл с остальными.

Воздух наполнился ароматом свежей земли после дождя, полевых цветов и чего-то неуловимо древнего. Лицо Черного Шелка озарилось выражением глубокого удовлетворения и затаенного восторга, словно он только что обрел нечто бесконечно ценное.

– Я не забуду твоей помощи, Далия Харрингтон, – произнес Черный Шелк, и его голос звучал как клятва, вплетаясь в саму ткань ночи. Браслет в его руках продолжал мерцать, пульсируя в такт биению сердца Далии. – Теперь мы навеки связаны.

С этими словами он протянул ей браслет, и когда их пальцы соприкоснулись, произошло нечто невероятное – Черный Шелк начал таять, словно был соткан из тумана и лунного света. Его фигура распалась на тысячи мерцающих частиц, которые закружились в воздухе подобно светлячкам, а затем растворились в ночи. Последним исчезло его лицо – выражение глубокой задумчивости и странной нежности, взгляд, который, казалось, проникал в самую душу.

Далия осталась одна на пустынной улице, сжимая в ладони теплый серебряный браслет – единственное доказательство того, что все произошедшее не было лишь игрой воображения.

– Я не забуду твоей помощи, Далия Харрингтон, – произнес Черный Шелк, и его голос звучал как клятва, вплетаясь в саму ткань ночи. Браслет в его руках продолжал мерцать, пульсируя в такт биению сердца Далии. – Теперь мы навеки связаны.

С этими словами он бережно поместил браслет обратно в серебряную шкатулку. Центральный кристалл продолжал светиться рубиновым светом – живое свидетельство её дара, ключ к исцелению увядающих садов его мира.

Черный Шелк начал таять, словно был соткан из тумана и лунного света. Его фигура распалась на тысячи мерцающих частиц, которые закружились в воздухе подобно светлячкам, а затем растворились в ночи. Последним исчезло его лицо – выражение глубокой задумчивости и странной нежности, взгляд, который, казалось, проникал в самую душу.

Придя в себя, Далия наконец-то отправилась домой. Ноги несли её словно сами – по знакомым улицам, мимо газовых фонарей, отбрасывающих причудливые тени. Она шла как во сне, всё ещё ощущая лёгкое покалывание в месте укола на пальце – единственное осязаемое доказательство того, что встреча с фейри действительно произошла.

Мысли её метались подобно испуганным птицам. Всё, что она знала о мире, о себе, о реальности – всё перевернулось в один миг. Магия, фейри, другие королевства… и она сама – носительница древней крови и силы, о которой даже не подозревала.

Когда Далия поднималась по ступеням к двери своего дома, она заметила, что цветы в горшках на крыльце повернулись к ней, словно приветствуя, а увядший вчера розовый куст внезапно покрылся свежими бутонами.

Едва переступив порог дома, Далия оказалась в окружении взволнованных родителей. Мать, Элизабет Харрингтон – хрупкая женщина с такими же как у дочери каштановыми волосами, уже тронутыми сединой – бросилась к ней, обнимая и одновременно отчитывая за позднее возвращение.

– Где ты была? Мы с отцом места себе не находили! – её голос дрожал от пережитого беспокойства.

Отец, Джонатан Харрингтон, высокий мужчина с добрыми глазами и аккуратной бородой, стоял позади, держа в руках масляную лампу. В её свете его лицо казалось особенно усталым и обеспокоенным.

– Томас уже спит, – тихо сказал он, кивнув в сторону лестницы, ведущей в комнаты второго этажа. – Мы боялись разбудить его нашим хождением. Он спрашивал о тебе перед сном.

Далия показала им пучки мяты и вербены, доставая их из корзинки дрожащими пальцами и надеясь, что родители не заметят её взволнованного состояния.

– Задержалась в лавке, а потом заболталась с миссис Уилсон. Простите, что заставила вас волноваться, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал как можно естественнее.

Мать взяла из её рук вербену, и на мгновение Далии показалось, что в глазах женщины промелькнуло что-то странное – словно смесь узнавания и тревоги. Элизабет осторожно провела пальцами по лиловым цветкам, которые всё ещё хранили едва заметное свечение.

– Вербена? – тихо спросила она. – Зачем она тебе?

Отец тем временем внимательно осматривал дочь, словно проверяя, не случилось ли с ней чего-то. Его взгляд на мгновение задержался на пальце с крошечной ранкой от укола.

Далия показала им пучки мяты и вербены, доставая их из корзинки дрожащими пальцами и надеясь, что родители не заметят её взволнованного состояния.

– Задержалась в лавке, а потом заболталась с миссис Уилсон. Простите, что заставила вас волноваться, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал как можно естественнее.

Мать бережно приняла травы, поместив их в керамическую вазу на столике в прихожей, чтобы утром разобрать и засушить.

– Хорошо, что ты вернулась, дорогая, – произнесла Элизабет с облегчением. – В городе в последнее время много странных разговоров.

Отец тем временем внимательно осматривал дочь, словно проверяя, не случилось ли с ней чего-то. Его взгляд на мгновение задержался на её лице, и Далии показалось, что он заметил нечто необычное в её глазах – какое-то новое знание, которого там не было раньше.

Элизабет Харрингтон бросила быстрый взгляд на мужа, словно проверяя, стоит ли продолжать эту тему. Затем, понизив голос, она наклонилась ближе к дочери.

– Люди говорят о странных вещах, дорогая. Миссис Бейкер клянется, что видела, как цветы в её саду танцевали без ветра. Старый господин Грейвс утверждает, что слышал музыку, доносящуюся из леса за городом, хотя там никто не живет.

Она поправила вазу с травами, словно это помогало ей собраться с мыслями.

– А на рассвете третьего дня молочник обнаружил круги из грибов по всей городской площади, хотя вечером их точно не было.

Отец кашлянул, явно не одобряя такие разговоры.

– Суеверия, – произнес он твердо, но в его глазах промелькнуло что-то, похожее на тревогу.

Элизабет Харрингтон бросила тревожный взгляд на мужа, затем понизила голос до шепота, оглядываясь, словно боялась, что их могут подслушать даже в собственном доме.

– Исчезновения, Далия. Три девушки пропали за последние две недели. Сначала Клара Эджертон, затем младшая из сестер Бэнкрофт, а вчера – Оливия Уэст. Все молодые, все шли домой в сумерках… и все исчезли, словно их забрала ночь.

Она нервно теребила кружево на рукаве.

– Люди шепчутся о странных тенях, которые видели у места исчезновения Оливии. О следах, которые не принадлежат ни человеку, ни животному. И о холодном голубом свечении, которое видели в окнах заброшенного особняка Блэквудов накануне каждого исчезновения.

Отец положил руку на плечо Далии, его пальцы заметно напряжены.

– Больше никаких прогулок в одиночестве, особенно после заката. Обещай мне.

Холодок пробежал по коже Далии, заставив её вздрогнуть. После сегодняшней встречи с Черным Шелком она была готова поверить во что угодно. Мир, который казался таким понятным ещё утром, теперь превратился в место, полное опасных тайн и невидимых угроз. Её палец с крошечной ранкой слегка запульсировал, словно напоминая о заключённой сделке.

– Обещаю, – вымолвила она, и голос её прозвучал тише, чем она намеревалась.

В глазах матери Далия заметила не только беспокойство, но и нечто иное – какое-то древнее знание, которое та никогда не высказывала вслух. На мгновение ей показалось, что Элизабет хочет сказать что-то ещё, но женщина лишь крепче обняла дочь, прижав к себе.

Той ночью Далия долго не могла уснуть. Каждый раз, закрывая глаза, она видела бездонный взгляд Черного Шелка и мерцающие сады Теневой Обители. А когда сон наконец одолел её, ей снились невиданные цветы, поющие на языке, которого она никогда не слышала, но каким-то образом понимала.

Утро принесло перемены. Далия заметила их сразу – цветы на подоконнике повернулись к ней, стоило ей войти в комнату; засохший букет в вазе внезапно ожил, выпрямив стебли. И самое странное – глядя в зеркало, она увидела, что её глаза изменили цвет, став глубже и ярче, с крошечными золотистыми искорками.

Теперь она всё видела и замечала иначе. Каждое утро для Далии стало подобно пробуждению в новом мире – знакомом, но словно освещённом иным светом. Встреча с Черным Шелком сорвала невидимую повязку с её глаз, позволив увидеть то, что всегда существовало рядом, но оставалось скрытым от обычного взгляда.

Расчёсывая волосы перед зеркалом, она заметила, как каштановые локоны словно оживают под прикосновением щётки, приобретая неестественный блеск. Умываясь, она увидела, как вода на её ладонях на мгновение засветилась мягким серебристым светом. А когда она проходила мимо комнатных растений, те тянулись к ней, будто приветствуя родственную душу.

После завтрака Далия отправилась с отцом в аптекарскую лавку. Утро выдалось пасмурным, свинцовые тучи нависали над Уэстфилдом, но даже в этом сумрачном свете она замечала вещи, которые ускользали от неё раньше – странные узоры мха на северной стороне деревьев, складывающиеся в нечто похожее на письмена; крошечные мерцающие существа, порхающие между цветами в чьём-то палисаднике; глубокие тени, которые, казалось, жили собственной жизнью, когда никто не смотрел на них.

Аптека Харрингтонов располагалась на пересечении двух оживлённых улиц – старинное здание с витражными стёклами и выцветшей вывеской. Внутри пахло сушёными травами, корой, настойками и чем-то неуловимо таинственным – запахом, который Далия теперь распознавала как аромат самой магии.

– Сегодня будет много посетителей, – заметил отец, открывая дверь для первых клиентов. – Приготовь побольше успокоительного сбора. Люди напуганы.

С каждым часом лавка наполнялась жителями Уэстфилда. Они приходили за лекарствами и микстурами, но задерживались, чтобы обменяться новостями и слухами. Далия работала за прилавком, взвешивая травы и отмеряя жидкости в маленькие бутылочки, а её обострившийся слух ловил обрывки разговоров.

Говорили и о недавних исчезновениях девушек. Далия навострила уши, стараясь услышать побольше, незаметно замедляя движения рук, перебирающих сухие цветы лаванды. Её новообретенная чувствительность к магии сделала и слух острее – теперь она могла различить шепот даже с другого конца комнаты.

– Младшая дочь Уэстов так и не нашлась, – шептала полная дама в темно-синем платье, наклонившись к своей спутнице. – А ведь какая разумная девочка была, никогда бы сама не ушла.

– Говорят, на месте, где её видели в последний раз, нашли странные следы, – ответила её подруга, нервно оглядываясь. – Не человеческие и не звериные. И земля вокруг была холодной, словно морозом тронутой, хотя ночь была теплой.

У дальнего угла прилавка собрались мужчины – среди них Далия узнала кузнеца и местного констебля.

– Четвертая за месяц, – хмуро произнес констебль Ривз, опытный полицейский с седеющими усами. – И ни единой зацепки. Словно растворяются в воздухе.

– А что насчет цветов? – спросил кто-то из группы.

Далия замерла, внимательно прислушиваясь.

– То же, что и в прошлые разы, – вздохнул констебль. – На месте каждого исчезновения находят странные голубые цветы, которых никто раньше не видел. Ботаник из университета сказал, что такой вид не числится ни в одном каталоге.

С другой стороны лавки две молодые служанки перешептывались с нескрываемым страхом:

– Моя кузина живет рядом с домом Блэквудов. Клянется, что видела голубое свечение в окнах особняка накануне исчезновения Оливии Уэст. И музыку – странную, нечеловеческую.

– А Сара из прачечной говорит, что все пропавшие девушки перед исчезновением жаловались на одинаковые сны – о садах под звездным небом и прекрасном танцоре в серебряной маске.

Далия почувствовала, как по спине пробежал холодок. Странные цветы, холодное свечение, сады под звездным небом… все это слишком сильно напоминало о мире Черного Шелка. Но отчего бы кто-то из фейри похищал обычных девушек? И почему именно сейчас?

Услышанное ей совсем не нравилось. Далия сосредоточенно отмеряла порошок валерианы в маленькие бумажные конвертики, но её мысли были далеко. Из старых книг и бабушкиных сказок она помнила, что фейри действительно иногда похищали понравившихся им смертных девушек – увлекали их волшебной музыкой, заманивали в свои чертоги, где время текло иначе. Но вот так чтобы сразу забирать одну за другой? Это было совсем странно и не вписывалось в обычные истории о народе холмов.

“Четыре девушки за месяц”, – думала Далия, машинально заворачивая лекарства. – “Словно кто-то целенаправленно собирает их… но зачем?”

Она так глубоко погрузилась в размышления, что не заметила, как просыпала часть порошка мимо конвертика. Только тихий кашель отца вернул её к реальности.

– Что-то ты рассеянна сегодня, – заметил Джонатан Харрингтон, незаметно убирая испорченный препарат. – Все в порядке?

– Просто не выспалась, – ответила Далия, стараясь звучать непринужденно.

Её внимание привлекла маленькая деталь – констебль Ривз достал из кармана носовой платок, а в нём что-то завёрнутое. Разворачивая ткань, он показал аптекарю странный цветок с лепестками необычного голубого оттенка, словно светящийся изнутри холодным пламенем.

– Никогда такого не видел, Харрингтон. Может, ты знаешь, что это за растение?

Услышанное ей совсем не нравилось. Далия сосредоточенно отмеряла порошок валерианы в маленькие бумажные конвертики, но её мысли были далеко. Из старых книг и бабушкиных сказок она помнила, что фейри действительно иногда похищали понравившихся им смертных девушек – увлекали их волшебной музыкой, заманивали в свои королевства, где время текло иначе. Но вот так чтобы сразу забирать одну за другой? Это было совсем странно и не вписывалось в привычные истории о волшебном народе.

“Четыре девушки за месяц”, – думала Далия, машинально заворачивая лекарства. – “Словно кто-то целенаправленно собирает их… но зачем?”

Она так глубоко погрузилась в размышления, что не заметила, как просыпала часть порошка мимо конвертика. Только тихий кашель отца вернул её к реальности.

– Что-то ты рассеянна сегодня, – заметил Джонатан Харрингтон, незаметно убирая испорченный препарат. – Все в порядке?

– Просто не выспалась, – ответила Далия, стараясь звучать непринужденно.

Её внимание привлекла маленькая деталь – констебль Ривз достал из кармана носовой платок, а в нём что-то завёрнутое. Разворачивая ткань, он показал аптекарю странный цветок с лепестками необычного голубого оттенка, словно светящийся изнутри холодным пламенем.

– Никогда такого не видел, Харрингтон. Может, ты знаешь, что это за растение?

Далия тоже посмотрела на цветок, подойдя ближе к отцу. Растение было совершенно необычным – пять заостренных лепестков, похожих на звезду, светились изнутри холодным голубым светом, напоминающим мерцание далеких созвездий. Стебель имел серебристый оттенок и был покрыт крошечными, почти невидимыми шипами. Но самым странным было то, что цветок, очевидно сорванный несколько часов назад, выглядел абсолютно свежим, словно только что распустившимся.

– Никогда такого не видел, – пробормотал Джонатан Харрингтон, осторожно беря цветок двумя пальцами. – Не похоже ни на одно известное мне растение.

Когда отец поднес цветок ближе к лампе для лучшего рассмотрения, Далия почувствовала странное покалывание в кончиках пальцев и легкое головокружение. Казалось, цветок… обращался к ней? Не словами, но чем-то более глубоким – языком, который понимала только её пробудившаяся магия. От растения исходило ощущение холода, древней силы и… голода?

– Где вы нашли его, констебль Ривз? – спросила Далия, стараясь, чтобы голос звучал обычно, хотя сердце её учащенно билось.

– На месте исчезновения Мэри Бэнкрофт, – ответил констебль, хмуро глядя на цветок. – Такие же находили и там, где пропали другие девушки.

В эту минуту Далия пожалела, что рядом нет Черного Шелка. Странный цветок словно манил её, и одновременно вызывал необъяснимую тревогу. Его сияние казалось неестественным для растения из человеческого мира – оно напоминало о видениях Теневой Обители, которые фейри показал ей вчера. Что-то подсказывало девушке, что обитатель сумрака мог бы многое рассказать об этом растении.

“Почему он оставляет эти цветы? Кто ”он“? И связано ли это с Черным Шелком?” – вопросы роились в голове Далии, пока она наблюдала, как отец осторожно поворачивает загадочный образец перед лампой.

– Удивительно, но он совершенно холодный на ощупь, – заметил Джонатан Харрингтон. – И посмотрите на пыльцу – она серебристая, почти металлическая.

Констебль Ривз покачал головой.

– Профессор Эвергрин из университета назвал его “невозможным с ботанической точки зрения”. Сказал, что такого растения не может существовать в природе.

“В нашей природе – возможно,” – подумала Далия, вспоминая увядающие сады Теневой Обители и блеск в глазах Черного Шелка, когда он говорил о древней магии.

– Какая-то невероятная история, – вздохнул Ривз, осторожно заворачивая странный цветок обратно в платок. В его усталых глазах читались тревога и бессилие человека, привыкшего решать проблемы с помощью логики и закона, но столкнувшегося с чем-то, выходящим за пределы понимания. – Я даже не уверен, что мы её разгадаем. В любом случае, жителям Уэстфилда, особенно девушкам, надо соблюдать осторожность.

Он выразительно взглянул на Далию, и в этом взгляде читалось неподдельное беспокойство. Её каштановые локоны, голубые глаза с недавно появившимися золотистыми искрами и молодость делали её похожей на пропавших девушек.

Джонатан Харрингтон немедленно положил руку на плечо дочери в защитном жесте.

– Не беспокойтесь, констебль. Далия не будет выходить одна, особенно после наступления сумерек.

Посетители аптеки притихли, многие посматривали на Далию – с беспокойством, с сочувствием, а некоторые – с тем особым выражением, которое появляется на лицах людей, размышляющих, не станет ли она следующей жертвой.

Далия почувствовала, как внутри поднимается сложная смесь эмоций – страха перед неизвестной угрозой, смятения от нового понимания мира и странного ощущения, что ей предстоит сыграть какую-то роль в этих таинственных событиях.

Из лавки она и отец ушли раньше обычного. Темнело уже рано – осень была в разгаре, деревья стояли в золоте и багрянце, а небо затягивало тяжелыми тучами, обещавшими дождь. Улицы Уэстфилда, обычно оживленные до самого вечера, сейчас казались непривычно пустынными. Люди спешили вернуться в свои дома, запереть двери и зажечь больше свечей и ламп, словно свет мог защитить их от невидимой угрозы.

Джонатан Харрингтон шел рядом с дочерью, то и дело оглядываясь по сторонам. В одной руке он держал саквояж с лекарствами, а другую положил на небольшой пистолет, спрятанный во внутреннем кармане пальто – оружие, которое он никогда раньше не носил с собой.

– Странно всё это, – произнес он тихо, когда они свернули на тихую улочку, ведущую к их дому. – За тридцать лет работы аптекарем я повидал многое, Далия, но такого цветка… Он словно не из нашего мира.

Далия бросила взгляд на отца, пытаясь понять, насколько глубоко простирается его знание о вещах за пределами обыденного. Всегда рациональный и практичный, сейчас он выглядел встревоженным и неуверенным.

– А эти исчезновения, – продолжил он, понизив голос еще больше. – Слишком методичные. Слишком… избирательные.

– Все это очень странно, – согласилась Далия, плотнее запахивая шаль. Ветер усилился, принося с собой запах близкого дождя и что-то ещё – неуловимый аромат, напоминающий о её встрече с Черным Шелком. – Констебль Ривз выглядел таким растерянным…

Отец тяжело вздохнул, его обычно уверенное лицо выражало глубокую обеспокоенность.

– Констебль – хороший человек и отличный полицейский, когда дело касается обычных преступлений. Но есть вещи, с которыми полиция… бессильна.

Далия бросила на отца удивленный взгляд. В сгущающихся сумерках его профиль казался резче, а глаза – темнее и глубже, словно он носил в себе тайну, которую долго скрывал.

– Папа, ты когда-нибудь… – она запнулась, не решаясь озвучить свой вопрос. – Ты когда-нибудь видел что-то необъяснимое? Что-то, что выходит за рамки обычного мира?

Джонатан Харрингтон остановился так внезапно, что Далия сделала еще несколько шагов, прежде чем заметила это. Когда она обернулась, то увидела, что отец смотрит на неё странным, изучающим взглядом.

– Почему ты спрашиваешь об этом именно сейчас, Далия?

– Эти исчезновения… этот цветок – это ведь тоже всё очень необычно, – попыталась объяснить Далия, чувствуя, как румянец заливает щёки под пристальным взглядом отца.

Джонатан Харрингтон долго молчал, словно взвешивая что-то в уме. Его взгляд переместился на верхушки деревьев, где последние золотые листья трепетали на ветру, готовые сорваться. Когда он заговорил, его голос звучал глубже и тише обычного:

– В мире существует много вещей, которые не поддаются объяснению обычной наукой, Далия. Вещей, о которых благоразумные люди предпочитают не говорить вслух.

Он снова посмотрел на дочь, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.

– Твоя бабушка… моя мать… она верила в старые легенды. Знала травы и заговоры, которым нет места в современной медицине. Люди приходили к ней, когда доктора оказывались бессильны.

Далия почувствовала, как её сердце ускоряет ритм. Бабушку она почти не помнила – лишь тёплые руки, пахнущие травами, и песни на странном языке.

– Много лет назад в Уэстфилде тоже происходили исчезновения, – продолжил отец, снова оглядываясь по сторонам. – И тогда тоже находили странные цветы. Мне было десять лет, но я помню, как взрослые шептались о “тех, кто приходит в сумерках”.

– Ты никогда не рассказывал мне, – ответила Далия, чувствуя, как от слов отца по коже проходит знакомый холодок – тот же, что она испытала при встрече с Черным Шелком. – Кто это может быть? Те, кто приходит в сумерках?

Джонатан Харрингтон огляделся, словно сами стены могли слышать их разговор. Порыв ветра принес с собой первые капли дождя, и он поторопил дочь к дому, который уже виднелся в конце улицы.

– Не здесь, – тихо произнес он. – Не на открытом пространстве.

Только когда они вошли в дом, повесили плащи и убедились, что Элизабет занята на кухне, а младший брат Томас погружен в книгу у камина, отец увлек Далию в свой кабинет – небольшую комнату, уставленную книжными шкафами и заставленную колбами, ретортами и бутылочками с экстрактами.

Он запер дверь и достал из потайного ящика стола старинную книгу в потертом кожаном переплете.

– Существуют создания, которые живут рядом с нами, но не среди нас, – начал он, осторожно перелистывая хрупкие страницы. – Они старше человечества и намного могущественнее. В разные времена их называли по-разному – фейри, эльфы, сиды… но суть одна.

Он остановился на странице с рисунком, изображающим четыре символа: тень, снежинку, пламя и цветок.

– Четыре двора, четыре королевства, – его палец коснулся рисунка цветка. – Земные фейри когда-то были самыми близкими к людям. Они помогали урожаю, лечили болезни, учили первых травников. Но потом что-то произошло… большой раскол. И теперь они возвращаются, Далия. Но не с миром.

– Кто возвращается? – дыхание Далии перехватило, а сердце забилось так сильно, что, казалось, отец должен его слышать.

Джонатан Харрингтон провел пальцем по символу снежинки на пожелтевшей странице. Его лицо в свете масляной лампы выглядело старше, словно груз тайного знания прибавил ему лет.

– Фейри Серебряного Трона. Ледяные фейри, – произнес он тихо, почти шепотом. – Самые опасные и безжалостные из всех дворов. В отличие от других, они никогда не стремились к союзу с людьми. Для них мы… ресурс.

Он перевернул страницу, показав иллюстрацию – изысканное существо с серебристо-белыми волосами, острыми чертами лица и глазами цвета морозного неба.

– Каждые сто лет, когда определённые звёзды встают в особом порядке, завеса между мирами истончается. Ледяные фейри используют это время для… сбора урожая. Им нужна жизненная сила молодых женщин для своих ритуалов.

Он закрыл книгу, но продолжал держать руку на её обложке, словно черпая уверенность из древнего фолианта.

– Последний раз это происходило в Уэстфилде, когда мне было десять лет. Тогда тоже пропали несколько девушек. И никто не смог их спасти.

– Кто возвращается? – дыхание Далии перехватило, а сердце забилось так сильно, что, казалось, отец должен его слышать.

Джонатан Харрингтон провел пальцем по странице древней книги, его лицо в свете масляной лампы выглядело старше, словно груз тайного знания прибавил ему лет.

– Мы называем их Похитителями Теней, – произнес он тихо, почти шепотом. – Они не принадлежат ни к одному из четырех дворов фейри. Это изгнанники, отверженные, те, кто нарушил законы волшебного народа и был изгнан из своих королевств.

Он перевернул страницу, показав иллюстрацию – размытый силуэт существа с холодными глазами и окруженного странным голубым свечением.

– Без связи со своим миром и своей магией они медленно увядают. Но они нашли способ продлить своё существование… за счёт жизненной силы смертных девушек. Особенно ценны для них те, в ком есть хоть капля магии.

Он закрыл книгу, но продолжал держать руку на её обложке, словно черпая уверенность из древнего фолианта.

– Каждые несколько десятилетий, когда истощаются их силы, они возвращаются за новыми жертвами. Последний раз это происходило в Уэстфилде, когда мне было десять лет. Тогда тоже пропали несколько девушек. И никто не смог их спасти.

– Откуда ты это все знаешь? – изумилась Далия, глядя на отца широко раскрытыми глазами. – Как же спасти девушек?

Джонатан Харрингтон долго молчал, сжимая потертый переплет книги так, словно боялся, что она может выскользнуть из его рук. За окном усилился дождь, капли барабанили по стеклу, а ветер начал завывать в дымоходе – звук, удивительно похожий на далекий плач.

– Знание о мире фейри передается в нашей семье из поколения в поколение, – наконец произнес он. – Моя мать… твоя бабушка была Хранительницей – одной из тех редких смертных, кому доверяли поддерживать равновесие между мирами.

Он встал и подошел к скромному портрету пожилой женщины с добрыми глазами и серебряным амулетом на шее.

– Она научила меня распознавать знаки, читать старые книги, готовить особые отвары… но самое важное знание передается только по женской линии.

Его взгляд вернулся к Далии, и в нем читалась смесь гордости и страха.

– Что до спасения девушек… – он покачал головой. – Существует древний ритуал призыва, который может заставить Похитителей вернуть украденные души. Но для этого нужен кто-то с даром, подобным твоему, Далия. Кто-то, в ком течет кровь земных фейри.

– Но как это сделать? – спросила Далия, подавшись вперед. Она чувствовала, как что-то просыпается внутри неё – не просто любопытство, а глубинное ощущение предназначения, словно вся её жизнь вела к этому моменту.

Отец грустно развел руками, и тени от его фигуры заколебались на стенах кабинета. В камине потрескивал огонь, создавая иллюзию уюта, но холодок, пробежавший по спине Далии, не имел ничего общего с температурой в комнате.

– Увы, это знание мне недоступно, – тихо ответил Джонатан. – В нашей семье полные тайны ритуалов передавались только женщинам с даром. Твоя бабушка должна была научить тебя, когда придет время… но она ушла слишком рано.

Он тяжело опустился в кресло, внезапно выглядя постаревшим и измученным.

– А если бы я его и знал… Это слишком рискованно, Далия. Противостоять Похитителям Теней – всё равно что бросить вызов буре или пожару. Они древние и безжалостные существа, для которых человеческая жизнь – лишь ресурс.

– Но мы не можем ждать, пока кто-то еще пропадет! – взволнованно воскликнула Далия, резко поднимаясь со стула. От её движения пламя свечей затрепетало, отбрасывая причудливые тени на стены.

Её голубые глаза засверкали с необычной интенсивностью, золотистые искры в них словно разгорались ярче. Несколько книг на полке за её спиной слегка задрожали, а высушенные цветы в вазе внезапно выпрямились, словно наполненные новой жизнью.

– Эти девушки, их семьи… они страдают сейчас! И если есть хоть малейший шанс помочь, разве мы не должны попытаться?

Джонатан Харрингтон наблюдал за дочерью со смесью гордости и ужаса. В ней он видел отражение своей матери – ту же страстную решимость, то же бесстрашие перед неизведанным. И тот же дар, который теперь пробуждался в полную силу.

– Далия, – произнес он, поднимаясь и кладя руки на её плечи. – Я понимаю твои чувства. Но противостоять Похитителям без полного знания… это самоубийство. Мы даже не знаем, где их искать, как с ними бороться.

– Но кто-то ведь должен знать?! – Далия почти выкрикнула эти слова, и в то же мгновение одна из колб на полке треснула, выпуская тонкую струйку дыма.

Джонатан Харрингтон вздрогнул, глядя на проявление стихийной магии, которую его дочь даже не осознавала. Он глубоко вздохнул, словно собираясь с силами для решения, которое, как он знал, могло поставить под угрозу безопасность дочери.

– Есть… есть те, кто мог бы знать, – наконец произнес он, опускаясь обратно в кресло. – Фейри из Теневой Обители. Из всех дворов они больше всего знают о Похитителях Теней, потому что когда-то давно многие изгнанники происходили именно из их королевства.

Он провел рукой по лицу, как человек, измученный бессонницей.

– Но призывать фейри, особенно из Теневой Обители… это все равно что играть с огнем в комнате, полной пороха. Они хитры, опасны и никогда не помогают без высокой цены.

За окном сверкнула молния, на мгновение осветив лицо Далии – решительное, с пробуждающейся внутренней силой, о которой она даже не подозревала до встречи с Черным Шелком.

– Надо что-то придумать, – произнесла она, начиная расхаживать по кабинету между стеллажами с книгами и полками с аптекарскими принадлежностями. – Искать книги, искать кого-то, кто знает…

Её голос звучал обыденно, но внутри Далия уже приняла решение. Черный Шелк – фейри из Теневой Обители, связанный с ней кровной клятвой – единственный, кто мог помочь. Он обещал ей защиту и помощь в обмен на каплю крови. Теперь настало время проверить, чего стоят обещания фейри. Но озвучивать это решение отцу она пока не собиралась.

Джонатан Харрингтон наблюдал за дочерью с растущим беспокойством. Он слишком хорошо знал это выражение – тот же упрямый блеск в глазах, который видел у своей матери, когда та принимала опасное решение.

– Далия, – осторожно начал он, – обещай мне, что не будешь делать ничего необдуманного. Мы будем искать ответы вместе, но безопасным путем.

Гроза за окном усиливалась. Капли дождя барабанили по стеклу, а дальние раскаты грома, казалось, отвечали на невысказанные мысли Далии. На мгновение ей почудилось, что в вспышке молнии она увидела силуэт – высокий, с идеальной осанкой и глазами, светящимися в темноте.

– Обещаю, – ответила Далия, опуская глаза, чтобы отец не увидел в них решимости, противоречащей её словам.

Обдумывать ей уже было нечего. План сформировался четко и ясно – дождаться ночи, призвать Черного Шелка и попросить его помощи в поисках похищенных девушек. Просьба к могущественному фейри, безусловно, таила в себе опасность, но вряд ли она будет страшнее той угрозы, которая уже нависла над Уэстфилдом.

Странное спокойствие наполнило её – то самое, что приходит с окончательным решением. Укол на пальце, оставленный серебряной иглой Черного Шелка, слегка запульсировал, словно напоминая о связи, которая теперь соединяла её с существом из другого мира.

Джонатан Харрингтон внимательно смотрел на дочь, словно пытаясь проникнуть в её мысли. В его глазах читалась глубокая тревога человека, который слишком хорошо знает цену взаимодействия с волшебным народом.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Завтра мы начнем поиски в старых книгах. А сейчас нам обоим нужен отдых.

В своей комнате Далия просидела без сна еще долго. Буря за окном постепенно утихала, но в её душе бушевала собственная буря эмоций – страх, решимость, любопытство и странное предвкушение.

Прислушавшись к звукам дома, она убедилась, что все спят – отец с матерью в своей спальне, маленький Томас в детской. Тишину нарушало лишь тиканье старинных часов да шелест дождя по карнизам.

Далия села на кровати, кутаясь в ночную сорочку. В лунном свете, прорывающемся сквозь рассеивающиеся тучи, её каштановые волосы отливали серебром, а необычные глаза казались почти светящимися.

“Как призвать фейри?” – думала она. В сказках обычно требовались сложные ритуалы, кровь, специальные слова… Но у неё уже была связь с Черным Шелком, скрепленная её кровью и его клятвой.

Чувствуя себя довольно глупо, она прошептала в темноту:

– Черный Шелк, ты нужен мне!

Для верности эту фразу она повторила еще дважды, каждый раз немного громче, ощущая, как странное покалывание распространяется от пальца, уколотого серебряной иглой фейри, по всему телу.

– Черный Шелк, ты нужен мне.
– Черный Шелк, ты нужен мне!

С третьим призывом воздух в комнате словно сгустился, стал тяжелее и насыщеннее. Тени в углах комнаты углубились, приобрели объем и глубину, непостижимую для обычной темноты. Лунный свет, падающий через окно, внезапно изменил оттенок, став холоднее и серебристее, словно это был свет совсем другой луны, из другого мира.

Пламя свечи на прикроватном столике замерло, застыв неподвижно, будто время остановилось. В комнате воцарилась абсолютная тишина – исчезло тиканье часов, шелест дождя, даже звук её собственного дыхания.

Тени в комнате сгустились, начали перетекать и извиваться, словно живые существа. Они собирались в центре комнаты, сплетаясь и уплотняясь, принимая очертания высокой фигуры. Сначала это был лишь силуэт – размытый, нечеткий, словно вырезанный из самой ночи. Затем он начал обретать форму и детали.

Черный Шелк материализовался перед Далией, возникнув из ничего, как будто он всегда был частью её комнаты, просто скрытой от обычного зрения. Его безупречный черный костюм казался соткан из самой тьмы, серебряная булавка на лацкане мерцала, отражая лунный свет. Его бледное лицо с идеальными чертами выглядело почти светящимся в полумраке, а в глубине черных глаз танцевали звезды.

Легкая улыбка тронула его губы, когда он увидел Далию – улыбка, в которой читалось удивление, удовольствие и что-то похожее на уважение.

– Ты позвала, и я пришел, – произнес он голосом, который звучал как шелест ночного ветра в кронах деревьев. – Что привело тебя к такому решению, Далия Харрингтон?

Она смутилась, внезапно осознав, в каком виде его встречает. Длинная белая ночная сорочка, распущенные каштановые волосы, босые ноги – совсем не тот образ, в котором следует принимать могущественного фейри. Румянец залил её щеки, и она инстинктивно подтянула одеяло, пытаясь прикрыться.

Делать, однако, было нечего, и Далия сбивчиво начала объяснять ситуацию:

– В Уэстфилде происходит что-то ужасное, – её голос дрожал от волнения. – Четыре девушки исчезли за последний месяц. Просто растворились в воздухе. На местах исчезновений находят странные голубые цветы, которые светятся в темноте… я видела один сегодня.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь упорядочить мысли.

– Отец рассказал мне о существах, которых называют Похитителями Теней. Он говорит, что это изгнанники из мира фейри, которые используют жизненную силу смертных девушек, чтобы продлить своё существование.

Она продолжала рассказ, описывая все слышанные подробности – голубое свечение в заброшенном особняке Блэквудов, странные сны, о которых говорили девушки перед исчезновением, старые истории о похожих событиях много лет назад.

Черный Шелк неожиданно грациозно присел на край её кровати, словно это было самым естественным поступком в мире. Его вес почти не ощущался на матрасе – будто он был легче воздуха. Он внимательно слушал, слегка наклонив голову, и лунный свет создавал причудливые тени на его точеном лице.

Казалось, такая интимная обстановка его совсем не смущает, если не сказать – нравится. В то время как Далия продолжала нервно теребить край одеяла, Черный Шелк выглядел абсолютно непринужденно, словно беседы с девушками в ночных сорочках в их спальнях были для него привычным делом. Его черные глаза с мерцающими звездами внутри не отрывались от её лица, ловя каждое изменение выражения, каждую эмоцию.

Наконец она закончила свой рассказ и замолчала, глядя на Черного Шелка с надеждой и тревогой. Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тихим шелестом теней, которые, казалось, тянулись к фейри, ласкаясь, словно кошки.

Черный Шелк задумчиво провел длинными пальцами по краю одеяла, и там, где он касался ткани, на мгновение вспыхивали крошечные серебристые искры.

– Похитители Теней, – произнес он наконец, и его голос прозвучал как далекая музыка с нотками древней печали. – Мы называем их Изгои Сумеречного Двора. Когда-то они принадлежали Теневой Обители, но предали наши законы и были изгнаны.

Он поднял руку, и над его ладонью возникла миниатюрная иллюзия – прекрасный сад с деревьями из серебра и черного хрусталя, освещенный холодным голубым светом.

– Без связи с родной магией они медленно истощаются, теряют себя… становятся тенями своего прежнего величия. Голубые цветы – их послание, их метка. Знак того, что они избрали жертву, чья жизненная сила напитает их угасающую магию.

– Что же делать? Отец что-то говорил о призыве, но никто не знает, как его совершить. Я бы могла… – проговорила Далия, но закончить ей не дали теплые пальцы, которые внезапно легли ей на губы.

Черный Шелк оказался неожиданно близко – его лицо всего в нескольких дюймах от её лица, глаза, похожие на ночное небо, смотрели с тревожной интенсивностью. От его прикосновения по коже Далии пробежала волна тепла и странного электричества.

– Тише, маленькая Далия, – прошептал он, и его дыхание пахло ночными цветами и чем-то неуловимо древним. – Не произноси своих желаний так легкомысленно. В мире фейри слова имеют силу, а желания – цену.

Он медленно убрал руку, но остался так же близко. Тени в комнате колебались в такт его дыханию, словно весь мир вокруг был продолжением его существа.

– Изгои разместили своё логово в месте между мирами. Твой отец прав – обычным смертным туда дороги нет. Но ты, Далия… – он слегка наклонил голову, изучая её с нескрываемым интересом, – в тебе течет кровь, способная открыть путь.

– Значит, я могу..? – её вопрос повис в воздухе, наполненном мерцающими частицами магии, которые становились видимыми в лунном свете, словно крошечные звезды.

Черный Шелк смотрел на неё с выражением, в котором смешались восхищение и тревога. Его рука медленно поднялась и на мгновение замерла рядом с её лицом, словно он хотел коснуться её щеки, но сдержался.

– Да, Далия, ты можешь, – тихо ответил он. – Твоя кровь может открыть путь в их убежище, твоя магия может противостоять их чарам. Но… – его взгляд стал серьезнее, – это будет опасно. Изгои существуют в постоянном голоде, а такая, как ты, с пробуждающейся силой земной магии – величайшее лакомство для них.

Он неожиданно взял её руку в свою, и от этого прикосновения по комнате словно прошла волна невидимого света.

– Я помогу тебе, – произнес он с такой решимостью, которая казалась неожиданной для существа его природы. – Я обещал тебе защиту, и я сдержу слово.

– Есть еще кое-что, что ты должна знать, – чуть подумав, добавил Черный Шелк. В его голосе прозвучала редкая для фейри нотка неловкости.

Он слегка отстранился, словно давая ей пространство для осмысления его следующих слов.

– Изгои охотятся только на невинных девушек, – произнес он тихо, странно выделив слово “невинных”. – Я не сомневаюсь, что вскоре они выйдут и на тебя.

Далия почувствовала, как жар приливает к щекам. В викторианском обществе, где она выросла, такие темы считались запретными для обсуждения, особенно между мужчиной и незамужней девушкой. Тем более в её спальне, ночью. Однако в устах существа из другого мира эти слова звучали не столько скандально, сколько тревожно – как предупреждение об опасности.

Черный Шелк заметил её смущение и тактично отвел взгляд, давая ей момент, чтобы справиться с внезапным дискомфортом. Тени в комнате словно сгустились, создавая кокон уединения вокруг них.

– Ты для них потеряешь интерес, как жертва, но останешься угрозой, если решишь противостоять им. Я могу тебе помочь… во всем, – в его голосе послышались ласкающие интонации, бархатные и глубокие, пробирающие до самой души.

Далия ощутила странный трепет во всем теле, словно невидимая волна прошла сквозь неё от макушки до кончиков пальцев. В глазах Черного Шелка, черных как полночь, пульсировал странный огонь – не холодный, а обжигающий, манящий. Он не делал резких движений, но его присутствие вдруг стало ощущаться сильнее, интенсивнее, заполняя всю комнату.

Воздух между ними словно сгустился, наполнился электричеством и невысказанными обещаниями. Тонкий аромат ночных цветов и чего-то древнего и дикого исходил от него, кружа голову. Далия ощутила, как её сердце начинает биться быстрее, а дыхание становится прерывистым.

Черный Шелк задумчиво провел пальцем по её руке – от запястья к локтю, едва касаясь кожи. Это прикосновение было невесомым, как крыло бабочки, но оставляло за собой след из мерцающих серебристых искр. От этой медленной ласки на Далию нахлынула волна сладкого томления, незнакомого и волнующего.

Она смутилась, отводя взгляд. Происходящее казалось ей неправильным с одной стороны – она, воспитанная девушка из уважаемой семьи, наедине с таинственным существом из другого мира, позволяющая такие вольности… Но с другой стороны, всё это ощущалось совершенно естественным, словно между ними существовала связь древнее и глубже, чем условности смертного мира.

Лунный свет создавал серебристый ореол вокруг её каштановых волос, а в глазах фейри отражалась вся Вселенная – звезды, созвездия, туманности, которых не видел ни один человеческий телескоп. Время, казалось, замедлилось, растянулось, создавая особый карман реальности, принадлежащий только им двоим.

– Я вас совсем не знаю, – наконец сказала Далия потому, что надо было что-то сказать. Её голос звучал тихо и неуверенно, словно она пыталась убедить саму себя. – Мы не можем… Я не должна…

Слова повисли в воздухе, наполненном мерцающей магией и лунным светом. Черный Шелк замер, его рука остановилась на полпути. В его взгляде промелькнуло нечто похожее на понимание – редкое качество для существа из Теневой Обители.

– Время течет иначе для моего народа, Далия Харрингтон, – произнес он мягко. – То, что для тебя минутная встреча, для меня может быть глубоким познанием души.

Он не отстранился полностью, но дал ей немного больше пространства, его движения были плавными и уважительными.

– Я видел тебя, когда ты исцеляла раненую птицу у пруда, когда плакала над книгой, когда смеялась в весеннем саду. Возможно, ты меня не знаешь, но я… я знаю тебя, Далия.

От его слов она ощутила, как волнение в ней только нарастает. Его голос словно касался её кожи – мягкий, обволакивающий, проникающий глубже, чем любое физическое прикосновение. Каждый слог, произнесенный им, создавал странную вибрацию внутри неё, словно затрагивал струны музыкального инструмента, о существовании которого она даже не подозревала.

“Не это ли магия теневого фейри?” – подумала Далия, пытаясь удержаться за остатки рационального мышления. Очарование и иллюзия – их стихия, их оружие, их способ существования. Где заканчивается настоящее чувство и начинается магическое воздействие?

Но даже это знание не могло погасить жар, разливающийся по её телу. Каштановые локоны на её плечах словно наэлектризовались, а кожа стала необычайно чувствительной – каждый вдох, каждое движение воздуха ощущалось как ласка.

– И ты отзываешься на меня, Далия, – голос Черного Шелка продолжал ласкать её, каждое слово словно обволакивало шелковой тканью. – Я это почувствовал, едва ты увидела меня.

Он не двигался с места, но его присутствие, казалось, усилилось, заполняя всю комнату. Тени вокруг них двигались в такт его дыханию, а воздух искрился мельчайшими частицами магии, видимыми только в лунном свете.

– Между нами есть связь, которую не объяснить обычными словами, – продолжил он. – Твоя кровь отвечает на зов моей магии, как цветок отвечает на зов солнца.

Далия чувствовала, как румянец заливает её щеки. Воспитание и викторианские условности боролись в ней с чем-то глубинным и древним – тем, что существовало в её крови задолго до всех правил приличия. Золотистые искры в её голубых глазах разгорались ярче, выдавая пробуждение унаследованной магии.

– И я бы хотел не только дать тебе такую защиту, – он выделил слово “такую”, его голос стал глубже, насыщеннее, в нём звучала древняя магия соблазна и обещания. – Я бы хотел тебя позвать в наш мир, там твоё место.

Он наклонился чуть ближе, и лунный свет очертил его совершенный профиль, подчеркнул нечеловеческую красоту его черт.

– Едва я принес браслет с каплей твоей крови, как все растения в саду нашего дворца ожили. Засохшие ветви покрылись листвой, цветы распустились, даже древние деревья, спавшие веками, вдруг зашептали на своём древнем языке.

Его глаза сверкнули, в них отразились воспоминания о том преображении.

– Твоё же присутствие смогло бы помочь всему королевству, – продолжил Черный Шелк. – Представь, Далия… миры, о которых ты даже не мечтала, дворцы из лунного камня и черного хрусталя, сады, где цветут звёзды… И ты – сердце этого возрождения.

Соблазняет ли он её? Далия смотрела на Черного Шелка, пытаясь разгадать истинную природу его намерений. В мерцающих глубинах его глаз, в изгибе совершенных губ, в каждом его движении читалось желание – но чего именно? Желает ли он её только для своего королевства, как чудесный источник магии исцеления? Или и для себя тоже?

Викторианское воспитание не подготовило Далию к таким вопросам, к столь откровенному пониманию собственных ощущений. Она почувствовала, как что-то внутри неё откликается на его призыв – словно часть её души всегда знала, что принадлежит иному миру.

Но другая часть – рациональная, человеческая – напоминала о всех сказках, где фейри обманывали смертных, заманивая их в свои королевства. О времени, текущем иначе, о смертных, вернувшихся состарившимися после одной ночи в волшебном мире. О цене, которую всегда требовал волшебный народ.

И снова Черный Шелк словно прочел её мысли. Его лицо, до этого излучавшее магнетическое очарование, на мгновение стало серьезным, почти торжественным. Что-то древнее и глубокое промелькнуло в его глазах – нечто редкое для существа его природы: искренность.

– Я поклялся защищать тебя, помни об этом, Далия. Если будет необходимо – и от себя самого, – сказал он.

Серебряные руны клятвы внезапно проступили на его коже, мерцая в полумраке. В этот момент магия очарования словно отступила, позволяя ей увидеть нечто более ценное – фейри, способного к чести и верности своему слову даже вопреки собственным желаниям.

Далия ощутила, как напряжение внутри неё меняется. Страх и настороженность уступали место иному чувству – более глубокому, более настоящему, чем просто магическое очарование.

– Я не буду торопить тебя, но я останусь рядом, – сказал он, мягко отстраняясь и поднимаясь с кровати одним плавным движением. – Этой ночью никто не потревожит тебя. А потом мы решим, что делать дальше.

Он отошел к окну, его силуэт четко вырисовывался на фоне лунного света. Черный Шелк сделал изящный жест рукой, и тени в углах комнаты сгустились, образуя нечто похожее на защитный кокон вокруг кровати.

– Спи, Далия, – произнес он мягко, и его голос словно окутал её подобно теплому одеялу.

От его слов в воздухе возникла лёгкая серебристая дымка, опускающаяся на Далию как невесомая вуаль. Веки внезапно стали тяжелыми, напряжение последних дней начало отступать, сменяясь блаженным спокойствием.

И она провалилась в глубокий сон, мгновенно и безмятежно, словно опустилась на дно теплого озера. Её дыхание стало ровным и спокойным, каштановые локоны разметались по подушке, а лицо приобрело безмятежное выражение, которого не было на нём уже много дней.

Черный Шелк остался у окна, неподвижный и бдительный, как древняя статуя. Его фигура то становилась почти прозрачной, сливаясь с лунным светом, то вновь обретала четкость. Тени в комнате послушно двигались по его воле, создавая невидимый для обычного глаза барьер против любых угроз.

Время от времени он поворачивал голову, прислушиваясь к чему-то за пределами человеческого восприятия. В такие моменты его глаза вспыхивали серебристым огнем, а в воздухе вокруг него возникали странные узоры из света и тьмы – знаки и символы древней магии защиты.

Утром Далия проснулась от солнечного луча, коснувшегося её лица. Она резко села в постели, мгновенно вспомнив события прошлой ночи. Комната была залита утренним светом, свежий осенний ветерок колыхал занавески – всё выглядело обыденно, привычно.

Черного Шелка нигде не было видно. Он ушел, растворился с первыми лучами солнца, как и полагается созданию ночи и теней. Далия огляделась, ища какие-нибудь доказательства того, что его визит не был лишь удивительно ярким сном.

Её взгляд упал на подоконник, где в маленькой хрустальной вазе, которой точно не было вчера, стоял странный цветок с серебристыми лепестками и черной сердцевиной – растение, определенно не принадлежащее человеческому миру. А рядом с кроватью на полу она заметила тонкий след из серебристой пыли – там, где стоял фейри, наблюдая за её сном.

“Он вернется ночью,” – подумала Далия с уверенностью, которую не могла объяснить. Это знание жило внутри неё, словно невидимая нить, соединяющая её с обитателем Теневой Обители.

Она вспомнила их разговор, каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение. В памяти с необычайной яркостью всплыли его слова об Изгоях, охотящихся на невинных девушек, его предложение помочь ей “во всем”, многозначительный тон, которым это было сказано. От этих воспоминаний её снова бросило в жар, румянец разлился по щекам и шее.

Далия прижала прохладные ладони к горящему лицу, смущенная собственными мыслями. Воспитанная в строгих викторианских традициях, она никогда не задумывалась о таких вещах, не позволяла себе подобных фантазий. И вот теперь, благодаря нескольким фразам и взглядам существа из другого мира, все её представления о приличиях пошатнулись.

Но дело было не только в искушении. Что-то более глубокое пробудилось в ней во время этой встречи – ощущение связи, простирающейся дальше физического влечения, дальше обычных человеческих эмоций. Словно часть её души распознала в нём нечто родственное, в то время как другая часть прекрасно понимала пропасть, разделяющую их миры.

Сомнения эти мучили её целый день, не давая сосредоточиться ни на чем другом. В аптекарской лавке она дважды перепутала ингредиенты для микстур, чего с ней никогда не случалось раньше. Задумавшись, она могла застыть с ступкой в руках, глядя в никуда, а порой её губы трогала странная мечтательная улыбка, за которой следовал смущенный румянец.

Отец несколько раз обеспокоенно спрашивал, что с ней сегодня. Во время обеда, когда она отодвинула тарелку почти нетронутой, Джонатан Харрингтон внимательно посмотрел на дочь.

– Далия, с тобой всё в порядке? – спросил он, наблюдая, как она рассеянно водит вилкой по тарелке. – Ты сегодня сама не своя. Плохо спала?

– Всё хорошо, папа, – отвечала она, избегая его пристального взгляда. – Просто много думаю… о тех исчезнувших девушках.

На лицо отца набежала тень, словно туча закрыла солнце. Он отложил вилку и задумчиво потер переносицу – жест, который у него всегда сопровождал тревожные размышления.

– Я схожу в городскую библиотеку, – сказал он после долгой паузы. – Может быть, там есть сборники древних легенд, в них можно почерпнуть немало. В архивах должны храниться записи о подобных… происшествиях в прошлом.

Он отодвинул стул и поднялся, высокий и прямой, но в плечах читалась усталость, а в глазах – тревога человека, который знает больше, чем говорит.

– Аптека сегодня на тебе, Далия, – голос его стал строже. – Будь внимательна. И ни на минуту не выходи из лавки в одиночестве.

Он прикоснулся к карману, где, как знала Далия, лежал маленький пистолет, и лицо его приобрело решительное выражение, странно контрастирующее с обычной мягкостью черт.

День прошел в привычных заботах – отмеривание трав, смешивание порошков, приготовление настоек. Аптека не пустовала – поток обеспокоенных горожан, ищущих успокоительные средства после известий о новых исчезновениях, не иссякал до самого вечера. В разговорах посетителей Далия то и дело улавливала обрывки новых слухов – о голубом свечении в окнах заброшенного особняка Блэквудов, о странных звуках в ночном лесу, о следах, не принадлежащих ни человеку, ни зверю.

Её руки работали механически, отточенными за годы движениями, но мысли постоянно возвращались к ночной встрече, к глазам, в которых отражались звезды, к прикосновениям, оставлявшим серебристый след.

Отец вернулся только к вечеру, когда последние лучи солнца окрасили витражные стекла аптеки в оранжевые и пурпурные тона. Выглядел он усталым и разочарованным, с пылью архивов на рукавах сюртука.

– Пока негусто, – ответил он коротко на её вопросительный взгляд, снимая пальто. – Все больше сказки и выдумки. Но завтра я пойду опять. В архиве есть старые городские хроники, до которых я сегодня не добрался.

Домой они добирались уже в сумерках, торопливо шагая по пустеющим улицам Уэстфилда. Отец шел рядом, его рука постоянно касалась внутреннего кармана с пистолетом. Фонарщики только начинали свой обход, и газовые фонари вспыхивали один за другим, отгоняя наступающую темноту.

Когда они подошли к своему дому – двухэтажному строению с остроконечной крышей и небольшим палисадником – Далия почувствовала странное напряжение в воздухе, словно перед грозой, хотя небо было чистым, усыпанным первыми звездами.

Перед тем как зайти в дом, она обернулась, повинуясь внезапному импульсу. Краем глаза она уловила какую-то быструю тень, скользнувшую по стене дома и пропавшую за углом – слишком стремительную для человека, слишком осознанную для животного. На мгновение оконное стекло второго этажа поймало голубоватый блик, подобный тому, что исходил от загадочного цветка в кабинете констебля.

По коже Далии прошелся уже не холодок, а настоящий мороз, поднимающийся от позвоночника к затылку. Ей вдруг показалось, что она слышит далекий, на грани восприятия, звук – нечто среднее между музыкой и шепотом, зовущим, манящим…

Она ни слова не сказала отцу. За ужином сидела молча, отвечая односложно на вопросы матери о прошедшем дне, и рассеянно улыбаясь шуткам младшего брата. Её взгляд то и дело возвращался к окну, за которым быстро сгущалась тьма. Когда на часах пробило девять, она извинилась, сославшись на усталость, и поднялась к себе.

В комнате Далия зажгла все свечи, словно свет мог защитить её от увиденного. Она тщательно задернула шторы и как можно плотнее закрыла окно, проверив дважды, хорошо ли защелкнута щеколда. Серебристый цветок, оставленный Черным Шелком, продолжал стоять на подоконнике, такой же свежий, как и утром – словно время не имело над ним власти.

Далия переоделась в ночную сорочку, расчесала волосы и села на край кровати. Каждый треск половицы, каждый шорох за окном заставлял её вздрагивать. Тень, мелькнувшая у дома, голубоватый блик в стекле – все это слишком походило на рассказы посетителей аптеки о знаках, предшествовавших исчезновениям.

Теперь она ждала Черного Шелка, желая, чтобы тот пришел как можно скорее. Его обещание защиты, которое еще днем заставляло её краснеть от смущения, теперь приобрело совсем иное значение.

За окном снова что-то блеснуло – вспышка холодного голубого света, словно отражение далекого ледяного пламени. Далия замерла, сердце её пропустило удар, а затем забилось с удвоенной силой. Кровь в венах словно превратилась в лед, когда она услышала тихий скрежет – звук, похожий на царапанье когтей по стеклу.

И тотчас цветок, оставленный Черным Шелком, слабо засветился, излучая мягкое серебристое сияние. Лепестки его медленно раскрылись шире, а из сердцевины поднялась тонкая струйка светящегося дыма, который начал формировать в воздухе сложные защитные символы.

Занавески на окне заколебались, хотя в комнате не было ни малейшего движения воздуха. За тканью словно клубился туман, сквозь который проступали смутные очертания – тонкие, неестественно вытянутые пальцы, прижатые к стеклу.

Тени в комнате знакомо сгустились, заколебались, собираясь в центре подобно чернильному водовороту. Далия выдохнула с облегчением, когда из этого сумрачного вихря соткалась высокая фигура Черного Шелка – элегантная и опасная одновременно.

На этот раз не было неторопливого появления, не было обольстительной улыбки. Фейри материализовался полностью готовым к бою – его глаза полыхали холодным серебром, а тени вокруг его рук формировали нечто похожее на клинки.

– Он там! – выпалила Далия, едва он возник перед её глазами. Она вскочила с кровати и указала дрожащей рукой на окно, за которым всё ещё мелькало зловещее голубое свечение.

Черный Шелк мгновенно оказался между Далией и окном – движение настолько стремительное, что человеческий глаз едва мог его уловить. Его лицо изменилось, став более острым, чуждым, на нём проступили черты истинной сущности фейри – прекрасной и пугающей.

Окно распахнулось само собой с оглушительным треском разбитого стекла, впуская внутрь порыв ледяного воздуха и клубы нечеловеческого голубоватого тумана. В мгновение ока Черный Шелк оказался у проема, его теневой клинок описал смертоносную дугу, рассекая… рассекая туман, в который уже превращалась исчезающая фигура.

Существо за окном издало высокий, пронзительный звук – нечто среднее между шипением и скрежетом, от которого задрожали стекла и свечи в комнате погасли все разом. Голубоватое свечение пульсировало, сжималось, ускользало от разящего лезвия фейри, оставляя после себя морозный узор на разбитой раме.

Черный Шелк произнес несколько слов на древнем языке – резких, похожих на удары хлыста. Тени вокруг него выстрелили наружу, пытаясь опутать убегающую сущность, но было поздно – голубоватый туман растворился в ночном воздухе, оставив после себя только эхо нечеловеческого шипения и запах зимы.

Окно распахнулось само собой – бесшумно, словно невидимая рука осторожно повернула защелку. В комнату проник холодный поток воздуха вместе с клубами нечеловеческого голубоватого тумана. Черный Шелк оказался у проема одним плавным движением, его теневой клинок прорезал пространство в смертоносной дуге, рассекая… рассекая туман, в который уже превращалась исчезающая фигура.

Существо за окном не издало ни звука, но Далия почувствовала его безмолвную агонию – как вибрацию в воздухе, как внезапное давление на барабанные перепонки. Голубоватое свечение пульсировало, сжималось, ускользало от разящего лезвия фейри, оставляя после себя тонкий слой инея на подоконнике.

Черный Шелк прошептал несколько слов на древнем языке – тихих, но наполненных силой. Тени вокруг него сформировали сеть, пытаясь опутать убегающую сущность, но голубоватый туман растворился в ночном воздухе, оставив после себя только легкий запах зимы и странное ощущение пустоты.

– Он… оно сбежало? – выдохнула Далия, прижав руки к груди, где сердце колотилось как безумное.

Черный Шелк медленно опустил руку с теневым клинком, который растворился в воздухе подобно дыму. Его лицо постепенно возвращалось к более человеческим чертам, но в глазах всё ещё пылал серебристый огонь боевой магии. Он осторожно закрыл окно и провел рукой вдоль рамы – иней растаял, а защелка снова встала на место, словно никогда не поворачивалась.

– Да, – ответил он тихо, поворачиваясь к Далии. – Это был один из Изгоев – разведчик, ищущий новую жертву.

Он подошел к ней, движения его были напряжены, как у хищника, готового в любой момент снова броситься в бой.

– Он искал тебя, Далия, – произнес Черный Шелк с нескрываемой тревогой. – И нашел. Теперь они знают, кто ты и где ты живешь.

Она задрожала от его слов, внезапно осознав всю опасность ситуации. По телу прошла волна озноба, и она обхватила себя руками, словно защищаясь от невидимой угрозы. Мысли о Похитителях, о пропавших девушках, о холодных голубых цветах затопили её сознание, вызывая паническое, почти животное желание бежать, спрятаться.

А затем её окутало странное тепло – Черный Шелк мягко обнял её и прижал к себе. Его объятие было неожиданным, но удивительно естественным, словно их тела были созданы, чтобы дополнять друг друга. От него исходил аромат ночных цветов, дождя и чего-то древнего, похожего на запах старых книг и осенних листьев.

Далия замерла на мгновение, а затем позволила себе расслабиться в его руках. Через тонкую ткань ночной сорочки она чувствовала прохладу его прикосновений, которая парадоксальным образом согревала, а не холодила. Его сердце билось медленно и размеренно, успокаивая её собственное.

– Я не оставлю тебя, как и обещал, – сказал он, и его голос, обычно мелодичный и текучий, теперь звучал ниже, глубже, с оттенком чего-то почти человеческого в своей искренности. – И должен признаться, это обещание не тяготит меня.

Его руки чуть крепче сомкнулись вокруг её хрупкой фигуры, словно он пытался своим телом создать щит между ней и остальным миром. Тени в комнате, повинуясь его воле, сгустились у окна и дверей, образуя дополнительную защиту.

Лунный свет, проникающий сквозь занавески, придавал его лицу странную уязвимость. Впервые Далия увидела в его чертах нечто большее, чем холодное совершенство фейри – проблеск эмоций, которые, как утверждали старые книги, не должны быть свойственны его народу: привязанность, забота, возможно, даже нежность.

– Но это решение я хочу принять за тебя сейчас, – произнес Черный Шелк, и его голос снова прошелся лаской по коже Далии, вызывая волны мурашек. – У нас не так уж много времени на раздумья, и лишний риск нам ни к чему.

Его лицо приблизилось к её лицу, в глазах-звездах отражалась решимость, смешанная с чем-то, похожим на благоговение. Воздух между ними словно наэлектризовался, наполнился невидимыми искрами магии.

И прежде, чем Далия успела что-то ответить, он накрыл её рот своими губами.

Поцелуй фейри был подобен погружению в другой мир – одновременно холодный и обжигающий, нежный и властный. Её сознание словно раздвоилось – часть осознавала, что это происходит в её спальне в старом викторианском доме, другая часть видела звезды, кружащиеся в бесконечном танце, и серебристые сады Теневой Обители.

По её позвоночнику прошелся словно электрический разряд, пробежав от основания шеи до самых кончиков пальцев. Тело наполнилось странным напряжением – сладким, тягучим, подобным расплавленному меду, текущему по венам. Но это напряжение граничило с удовольствием, которого Далия прежде не знала, удовольствием столь сильным, что оно почти пугало своей интенсивностью.

Её охватила внезапная слабость, отчего ноги стали подобны воде, и ей пришлось вцепиться в плечи Черного Шелка, чтобы не упасть. Его тело под тонкой тканью костюма ощущалось прохладным и удивительно твердым, словно вырезанным из мрамора, но живым, пульсирующим древней магией.

Мир вокруг них словно изменился – звуки дома стихли, время замедлило свой бег. В воздухе кружились крошечные серебристые искры, рождаясь там, где соприкасались их тела. Каштановые локоны Далии поднялись, словно в невесомости, окружая их лица мерцающим ореолом.

Черный Шелк целовал её ещё и ещё, каждое прикосновение его губ словно открывало новые грани ощущений – нежность сменялась страстью, холод – обжигающим теплом. Мир для Далии сузился до точки соприкосновения их губ, до рук, обнимающих её с силой, которая одновременно защищала и пленяла. Если бы даже она захотела его оттолкнуть сейчас, у неё не хватило бы ни сил, ни желания.

Не отрываясь от её губ, он мягко подтолкнул её к кровати. Тени в комнате танцевали в такт их движениям, потолок внезапно словно исчез, открывая небо, усыпанное звездами иного мира. Вокруг них воздух мерцал и переливался, наполненный магией момента, когда граница между смертным миром и Теневой Обителью становилась тонкой, как паутинка.

И только когда она почувствовала прохладу шелковых простыней под спиной, Далия услышала его обволакивающий шепот, проникающий прямо в сердце:

– Ты никогда об этом не пожалеешь.

А дальше их накрыли тени, живые и трепещущие, подобные крыльям невидимых существ. Они двигались вместе с Черным Шелком – вслед за его губами и руками, создавая кокон интимности вокруг двух силуэтов на кровати. Воздух наполнился серебристым мерцанием, а реальность вокруг словно истончилась, уступая место древней магии.

Тени скользили по телу Далии подобно мягкому шелку, за которым следовали прохладные прикосновения фейри, превращающиеся в обжигающий жар. Время потеряло всякий смысл, растворилось в ощущениях, которые накатывали волнами – то нежными, как лепестки цветов, то мощными, как океанские приливы. Она даже не поняла, когда оказалась полностью обнаженной, когда реальность окончательно уступила место волшебству.

Лунный свет, проникающий сквозь занавески, смешивался с магическим сиянием, окутывающим их переплетенные фигуры. В этом свете кожа Далии приобрела перламутровое свечение, а тело Черного Шелка казалось вырезанным из темного серебра, с узорами древних рун, проступающими там, где их кожа соприкасалась.

Она ощутила тяжесть его тела – одновременно невесомую и значимую, словно объятие самой ночи. Когда они наконец-то стали одним целым, весь мир вокруг словно застыл в ожидании, звезды задержали дыхание, тени замерли в безмолвном танце.

Соединение принесло ей лишь легкую боль, мимолетное напоминание о границе между мирами, которую они сейчас пересекали вместе. Но эта боль вскоре растворилась в волнах накатывающего наслаждения, подобного приливу магии, древней и мощной, прокатывающейся от кончиков пальцев до самого сердца.

Серебристый свет, исходящий от их переплетенных тел, становился все ярче, заполняя комнату сиянием, похожим на лунные дорожки на воде и звездный свет сквозь кроны деревьев. В этом свете она видела его истинный облик – не пугающий, а восхитительный в своей нечеловеческой красоте.

И когда над ней вспыхнули звезды – настоящие звезды, словно потолок спальни растворился, открыв космос во всем его великолепии – время остановилось. Волна ослепительного наслаждения захлестнула Далию, унося её сознание в измерение между мирами, где не существовало ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее.

Он снова поцеловал её губы – нежно, почти благоговейно, словно скрепляя невидимый договор, более древний и священный, чем любые писаные законы. Его руки крепко сжали её в объятьях, создавая кокон защиты и принадлежности. В этот момент границы между их существами словно растворились – она ощущала его мысли, его чувства, его истинную сущность, скрытую за маской обольстительного фейри.

Магия вокруг них достигла апогея – серебристые искры кружились в воздухе, тени сплетались в причудливые узоры, а цветок на подоконнике расцвел полностью, наполняя комнату неземным ароматом.

– Я хочу, чтобы ты отправилась со мной в Теневую Обитель. Как только мы закончим с Изгоями, – повторил Черный Шелк немного позже, когда время снова обрело свой обычный ход, а реальность частично вернулась в комнату.

Он лежал рядом на боку, рассматривая Далию взглядом, в котором читалось нечто большее, чем просто восхищение. Лунный свет создавал причудливую игру теней на его лице, подчеркивая нечеловеческую красоту черт. Кончиками пальцев он проводил по её коже, оставляя за собой едва заметный серебристый след – словно звездную пыль на мраморе.

Магия их соединения всё ещё витала в воздухе, наполняя комнату тихим мерцанием. Тени в углах комнаты продолжали двигаться, словно живые существа, охраняющие их покой. Цветок на подоконнике светился мягким серебристым светом, создавая защитный барьер от внешних угроз.

Далия снова ощутила легкое смятение, растекающееся холодком по разгоряченному телу. Все происходило стремительно, словно она оказалась в центре урагана – Черный Шелк ворвался в её жизнь подобно силе природы, неостановимой и непредсказуемой, и теперь намеревался в ней задержаться. Приглашение в Теневую Обитель звучало одновременно как сказочная мечта и как потенциальная ловушка.

В этой блаженной неге, окутавшей её после их близости, крошечный голос рассудка всё же пробивался сквозь пелену эмоций: “Но как долго продлится его интерес?” Все сказки, которые она слышала в детстве, все легенды о фейри говорили об их переменчивой природе, о мимолетности их увлечений смертными.

Каштановые локоны разметались по подушке, когда она повернула голову, встречаясь взглядом с его нечеловеческими глазами. Её собственные – голубые с золотистыми искрами пробуждающейся магии – выдавали нерешительность и тайный страх: не станет ли она лишь мимолетным развлечением для существа, чья жизнь измеряется столетиями?

– В тебе и самой кровь фейри, наш мир не покажется тебе чужим, – сказал Черный Шелк, словно прочитав её невысказанные сомнения. Его голос стал глубже, обволакивающе-мягким, наполненным обещанием и уверенностью. – Более того, твоя вторая сущность раскроется там в полной мере.

Он приподнялся на локте, и лунный свет очертил его профиль серебряным контуром. Тени в комнате заколебались, словно в нетерпении, создавая на стенах причудливые узоры – отголоски величественных садов и хрустальных дворцов Теневой Обители.

– Здесь, в мире железа и дыма, твоя магия подобна птице в тесной клетке, – продолжил он, и в его словах звучала искренняя забота. – Ты используешь крошечную частицу своего истинного потенциала. Но там… – его глаза вспыхнули, словно в них отразились все звезды невидимой галактики, – там ты познаешь, что значит быть по-настоящему свободной.

Голова у Далии закружилась от его слов, от видений другого мира, от всего произошедшего между ними. Это походило на сказку из старинной книги, правда, немного страшную – с неизвестным концом и опасностями, подстерегающими на каждом шагу. Реальность и фантазия смешались в её сознании, создавая головокружительный калейдоскоп образов и эмоций.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь вернуться к твердой почве, к чему-то осязаемому и понятному.

– Надо спасти девушек, – сказала она, возвращаясь к знакомой теме, цепляясь за неё как за якорь в бурном море новых ощущений.

Серебристое сияние, наполнявшее комнату после их близости, слегка потускнело, словно отвечая на смену настроения. Тени у стен перестали показывать картины волшебных дворцов, вновь обретая обычные очертания предметов обихода в лунном свете.

– Теперь Изгои не будут видеть в тебе добычу, – произнес Черный Шелк, и в его голосе промелькнуло что-то похожее на гордость, смешанную с защитническим инстинктом. – Но будут видеть угрозу, как только почувствуют твоё приближение.

Он привстал и нежно убрал прядь каштановых волос с её лица – жест, удивительно человечный для существа его природы. В глубине его глаз мерцали звёзды, но теперь в них читалось и что-то новое – решимость, сила, обещание.

– Но я буду рядом, – ободряюще сказал он, и тени в углах комнаты словно отозвались на его слова, став плотнее, создавая надёжный защитный кокон вокруг них.

Серебристая булавка на его отброшенном в сторону костюме пульсировала в такт биению их сердец, соединенных теперь невидимой нитью, сплетённой из магии и чувств, более сложных, чем простое очарование.

– Расскажи мне, как найти Изгоев, что мне нужно сделать? – попросила она, приподнимаясь на подушках и натягивая тонкую простыню, чтобы прикрыться. – Отец ищет ответы в библиотеке, но я не уверена, что они там есть.

Черный Шелк на мгновение замолчал, его лицо стало серьезным, почти торжественным. Он сел рядом с ней, и тени послушно обвились вокруг его обнаженных плеч, формируя подобие темной мантии.

– В человеческих книгах ты найдешь лишь отголоски истины, размытые временем и непониманием, – наконец произнес он. – Изгои обитают в месте, которое не принадлежит полностью ни твоему миру, ни моему. Это карман реальности, созданный их искаженной магией.

Он провел рукой в воздухе, и над его ладонью возникло миниатюрное изображение Уэстфилда, словно карта города, сотканная из лунного света и теней.

– Заброшенный особняк Блэквудов – это не просто здание, – продолжил он, и на светящейся карте один из домов засиял голубоватым светом. – Это якорь, точка соприкосновения между мирами. Каждая из этих голубых цветочных меток… – на карте вспыхнули маленькие голубые огоньки в разных частях города, – это не просто след. Это часть ритуала открытия пути.

– Расскажи мне, как найти Изгоев, что мне нужно сделать? – попросила она, приподнимаясь на подушках и натягивая тонкую простыню, чтобы прикрыться. – Отец ищет ответы в библиотеке, но я не уверена, что они там есть.

Черный Шелк на мгновение замолчал, его лицо стало серьезным, почти торжественным. Он сел рядом с ней, и тени послушно обвились вокруг его обнаженных плеч, формируя подобие темной мантии.

– В человеческих книгах ты найдешь лишь отголоски истины, размытые временем и непониманием, – наконец произнес он. – Изгои обитают в месте, которое не принадлежит полностью ни твоему миру, ни моему. Это карман реальности, созданный их искаженной магией.

Он провел рукой в воздухе, и над его ладонью возникло миниатюрное изображение Уэстфилда, словно карта города, сотканная из лунного света и теней.

– Заброшенный особняк Мортимеров – это не просто здание, – продолжил он, и на светящейся карте один из домов засиял голубоватым светом. – Это якорь, точка соприкосновения между мирами. Каждая из этих голубых цветочных меток… – на карте вспыхнули маленькие голубые огоньки в разных частях города, – это не просто след. Это часть ритуала открытия пути.

– Какого пути? – не поняла Далия, подаваясь вперед, чтобы лучше рассмотреть магическую карту над его ладонью.

Черный Шелк взглянул на неё с мрачной серьезностью, и на мгновение его облик стал более нечеловеческим – черты заострились, глаза засияли холодным серебром.

– Пути назад, – ответил он тихо. – Изгои были отвергнуты всеми дворами Фейри за преступления, о которых лучше не говорить даже в тени. Но они жаждут вернуться, снова обрести полноту своей магии.

Он сделал пасс над картой, и она изменилась, показывая теперь не только город, но и светящуюся трещину над особняком Мортимеров, через которую просвечивал другой ландшафт – искаженный, пульсирующий холодным голубым светом.

– Для этого им нужна сила – особая сила невинных душ, в которых есть потенциал к магии. С каждой похищенной девушкой трещина между мирами становится шире. А когда она достигнет определенного размера…

Он замолчал, но тени на стенах договорили за него, показав жуткую картину – волну ледяного голубого пламени, накрывающую город.

Далия содрогнулась от ужаса, её пальцы судорожно сжали простыню. Видение гибели Уэстфилда отразилось в её расширенных зрачках, и она почувствовала, как холод сковывает её сердце. Все люди, которых она знала и любила – её семья, друзья, соседи, пациенты отцовской аптеки – все они оказались под угрозой, о которой даже не подозревали.

– Но как их можно остановить? – её голос дрожал, но в нём уже проступала решимость.

Черный Шелк взмахом руки развеял зловещую картину, и тени на стенах снова стали обычными. Он взял её ладонь в свою, и там, где их кожа соприкоснулась, возник мягкий серебристый свет.

– Теперь, когда мы соединились, у нас есть шанс, – произнёс он с уверенностью, которая, казалось, проникала прямо в душу. – Твоя пробуждённая магия земных фейри и моя власть над тенями и иллюзиями… вместе мы можем закрыть портал до того, как он станет слишком большим.

– Но их… их много? Изгоев? – в её голосе появились нотки тревоги. Далия приподнялась, простыня соскользнула с плеча, обнажая бледную кожу, на которой серебристые следы от прикосновений фейри всё ещё мерцали слабым светом. – А что если позвать кого-то ещё из твоего мира?

Она вдруг ощутила страх не только за себя, но и за Черного Шелка. Эта новая эмоция удивила её саму – беспокойство о безопасности существа, которое ещё вчера казалось ей опасным и непостижимым.

На лице фейри отразилось удивление, сменившееся чем-то похожим на растроганность – выражение настолько человеческое, что оно казалось почти неуместным на его совершенных чертах. Он на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь овладеть нахлынувшими эмоциями.

– Их около дюжины, – ответил он наконец. – Но большинство ослаблены изгнанием. Настоящую угрозу представляют лишь двое или трое самых старших.

– Нам нужна подмога, – сказала Далия твердо, несмотря на интимную обстановку их разговора.

Она не сомневалась в могуществе Черного Шелка, особенно после того, как ощутила на себе глубину его магии. Но недавняя встреча с Изгоем не показалась ей совсем безобидной – существо смогло ускользнуть, несмотря на все усилия фейри. А если они столкнутся с дюжиной таких созданий одновременно…

Черный Шелк задумчиво провел пальцем по её обнаженному плечу, оставляя за собой тонкую линию серебристого света, который медленно впитывался в кожу.

– В моем положении… непросто обратиться за помощью, – произнес он после долгой паузы. – При дворе Теневой Обители есть определенные… политические сложности.

Он поднял глаза к потолку, словно мог видеть сквозь него звезды иного мира.

– Но есть одна возможность. У меня есть союзник в Лунной Цитадели – фейри огня, который тоже интересуется закрытием подобных прорывов.

– Нам пригодится любая помощь! – с жаром сказала Далия, её голубые глаза с золотистыми искрами загорелись решимостью.

В этот момент, полуобнаженная, с растрепанными каштановыми локонами, она выглядела одновременно уязвимой и удивительно сильной. Пробуждающаяся магия придавала её коже легкое свечение, а в воздухе вокруг неё кружились крошечные искры – физическое проявление её эмоционального подъема.

Черный Шелк наблюдал за ней с выражением, в котором смешивались удивление и восхищение. Для существа, привыкшего к интригам и осторожности двора Теневой Обители, такая прямолинейная решимость была одновременно чуждой и притягательной.

– В таком случае, – произнес он, – я пошлю весточку сегодня же ночью.

Он сделал плавный жест рукой, и часть тени от оконной рамы отделилась, сформировав маленькую птицу с горящими серебряными глазами. Создание село на его протянутую ладонь, ожидая приказаний.

Он что-то прошептал теневой птице на древнем языке – мелодичные, журчащие звуки, похожие скорее на музыку, чем на речь. Создание наклонило голову, словно прислушиваясь к его словам, маленькие серебряные глаза мерцали пониманием.

А затем теневая птица вспорхнула с его ладони, растворилась в воздухе на мгновение, и появилась уже у оконного стекла, проходя сквозь него как сквозь дымку. Далия изумленно проводила её взглядом – чёрный силуэт на фоне звёздного неба, стремительно уменьшающийся, пока не слился с бархатом ночи.

– Она найдёт моего союзника, где бы он ни был, – пояснил Черный Шелк, наблюдая за выражением её лица. – Тени не знают преград, они проникают всюду, где есть хоть капля тьмы.

– А теперь отдыхай, – в его голосе послышалась ласка, когда он бережно поправил простыню, укрывая Далию. – Завтра вечером я приду познакомиться с твоими родителями.

Его пальцы нежно коснулись её щеки, отводя прядь каштановых волос.

– Ведь теперь – по вашим обычаям – я должен на тебе жениться, – последние слова он произнес с легкой усмешкой, но в глазах его мерцало нечто, похожее на серьезное намерение.

Далия задохнулась от изумления, не зная, как реагировать. Мысль о том, что могущественный фейри появится в их гостиной для традиционного человеческого ритуала, казалась одновременно абсурдной и странно волнующей.

Черный Шелк поднялся с кровати одним плавным движением и начал одеваться, его одежда словно сама стекалась к нему из теней. Перед уходом он коснулся каждого угла комнаты, оставляя небольшие печати из светящегося серебра – метки защиты.

– А теперь отдыхай, – в его голосе послышалась ласка, когда он бережно поправил простыню, укрывая Далию. – Завтра вечером я приду познакомиться с твоими родителями.

Его пальцы нежно коснулись её щеки, отводя прядь каштановых волос.

– Ведь теперь – по вашим обычаям – я должен на тебе жениться, – последние слова он произнес с легкой усмешкой, но в глазах его мерцало нечто, похожее на серьезное намерение.

Далия буквально подпрыгнула на кровати, прижимая простыню к груди. Её голубые глаза расширились до невозможности, а щеки залил яркий румянец.

– Жениться?! – выдохнула она с таким потрясением, словно он предложил ей полететь на луну. – Но мы… но я…

Она не могла закончить свою мысль, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Сама идея о браке с существом из другого мира, с фейри, казалась настолько невероятной, что её разум отказывался даже обрабатывать эту информацию.

О браке она всегда думала исключительно в традиционном ключе. Как и подобало молодой леди викторианской эпохи, в её воображении всё происходило в строго определённой последовательности – чинное знакомство под бдительным взглядом родителей, несколько встреч в гостиной под присмотром компаньонки, степенные прогулки, постепенное узнавание друг друга, затем обручение, торжественная церемония бракосочетания в церкви, украшенной белыми лилиями… и только потом, после благословения священника и общества, всё остальное.

Но с Черным Шелком всё произошло мгновенно, стремительно, словно водопад, сметающий все преграды. Он перевернул с ног на голову все её представления о приличиях, о должном порядке вещей, о самой природе отношений между мужчиной и женщиной. Точнее – между женщиной и фейри.

В мире Далии даже намёк на подобную близость до брака означал потерю репутации, клеймо “падшей женщины”, остракизм общества. А теперь она смотрела на существо из другого мира, которое с лёгкой усмешкой говорило о женитьбе после того, что между ними произошло.

– Я давно тебя знаю, Далия, – сказал Черный Шелк, присаживаясь на край кровати. В лунном свете его лицо казалось вырезанным из бледного мрамора, совершенным и нечеловеческим, но в глазах горело очень человеческое чувство. – И чем больше я за тобой наблюдал, тем больше желал видеть тебя в нашем мире.

Он протянул руку и бережно коснулся её щеки, словно она была сделана из хрупкого фарфора.

– Хотя даже я не мог предугадать, что я буду… настолько тобой очарован, – в его голосе звучало удивление, будто он сам не до конца понимал глубину своих чувств. – Как только мы встретились с тобой, я испытал неодолимое влечение. У меня нет сомнений в моем выборе.

Далия смотрела на него широко раскрытыми глазами. Его признание, произнесенное этим удивительным голосом, способным обволакивать словно шелк, заставило её сердце биться быстрее. Сквозь смятение и замешательство пробивалось странное ощущение правильности происходящего, словно она всю жизнь шла именно к этому моменту.

Она вспомнила его недавние слова, что выбора он ей не оставит. И действительно – выбора у неё не оставалось. Ночной Шелк шел к цели, сметая все преграды на своем пути, но делал это так искусно, что цель сама шла ему навстречу, без принуждения и сожалений.

“Околдовал ли он меня?” – этот вопрос мелькнул в её сознании, но не вызвал тревоги, которую должен был бы. Далия чувствовала, что разум её по-прежнему принадлежит ей, мысли оставались ясными и четкими. Но вот её сердце… оно уже билось в унисон с его.

Она понимала, что должна бы испугаться этой стремительности, этой уверенности фейри в своем праве на неё. В мире людей такое поведение мужчины вызвало бы праведное негодование и отпор. Но Черный Шелк не был человеком. Он принадлежал к древней расе, для которой время текло иначе, а желания и решения принимались с непоколебимой определенностью.

– Тебе нужно отдохнуть, Далия, – напомнил Черный Шелк, его голос стал тише, мелодичнее, словно колыбельная ночного ветра. – Выбора нет больше ни для одного из нас, всегда происходит предначертанное, и мы можем только открыться ему.

Он наклонился и нежно поцеловал её в лоб – прикосновение прохладных губ вызвало волну умиротворения, разливающуюся по всему телу. В этом жесте была не столько страсть, сколько забота и обещание защиты.

– Спи… – прошептал он, и вместе с его словом в воздухе над кроватью возникли тонкие серебристые нити, сплетающиеся в причудливый узор – древнее заклинание сна и покоя.

Веки Далии отяжелели, словно кто-то положил на них маленькие грузики. Последнее, что она увидела перед тем, как погрузиться в объятия сна – лицо Черного Шелка, смотрящего на неё с выражением, которое в человеческом мире назвали бы нежностью.

Утро встретило яркими лучами солнца, прорывающимися сквозь занавески. Сегодня наконец-то разошлись тучи, выглянуло осеннее солнце, и день обещал быть ясным и теплым. Лучи золотили узоры на обоях, заставляли сверкать пылинки в воздухе, наполняли комнату тёплым янтарным светом – таким человеческим и обыденным после ночных чудес.

Далия потянулась в кровати, ощущая приятную истому во всем теле, и тут на неё обрушились воспоминания о минувшей ночи – яркие, детальные, заставляющие румянец мгновенно залить щеки. Черный Шелк, его прикосновения, близость, обещания, магия, их соединение… всё это казалось бы сном, если бы не маленькие серебристые отметины на её коже, которые она обнаружила, откинув одеяло.

Она резко села, оглядывая комнату. Всё выглядело обычным – никаких теневых клинков, никаких парящих карт, никаких магических защитных символов на стенах. Только серебристый цветок на подоконнике напоминал о реальности произошедшего, да тонкий след инея на внутренней стороне оконного стекла – там, где Изгой пытался проникнуть в комнату.

А затем она вспомнила, что вечером Черный Шелк придет для знакомства с родителями. Эта мысль ударила её подобно ведру холодной воды, мгновенно рассеивая остатки сладкой дремоты. Как она его представит? Как объяснит знакомство с ним? Далия закрыла лицо руками, представляя абсурдность ситуации.

“Папа, мама – это мой жених-фейри?” – мысленно проговорила она, и нервный смешок вырвался из её груди. “Познакомьтесь, это Черный Шелк, советник Теневой Обители. Он немного старше меня – примерно на несколько столетий.”

Она соскочила с кровати и начала мерить комнату шагами, кусая губы. Что скажет её отец, аптекарь, всю жизнь стоявший на страже между миром магии и обычными людьми? Что скажет её мать, воплощение викторианской добродетели и порядка? И как объяснить, что она уже… что они уже…

Её щеки вспыхнули огнем при мысли о том, что произошло ночью. Если бы родители узнали, скандал был бы грандиозным – в мире людей. Но мир фейри жил по другим законам, и она уже ступила на эту территорию.

Нет, последнее объяснить не нужно. Это касается только её и Черного Шелка. Далия мысленно отмахнулась от этих мыслей, заставляя себя сосредоточиться на более насущной проблеме – самом факте появления фейри в их доме.

Она подошла к зеркалу, разглядывая серебристые отметины на коже, которые, казалось, медленно впитывались, становясь невидимыми для обычного взгляда. След их связи оставался, но становился тайным, скрытым от любопытных глаз, принадлежащим только им двоим.

Далия только надеялась, что и фейри представит родителям приемлемую версию их знакомства. Возможно, он расскажет, что они встретились во время её вечерней прогулки, что он приезжий джентльмен, очарованный её красотой. Черный Шелк, с его способностью к иллюзиям и обольщению, наверняка сможет выдать себя за обычного человека – пусть необычайно красивого и утонченного, но всё же человека.

Чувствуя, что голова кругом идёт от множества мыслей, Далия быстро оделась и спустилась к завтраку. Семья уже собралась за столом – отец просматривал утреннюю газету, мать разливала чай, а младший брат Томас уплетал овсянку, то и дело поглядывая на часы, боясь опоздать в школу.

– Ты сегодня поздно встала, – заметил отец, опуская газету и внимательно глядя на дочь. В его взгляде читалась привычная забота, но сегодня к ней примешивалось что-то ещё – словно он пытался разглядеть в её лице перемены. – Поспеши, а то мы опоздаем в аптеку.

Далия кивнула, стараясь выглядеть как обычно, хотя сердце её колотилось от волнения. Мир за одну ночь перевернулся, но для её семьи это был просто ещё один осенний день. Как рассказать им о том, что ворвалось в её жизнь? Как подготовить к вечернему визиту существа из другого мира?

За завтраком Далия так и не решилась сообщить о вечернем визите. Слова застревали у неё в горле всякий раз, когда она пыталась начать разговор. Сообщить ли им сейчас, что вечером придет её жених? Или подождать до последнего момента? Мысль о том, какой шок испытают родители при внезапном появлении незнакомого мужчины с заявлением о намерениях относительно их дочери, заставляла её желудок сжиматься от волнения.

В итоге завтрак прошел как обычно – с обсуждением погоды, последних городских новостей и планов на день. Томас убежал в школу, мать занялась домашними делами, а Далия отправилась с отцом в аптеку.

День выдался необычайно солнечным для осени, золотистый свет заливал улицы Уэстфилда, но ей казалось, что она видит город другими глазами – замечает тени, которые движутся не совсем синхронно с предметами, видит странные узоры, образуемые опавшими листьями, слышит шепот растений на клумбах.

Отец вскоре сообщил, что вновь идет в библиотеку и оставляет всё на неё. В его голосе звучала надежда – он верил, что сегодня найдет информацию, которая поможет им понять природу угрозы, нависшей над городом.

Она отпускала снадобья, раздавала советы, прислушивалась к разговорам покупателей. Руки работали механически, отточенными годами практики движениями отмеряя порошки и настойки, но мысли были далеко. Каждый звон часов на городской башне, отмечающий проходящие часы, заставлял её сердце биться чуть быстрее – время неумолимо приближалось к вечеру, к неизбежной встрече двух миров.

Посетители аптеки продолжали перешептываться о странных событиях – о новых голубых цветах, обнаруженных у дома Мортимеров, о свечении в окнах заброшенного особняка, о холодном ветре, который подул вчера ночью только на одной улице. Далия слушала эти рассказы с новым пониманием – теперь она знала истинную природу происходящего, знала о разломе между мирами, который становился всё шире с каждой похищенной девушкой.

Отец вернулся из библиотеки ближе к вечеру – усталый, с пылью архивов на рукавах и удручённым выражением лица.

– Ничего, – коротко ответил он на её вопросительный взгляд. – Только старые легенды и суеверия. Ничего, что могло бы нам реально помочь.

Далии хотелось утешить его, сообщить, что решение уже нашлось, что есть план спасения девушек и закрытия портала. Только вот решение это отцу точно не понравится. Более того, он ей скорее всего запретит ввязываться в эту историю, станет оберегать её от опасности, не понимая, что Далия, с её пробудившейся магией и союзом с Черным Шелком, уже не беззащитна.

Домой они поспешили вновь раньше обычного. Ноябрьские сумерки опускались на Уэстфилд, и улицы стремительно пустели – страх перед таинственными исчезновениями заставлял горожан запираться в домах с наступлением темноты.

Далия шла рядом с отцом, сжимая в руках свой ридикюль так крепко, что костяшки пальцев побелели. Её щеки то бледнели, то вспыхивали румянцем, взгляд метался по улице, словно она ожидала встретить кого-то за каждым углом. Сердце стучало так громко, что ей казалось – отец должен его слышать.

– Что с тобой сегодня происходит? – наконец спросил Джонатан Харрингтон, остановившись и внимательно посмотрев на дочь. – С самого утра ты сама не своя. Ты что-то знаешь? Что-то видела?

Вопрос застал её врасплох. Ей хотелось одновременно расхохотаться и разрыдаться. “Да, папа,” – мысленно ответила она. – “Я знаю, что фейри из древней легенды собирается прийти сегодня вечером просить моей руки, после того как мы провели ночь вместе, и что нам предстоит сражаться с Изгоями, чтобы спасти похищенных девушек.”

На мгновение Далия замерла, собираясь с духом. Затем она глубоко вдохнула, выпрямила спину и повернулась к отцу. В этот момент она выглядела одновременно испуганной и решительной, как человек, готовящийся прыгнуть в ледяную воду.

– Сегодня вечером к нам придет человек… – начала она, но запнулась на слове “человек”, понимая всю его неточность. – М-м… Это мой жених, папа.

Джонатан Харрингтон остановился так резко, словно врезался в невидимую стену. Его лицо застыло в выражении полного изумления, переходящего в недоверие.

– Твой… что? – переспросил он, словно не был уверен, что правильно расслышал.

На пустынной улице воцарилась напряженная тишина. Фонарщик вдалеке зажигал газовые фонари, их слабый свет отражался в остекленевших от шока глазах отца. Ветер нервно перебирал опавшие листья у их ног, создавая шуршащий аккомпанемент к этой драматической сцене.

– Жених, – повторила она с большей уверенностью, хотя внутри всё дрожало. – Мы познакомились недавно, но… м-м… сразу понравились друг другу.

Она старательно избегала деталей, которые могли бы вызвать ещё больше вопросов. Где именно они познакомились? При каких обстоятельствах? Почему она ничего не рассказывала раньше? Каждый потенциальный вопрос отца был подобен мине, готовой взорваться при неосторожном прикосновении.

Лицо Джонатана Харрингтона прошло целую гамму эмоций – от шока к недоверию, затем к подозрительности и, наконец, к отцовскому беспокойству. Аптекарь снял очки и принялся нервно протирать их платком, словно это действие могло помочь ему лучше осмыслить услышанное.

– Далия Элизабет Харрингтон, – произнес он тихо, но с нажимом, используя её полное имя, как делал только в моменты крайней серьезности. – Ты хочешь сказать, что тайком встречалась с молодым человеком, о котором твоя мать и я ничего не знаем?

Она вздохнула, понимая, что каждое объяснение только усугубляет ситуацию. Сейчас, стоя посреди пустеющей улицы, было не время и не место для длинных разговоров.

– Всё произошло очень быстро, – мягко сказала она, подходя ближе и осторожно касаясь руки отца. – Скоро ты с ним познакомишься, и всё поймешь.

В её голосе звучала странная уверенность, словно она знала что-то, недоступное отцу. Её голубые глаза с недавно появившимися золотистыми искрами смотрели на него с мольбой понять и принять.

Джонатан Харрингтон вернул очки на переносицу и долго смотрел на дочь, словно видел её впервые. В сгущающихся сумерках она казалась другой – более зрелой, более уверенной, с каким-то внутренним светом, которого он раньше не замечал.

– Далия, – тихо произнес он, – в эти странные времена… ты уверена, что это… безопасно?

“Я буду тебя защищать,” – всплыло в её памяти обещание Черного Шелка, произнесенное голосом, подобным шелесту ночного ветра в кронах деревьев. Внутри неё разлилось неожиданное спокойствие, уверенность, которая, казалось, не принадлежала полностью человеческому миру.

Она кивнула, и в этом простом жесте было столько твердости, что отец невольно отступил на полшага:

– Уверена.

В сгущающихся сумерках её глаза на мгновение словно вспыхнули золотистым светом, а вокруг её фигуры на долю секунды возникло едва заметное серебристое свечение – или это просто игра уличных фонарей и воображения?

Джонатан Харрингтон долго смотрел на дочь, и в его взгляде читалась сложная смесь эмоций – отцовская тревога, профессиональная настороженность человека, знающего о существовании иных миров, и странное предчувствие, что жизнь их семьи стоит на пороге необратимых перемен.

– Поспешим домой, – только и сказал он, отворачиваясь и ускоряя шаг.

В этих простых словах читалось многое – отцовская тревога, смирение перед неизбежным, попытка отложить окончательное суждение до встречи с таинственным женихом. Его плечи напряглись, спина выпрямилась, словно он готовился к бою.

Далия поспешила следом, её сердце колотилось всё сильнее по мере приближения к дому. Сумерки сгущались, превращаясь в настоящую темноту, а редкие газовые фонари отбрасывали на мостовую причудливые тени, которые, казалось, двигались не совсем синхронно с прохожими.

Когда они свернули на свою улицу, Далия заметила, что цветы в палисадниках соседних домов поворачиваются к ней, словно подсолнухи к солнцу. Ветер, холодный и резкий весь день, рядом с ней становился теплее, ласковее, словно невидимая рука отводила его порывы.

Дома отец сам сообщил остальным новость о предстоящем знакомстве с женихом дочери. В гостиной, озарённой тёплым светом ламп, это объявление произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Элизабет Харрингтон застыла с чайником в руках, её лицо выражало такое изумление, словно муж объявил о визите самой королевы. Чай перелился через край чашки, но она даже не заметила этого.

– Жених? – переспросила она слабым голосом. – Но… как? Когда?

Маленький Томас, до этого момента увлечённый книгой о пиратских приключениях, мгновенно оживился и выпрямился в кресле:

– Далия выходит замуж? За кого? Он богатый? У него есть лошадь?

Далия стояла у камина, нервно теребя кружевной воротничок платья. Румянец на её щеках и лихорадочный блеск в глазах можно было списать на тепло от огня, но внимательный взгляд матери сразу уловил необычное волнение дочери.

– Где ты его встретила? Когда? Почему мы ничего о нем не знаем? – посыпались вопросы у матери, которая наконец заметила пролитый чай и принялась торопливо промакивать скатерть салфеткой.

Элизабет Харрингтон, обычно воплощение викторианского спокойствия и сдержанности, сейчас выглядела по-настоящему взволнованной. Её тонкие пальцы дрожали, а в глазах читалась смесь изумления, тревоги и легкой обиды – как дочь могла скрывать от неё нечто столь важное?

– Он из хорошей семьи? Чем он занимается? Он местный? – вопросы следовали один за другим, не оставляя Далии возможности ответить. – Почему ты молчала? Мы ведь всегда были близки!

Последняя фраза прозвучала с настоящей болью, и Далия почувствовала укол совести. Всю жизнь они с матерью доверяли друг другу все секреты, а теперь она не могла рассказать самую важную истину.

– Всё произошло очень быстро, – повторила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно, хотя внутри всё сжималось от напряжения. – Но как видите, он уже готов познакомиться с вами!

Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла нервной. Пламя в камине вдруг взметнулось выше без видимой причины, словно отражая её волнение.

Элизабет Харрингтон опустилась в кресло, прижимая руку к сердцу. За двадцать лет викторианского брака ничто не подготовило её к такому повороту событий – дочь, встречающаяся с мужчиной без сопровождения, без благословения семьи, без соблюдения приличий и традиций!

– Далия, дорогая, – произнесла она с дрожью в голосе, – это так… необычно. Так неожиданно. Я надеюсь, ты понимаешь, что мы хотим для тебя только счастья, но…

– Он придёт сегодня вечером, – мягко, но твёрдо перебил жену Джонатан Харрингтон. – И тогда мы сами всё увидим и решим.

Дверной колокольчик прервал их разговор, прозвенев мелодично и внезапно. В гостиной воцарилась мгновенная тишина – только тиканье напольных часов нарушало её, отсчитывая секунды до встречи с таинственным женихом.

Далия буквально подпрыгнула на месте, её сердце подскочило к горлу. Не дожидаясь реакции остальных, она кинулась открывать дверь, оставив семью в оцепенении. Каблучки её туфель быстро застучали по паркету прихожей.

Рука дрожала, когда она поворачивала дверную ручку. За спиной она слышала, как отец поднялся с кресла и последовал за ней, как мать торопливо поправляла прическу и чехлы на мебели, как Томас возился, пытаясь занять наилучшую позицию для наблюдения.

Щеколда поддалась, дверь распахнулась, впуская в прихожую холодный вечерний воздух и открывая Далии вид на крыльцо, где стоял её полуночный гость.

Ночной Шелк выглядел, как настоящий столичный аристократ. Искусно скроенный черный костюм по последней лондонской моде подчеркивал его высокую статную фигуру, черная же шляпа-цилиндр была слегка наклонена, придавая облику элегантную небрежность. В сложно завязанном темно-синем шелковом галстуке поблескивала знакомая серебряная булавка – единственная деталь, соединяющая этот человеческий образ с его истинной сущностью.

На руках – перчатки из тонкой кожи, такой безупречно черной, что они казались сотканными из самой ночи. В левой руке он держал серебристо-черную трость с набалдашником в виде волка – произведение искусства, явно принадлежащее к другой эпохе.

Он выглядел исключительно по-человечески – безупречно красивый молодой джентльмен с бледной кожей и выразительными чертами лица. Но Далия заметила едва заметный всплеск теней вокруг его фигуры, словно они тянулись к нему, ластились, признавая своего повелителя.

Ночной Шелк выглядел, как настоящий столичный аристократ. Искусно скроенный черный костюм по последней дэйвудской моде подчеркивал его высокую статную фигуру, черная же шляпа-цилиндр была слегка наклонена, придавая облику элегантную небрежность. В сложно завязанном темно-синем шелковом галстуке поблескивала знакомая серебряная булавка – единственная деталь, соединяющая этот человеческий образ с его истинной сущностью.

На руках – перчатки из тонкой кожи, такой безупречно черной, что они казались сотканными из самой ночи. В левой руке он держал серебристо-черную трость с набалдашником в виде волка – произведение искусства, явно принадлежащее к другой эпохе.

Он выглядел исключительно по-человечески – безупречно красивый молодой джентльмен с бледной кожей и выразительными чертами лица. Но Далия заметила едва заметный всплеск теней вокруг его фигуры, словно они тянулись к нему, ластились, признавая своего повелителя.

– Позвольте представить вам моего жениха… – начала Далия и прервалась, внезапно осознав, что не знает, каким именем представится фейри в человеческом облике. Как его назвать? Паника на мгновение отразилась в её глазах.

Но Ночной Шелк пришел ей на помощь, сделав безупречный поклон в сторону приближающихся родителей Далии. Движение было исполнено с такой отточенной грацией, что даже самый придирчивый учитель этикета не нашел бы к чему придраться.

– Эдвард Найтсилк, – представился он, снимая цилиндр и обнажая идеально уложенные черные волосы. Его голос звучал глубоко и бархатисто, с легким акцентом, который невозможно было точно определить – то ли из северных провинций, то ли из-за границы.

В свете прихожей его лицо выглядело потрясающе красивым, но уже не нечеловечески идеальным – искусная иллюзия добавила небольшую асимметрию чертам, легкую тень усталости под глазами, придавая ему более реалистичный вид.

Харрингтоны явно были ошеломлены. На несколько секунд в прихожей воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая только тиканьем напольных часов и потрескиванием поленьев в камине гостиной.

Джонатан Харрингтон застыл, его рука на полпути к очкам, которые он машинально собирался поправить. В его глазах читалось странное выражение – смесь изумления, отцовской тревоги и… профессиональной настороженности травника, который всю жизнь имел дело с необычными явлениями. Что-то в госте – возможно, слишком совершенная осанка или слишком внимательный взгляд – заставляло его интуицию тревожно звенеть.

Элизабет Харрингтон прижала руку к горлу, где нервно пульсировала жилка. Её лицо выражало целую гамму эмоций – от шока при виде столь красивого и явно аристократичного молодого человека до материнского беспокойства. Как дочь скромного аптекаря могла привлечь внимание такого утонченного джентльмена?

Маленький Томас, протиснувшийся между родителями, смотрел на гостя с откровенным восхищением, особенно привлеченный загадочной тростью с волчьей головой.

– Рады вас приветствовать в нашем доме, мистер Найтсилк, – наконец нашелся отец Далии, возвращая себе самообладание с видимым усилием.

Джонатан Харрингтон сделал шаг вперед и жестом пригласил гостя войти, как того требовали правила хорошего тона. Несмотря на внутреннее беспокойство, многолетние привычки благовоспитанного джентльмена взяли верх.

Ночной Шелк ступил через порог с той особой грацией, которая казалась одновременно естественной и невозможной. Тени в прихожей на мгновение словно прильнули к нему, затем отступили. Он передал свою шляпу, трость и перчатки Далии с легким поклоном и улыбкой, которая предназначалась только ей – улыбкой, содержащей тайное знание, понятное лишь им двоим.

– Благодарю за приглашение, мистер Харрингтон, – ответил он с безупречной учтивостью. – Ваша дочь столько рассказывала мне о своей замечательной семье.

Он вел себя легко и непринужденно, не выказывая ни тени высокомерия аристократа в доме простых горожан. Напротив, Ночной Шелк демонстрировал искреннюю заинтересованность в коллекции медицинских книг мистера Харрингтона, восхищался вышивкой миссис Харрингтон, и даже нашел минутку, чтобы показать маленькому Томасу, как трость может отбрасывать причудливые тени на стену.

С каждой минутой напряжение в гостиной заметно спадало. Элегантные манеры гостя, его мягкий голос с изысканными модуляциями, умение поддержать разговор на любую тему – всё это действовало умиротворяюще. Даже подозрительный взгляд Джонатана Харрингтона постепенно теплел, хотя настороженность полностью не исчезла.

Вскоре атмосфера вокруг потеплела настолько, что миссис Харрингтон, расправив нервным жестом складки на переднике, пригласила необычного гостя к столу.

– Прошу извинить за скромный ужин, мистер Найтсилк, – произнесла она с легким поклоном. – К визиту такого гостя никто не успел подготовиться, потому что наша Далия “секретничала” до последнего.

Последние слова она произнесла с мягким упреком, бросив на дочь выразительный взгляд, в котором читалось: “Мы еще поговорим об этом наедине, юная леди”.

Далия же ощущала себя так, словно ей снился сон – совершенно нереальный. Могущественный фейри из Теневой Обители, повелитель иллюзий и тайных путей между мирами, существо, чей возраст исчислялся столетиями, а возможно, и тысячелетиями… сейчас сидел за их скромным обеденным столом, деликатно отрезая кусочек жаркого, которое приготовила её мать.

Тот самый Черный Шелк, который прошлой ночью показал ей звезды иных миров, чьи прикосновения оставляли серебристые следы на её коже, чьи поцелуи открывали реальности, о существовании которых она даже не подозревала – теперь непринужденно беседовал с её отцом о последних достижениях медицины и новой железной дороге, соединившей Уэстфилд с Дэйвудом.

Но всё это происходило наяву. Реальность и фантазия переплелись в удивительный узор, где обыденные детали – скрип стула, звон серебряных приборов о фарфор, горящие свечи в канделябрах – соседствовали с легким мерцанием теней вокруг его рук и едва заметным серебристым блеском в глубине его глаз, когда он смотрел на неё.

– Где же вы познакомились с нашей дочерью? – наконец перешел к главному мистер Харрингтон, отложив столовые приборы и внимательно глядя на гостя поверх очков. – Как вам удалось скрывать ваше знакомство, ведь Далия так много времени проводит в лавке.

За столом повисла напряженная тишина. Далия замерла, не зная, какую историю придумает Ночной Шелк и как правдоподобно её поддержать. Она бросила на него быстрый взгляд и увидела, что он совершенно спокоен – на его лице играла легкая улыбка, будто вопрос был самым обычным и ожидаемым.

– Видите ли, мистер Харрингтон, – начал он, промокнув губы салфеткой, – наша встреча была одновременно случайной и предопределенной.

Он сделал небольшую паузу, чтобы отпить воды, и продолжил голосом, в котором звучали нотки искренности:

– Я впервые заметил вашу дочь около месяца назад в городском парке. Она склонилась над раненой птицей, и что-то в её глазах, в её бережных движениях поразило меня до глубины души.

– Да, Далия рассказывала о той птице, – согласился мистер Харрингтон, и в его глазах мелькнуло удивление, что история гостя совпадает с известными ему фактами.

Ночной Шелк едва заметно улыбнулся, словно этот момент подтверждения был именно тем, на что он рассчитывал. Его глаза на мгновение встретились с глазами Далии – короткий, но значимый взгляд, в котором читалось: “Видишь, я вплетаю правду в иллюзию”.

– Малиновка с поврежденным крылом, если не ошибаюсь, – продолжил он, возвращая внимание к отцу. – Ваша дочь проявила такую заботу, такое понимание… Редкое качество в наше время.

Элизабет Харрингтон заметно смягчилась, с нежностью глядя на дочь.

– Далия всегда была такой – ещё ребенком собирала всех раненых существ, которых находила. Унаследовала дар целительства от отца.

Ночной Шелк тем временем продолжал, его голос приобрел мягкие, почти мечтательные интонации:

– После того случая я стал замечать вашу дочь повсюду – в аптеке, когда заходил за лекарствами, в церкви по воскресеньям, на городской площади во время фестиваля осеннего равноденствия.

Он сделал небольшой глоток вина, задумчиво глядя в бокал, словно видел там отражение прошлого.

– Я не осмеливался подойти сразу. Знаете, в моем положении… – он сделал неопределенный жест рукой, – люди часто заинтересованы не в человеке, а в титуле и состоянии.

Миссис Харрингтон понимающе кивнула, бросив быстрый взгляд на дорогой костюм гостя и перстень с темным камнем на его пальце.

– Но однажды вечером, когда ваша дочь возвращалась из аптеки, я набрался смелости и заговорил с ней. Сначала о той самой птице, потом о целебных травах… Далия оказалась настолько образованной и интересной собеседницей, что время пролетело незаметно.

– Вы, должно быть, сочтете меня наивным романтиком, – продолжил Ночной Шелк, подаваясь вперед с искренностью, которая выглядела безупречно настоящей, – но я в тот момент решил, что именно Далия предназначена мне судьбой.

Его глаза блеснули в свете канделябра, отражая пламя свечей с необычной интенсивностью. Он слегка коснулся серебряной булавки на галстуке – жест, который мог показаться нервным, если бы не общая безупречная уверенность его манер.

– Я повидал немало на свете и, как мне кажется, неплохо разбираюсь в людях. В Далии я увидел нежную и чистую душу, к которой потянулась моя душа, – Ночной Шелк говорил как по-писаному, каждое слово звучало одновременно отрепетированным и страстно искренним.

При этом голос его звучал с такой убежденностью, такой неподдельной эмоцией, что миссис Харрингтон невольно поднесла салфетку к глазам, тронутая романтичностью момента. Даже маленький Томас перестал ерзать на стуле, завороженный красноречием гостя.

Но мистер Харрингтон не спешил расставаться с подозрительностью. Его глаза за стеклами очков сузились, изучающе оглядывая человека, который так внезапно вторгся в жизнь его дочери и теперь, похоже, собирался увести её.

– И вы встречались с Далией, пока никто не видел? – уточнил он, в голосе явно слышался упрек. Вопрос повис в воздухе, тяжелый и острый, обнажая самую болезненную для викторианского общества тему – приличия и репутация незамужней девушки.

Ночной Шелк на мгновение опустил глаза, словно признавая серьезность ситуации. Когда он вновь поднял взгляд, в нем читалась смесь раскаяния и твердой уверенности.

– Мистер Харрингтон, – произнес он с достоинством, – я понимаю ваше беспокойство и признаю, что наши встречи могли выглядеть… нетрадиционными. Но уверяю вас, я всегда относился к Далии с величайшим уважением и почтением.

Он выпрямился, его осанка стала еще более безупречной.

– Я старался встречаться с вашей дочерью в общественных местах – в парке, на городской площади. Если мы и оказывались наедине, то лишь на несколько минут, и всегда в пределах видимости других людей.

В памяти Далии внезапно возникли образы минувшей ночи – яркие, чувственные, запретные. Серебристый свет, окутывавший их переплетенные тела; его прикосновения, оставлявшие светящиеся следы на её коже; звездное небо, раскинувшееся над ними, когда потолок её спальни, казалось, растворился в бесконечности…

Жар прилил к её щекам, и она опустила глаза, боясь, что кто-нибудь прочтет её мысли. Контраст между целомудренной историей, которую так искусно плел Ночной Шелк, и страстной реальностью их встречи был столь разителен, что ей стоило огромных усилий сохранять невозмутимое выражение лица.

Она украдкой посмотрела на фейри и поймала его мимолетный взгляд – глубокий, понимающий, полный тайного знания. В его глазах на долю секунды мелькнула искорка озорства – он прекрасно знал, о чем она думает, и, похоже, наслаждался этой игрой в притворство не меньше, чем их тайным союзом.

– Расскажите о себе, мистер Найтсилк, – продолжил мистер Харрингтон, не отводя пристального взгляда от лица гостя. – Вы приезжий?

За этим простым вопросом стояло многое – не только естественное любопытство отца о происхождении потенциального зятя, но и профессиональная настороженность человека, который достаточно знал о странностях мира, чтобы иметь здоровую долю подозрительности.

Ночной Шелк отложил вилку и нож с безупречной элегантностью. Его руки на мгновение замерли над столом – длинные пальцы, слишком изящные для обычного человека, но теперь искусно замаскированные иллюзией небольших мозолей и следов чернил, которые могли бы быть у образованного джентльмена.

– Действительно, я не уроженец Уэстфилда, – произнес он с лёгкой улыбкой. – Моя семья происходит из северных провинций Эльмара, из старинного, но несколько обедневшего рода. Наше поместье находится недалеко от границы с Серебряными холмами.

Он помедлил, будто собираясь с мыслями, хотя Далия подозревала, что каждая пауза в его рассказе – часть тщательно продуманного представления.

– После смерти отца я унаследовал его дела и небольшое состояние. Последние несколько лет я провел в путешествиях и исследованиях… особенно интересуюсь древней историей и забытыми традициями нашей земли.

– Вот как? – вскинул брови отец Далии, и в его голосе впервые за вечер прозвучала неподдельная заинтересованность. – Как интересно! Признаюсь, эти вещи интересны и мне!

Его лицо оживилось, профессиональное любопытство аптекаря и травника пересилило отцовскую подозрительность. Он подался вперед, опираясь локтями на стол – жест, который миссис Харрингтон в другой ситуации сочла бы неуместным за обеденным столом.

– В моей коллекции есть несколько редких текстов о древних методах лечения и травах, которые сейчас почти забыты, – продолжил он с возрастающим энтузиазмом. – Особенно интересны записи о растениях, которые, как говорят, обладают… необычными свойствами.

Последние слова он произнес с особым значением, внимательно наблюдая за реакцией гостя. Далия заметила, как её мать и брат переглянулись – подобные разговоры отца всегда вызывали у них лёгкое замешательство.

– Был бы счастлив ознакомиться с ними! – с готовностью отозвался Ночной Шелк, и в его глазах вспыхнул огонь подлинного интереса. На мгновение сквозь человеческую маску проглянула его истинная сущность – существа, чья жизнь насчитывала века изучения тайн между мирами.

– У меня есть определенные познания в этой области, – продолжил он, аккуратно отпивая вино. – Возможно, я мог бы предложить некоторые толкования, которые вы найдете… нетрадиционными.

Джонатан Харрингтон просиял, словно встретил давно потерянного коллегу. Профессиональный энтузиазм полностью вытеснил недоверие, по крайней мере на время.

– После ужина я покажу вам свою библиотеку, – предложил он с таким воодушевлением, что миссис Харрингтон тихонько вздохнула, предвидя долгий вечер ученых бесед, которые уведут мужчин в области, недоступные остальным членам семьи.

Далия почувствовала, как напряжение, сковывавшее её плечи, начинает отпускать. Она бросила благодарный взгляд на Ночного Шелка – он нашел идеальный путь к сердцу её отца.

Когда мужчины удалились в библиотеку отца, Далия помогала матери с посудой в уютной кухне их дома. Из библиотеки доносились приглушенные голоса – глубокий, мелодичный тембр Ночного Шелка и воодушевленные интонации отца, погрузившегося в свою любимую тему.

Элизабет Харрингтон, вытирая бережно фарфоровое блюдо, которое использовалось только по особым случаям, наконец решилась нарушить молчание:

– Мистер Найтсилк мне кажется слишком совершенным, – произнесла она тихо, бросив взгляд на дверь, словно опасаясь, что её слова могут быть услышаны. – Блестящий молодой человек, без сомнения.

Она поставила блюдо на полку и повернулась к дочери, её глаза – такие же голубые, как у Далии, но уже окруженные тонкой сеточкой морщинок – были полны материнской тревоги.

– Но за великолепным фасадом нередко скрываются тайны, в том числе и неприглядные. Я ничего не хочу сказать плохого про твоего избранника, моя дорогая, я и сама им очарована. Но вы ведь так мало знакомы… – она взяла руки дочери в свои. – Не слишком ли вы поспешны в своем решении?

– Мне сложно ответить на твой вопрос однозначно, матушка, – ответила Далия, аккуратно расставляя чашки на полке.

Она на мгновение замерла, подбирая слова, которые были бы правдивы, но не раскрывали бы невероятную истину. Её отражение в начищенном медном чайнике было искажено – странная метафора её нынешнего положения между мирами.

– Разумом я согласна с тобой, но вот сердцем… – она повернулась к матери, и в её глазах сверкнули те же золотистые искры, которые появились после ночи с Черным Шелком. – Будто бы я ждала мистера Найтсилка всю жизнь, и вот он пришел.

В её голосе звучала такая искренность, такая глубина чувства, что миссис Харрингтон на мгновение застыла, узнавая в дочери ту же решимость и страсть, которые когда-то, много лет назад, привели её саму в объятия скромного аптекаря вопреки желанию собственной семьи.

– Теперь вам не нужно видеться тайно, – напомнила миссис Харрингтон, с материнской нежностью поправляя выбившуюся прядь в прическе дочери. В её голосе звучало едва заметное облегчение – хотя появление таинственного жениха было неожиданностью, оно, по крайней мере, означало, что репутация Далии будет сохранена. – Хорошо бы мистер Найтсилк бывал у нас чаще.

Далия почувствовала странную смесь облегчения и тревоги. С одной стороны, благословение матери снимало огромный груз с её плеч – больше не нужно лгать и скрываться. С другой стороны, сама мысль о том, что могущественный фейри из Теневой Обители будет регулярно пить чай в их гостиной, казалась одновременно абсурдной и тревожной. Сколько времени он сможет поддерживать человеческую маскировку? Не заметят ли родители рано или поздно странностей в его поведении, сверхъестественных способностей, намеков на его истинную природу?

Вскоре дверь библиотеки отворилась, и Ночной Шелк с отцом Далии вернулись в гостиную. Мистер Харрингтон выглядел так, словно только что обнаружил сокровище – его глаза блестели за стеклами очков, а руки бережно держали старинную книгу в потертом кожаном переплете, которую он, видимо, показывал гостю.

– Удивительно, просто удивительно, – повторял он, покачивая головой. – Ваша интерпретация этого пассажа… никогда бы не подумал!

Ночной Шелк скромно улыбнулся, но Далия заметила искорку удовлетворения в его глазах – похоже, он действительно наслаждался интеллектуальной беседой с её отцом.

Взглянув на каминные часы, фейри церемонно поклонился всему семейству.

– Чрезвычайно рад был с вами познакомиться. У вас чудесный дом, – произнес он с безупречной учтивостью викторианского джентльмена.

Миссис Харрингтон зарделась от комплимента, а маленький Томас, уже клевавший носом в кресле, выпрямился, чтобы попрощаться с удивительным гостем.

А затем Ночной Шелк повернулся к Далии, и мир вокруг словно замедлился. Для всех остальных это был просто вежливый поклон, но для неё – момент, наполненный магией и скрытым значением.

– До скорой встречи, мисс Харрингтон, – произнес он, слегка наклонив голову.

И в этой простой фразе Далии послышалось не только обещание, но и скрытое желание, отголосок их ночной близости. На краткий миг, когда их взгляды встретились, она увидела в его глазах отражение звездного неба – напоминание о том, что за безупречной человеческой маской скрывается существо древнее и могущественное, избравшее её.

Когда дверь за гостем закрылась, и звук его шагов стих на улице, семейство Харрингтон некоторое время стояло в прихожей, словно очарованное. Маленький Томас первым нарушил тишину, сонно пробормотав, что трость мистера Найтсилка была “самой удивительной вещью в мире”, после чего миссис Харрингтон отправила его спать, несмотря на слабые протесты.

Как только они остались одни в гостиной, отец повернулся к Далии. По его лицу, освещенному теплым светом ламп, было видно, что он готов вынести вердикт. Она замерла, её сердце стучало так громко, что, казалось, должно было быть слышно во всем доме.

Джонатан Харрингтон снял очки и начал медленно протирать их носовым платком – привычка, к которой он прибегал, когда собирался с мыслями для важного разговора. Каждое движение его рук казалось Далии мучительно долгим, словно время растянулось в ожидании решения, которое могло изменить всю её жизнь.

Наконец он заговорил, и его голос звучал задумчиво, словно он продолжал анализировать все аспекты ситуации даже сейчас:

– Мистер Найтсилк… весьма необычный молодой человек, – начал он, возвращая очки на переносицу и внимательно глядя на дочь. – Его познания в древних текстах поистине удивительны. Некоторые его толкования… – отец замолчал, подбирая слова, – предполагают глубину понимания, которая встречается исключительно редко.

Он подошел к камину и задумчиво посмотрел на огонь, его профиль в мерцающем свете пламени казался вырезанным из старого дуба – твердым, но согретым жизнью.

– Я не могу отрицать, что он произвел на меня впечатление, Далия. И все же… – он повернулся к ней, и в его глазах читалась тревога, смешанная с чем-то похожим на профессиональную интуицию, – в нем есть нечто, чего я не могу понять. Нечто, выходящее за рамки обычного.

– Со временем вы лучше узнаете его, – сказала Далия, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и спокойно, хотя внутри всё трепетало от напряжения.

Она подошла ближе к отцу, глядя на пламя камина, словно в нем можно было найти подходящие слова. Огонь отражался в её глазах, делая золотистые искорки в голубой радужке еще заметнее.

– Он… действительно не такой, как все, кого мы знаем, – продолжила она осторожно, балансируя между правдой и необходимой тайной. – В нем есть глубина и мудрость, которые я не встречала раньше.

Далия повернулась к отцу, и в её лице было выражение одновременно мольбы и решимости – дочь, ищущая родительского благословения, но уже принявшая собственное решение.

Мистер Харрингтон только покачал головой, которая и у него шла несколько кругом. На его лице отразилась целая гамма эмоций – от родительской тревоги до профессионального любопытства, от смирения до остаточного недоверия.

– Не знаю, Далия, – произнес он наконец, потирая переносицу жестом усталого человека. – Всё это произошло так внезапно. Ещё утром ты была просто моей дочерью, помогающей в аптеке, а теперь…

Он сделал неопределенный жест рукой, словно пытаясь охватить невыразимые изменения, произошедшие за один день.

– В нем есть что-то… – он запнулся, подбирая слова, – что заставляет меня одновременно доверять ему и опасаться. Возможно, ты права, и со временем мы лучше его узнаем.

Он тяжело вздохнул, признавая свое поражение перед неизбежностью взросления дочери и её права на собственный выбор.

А встреча с Ночным Шелком оказалась скорой – как он и предрекал. Едва Далия оказалась в своей комнате и закрыла за собой дверь, как фейри вышел к ней прямо из тени в углу у шкафа. Без единого звука, без малейшего движения воздуха – просто тьма сгустилась, обрела форму, и вот он уже стоит перед ней, словно всегда был здесь.

Он больше не носил маску обычного человека. Теперь его черты вновь обрели нечеловеческое совершенство – слишком острые скулы, слишком глубокие глаза, в которых отражались звезды иных миров. В полумраке комнаты, освещенной только лунным светом, проникающим сквозь занавески, его кожа казалась почти светящейся, а тени вокруг него двигались с неестественной живостью, словно были частью его существа.

Похоже, что он уже ждал её – терпеливо, как существо, для которого время течет иначе. Его губы тронула легкая улыбка, в которой читалось и удовлетворение, и тайное веселье.

– Твой отец не простой человек, – заметил он, плавно двигаясь по комнате, словно тень, отброшенная лунным светом.

Его голос звучал глубже и мелодичнее, чем за ужином – теперь, когда не нужно было сдерживать свою истинную природу, он вернулся к своему настоящему тембру, подобному шелесту ночного ветра в кронах деревьев.

– Да, кровь фейри в нем не так сильно звучит, как в тебе… но всё-таки звучит, – продолжил он, остановившись у окна и позволив лунному свету очертить его силуэт. – Он чувствует меня, но пока еще не может облечь в слова свои ощущения.

Далия замерла, пораженная этим откровением. Всю жизнь она считала себя обычной девушкой из семьи аптекаря, и лишь недавно узнала о собственной связи с миром фейри. Но отец… Внезапно его интерес к древним традициям, его знание трав, его интуитивное понимание вещей, выходящих за рамки обыденного – всё это обрело новый смысл.

– Но похоже, все прошло хорошо? – его голос внезапно зазвучал совсем рядом, заставив Далию вздрогнуть от неожиданности.

Она не заметила, как он переместился – слишком быстро для человеческого восприятия, словно сама тьма перенесла его через комнату. Одно мгновение он стоял у окна, в следующее – оказался рядом с ней, его руки легли на её талию, теплые и прохладные одновременно.

От его прикосновения по телу Далии прошла волна узнавания – тело помнило его ласки, каждый изгиб его ладоней, каждое движение пальцев. Сердце забилось чаще, а дыхание сбилось, словно она пробежала долгий путь.

– Хорошо… – выдохнула она, поднимая глаза к его лицу, такому совершенному в серебристом лунном свете. – Отец впечатлен твоими знаниями, мать очарована манерами, а Томас просто в восторге от трости с волчьей головой.

– А я нравлюсь тебе еще больше? – спросил он, наклоняясь ближе.

Его дыхание пощекотало её ухо и вызвало волну мурашек, пробежавших от затылка вниз по позвоночнику. Это ощущение было похоже на прикосновение невидимых пальцев к самой душе – слишком интимное, слишком глубокое для обычного человеческого контакта.

В комнате стало словно теплее, хотя окно оставалось закрытым, а камин не горел. Тени вокруг них двигались с нежностью влюбленных, ласкаясь вокруг их фигур, создавая кокон интимности и уединения.

Далия почувствовала, как её собственная пробуждающаяся магия отзывается на его присутствие – тонкие серебристые нити света пробежали по её пальцам, когда она несмело положила руки на его плечи, окутанные тканью, казавшейся одновременно материальной и эфемерной.

– Ты пробуждаешься, – произнес он с нескрываемым восхищением, бережно взяв её руки в свои и рассматривая тонкие серебристые узоры, проступающие на коже словно светящиеся вены. – Как фейри.

В его голосе звучало что-то похожее на благоговение – чувство, неожиданное для существа его природы и могущества. Тонкие узоры на её руках напоминали морозные узоры на зимнем стекле или филигранную вязь древних рун, они пульсировали в такт её сердцебиению и становились ярче там, где их кожа соприкасалась.

Далия с изумлением смотрела на собственные руки, на эту видимую манифестацию её наследия. Всю жизнь она чувствовала себя обычной девушкой, и вот теперь её тело менялось, откликаясь на древний зов крови. Светящиеся узоры медленно поднимались выше, достигая запястий, предплечий, словно невидимый художник рисовал на ней карту неведомых земель.

Он склонился и поцеловал её ладонь – прикосновение губ было одновременно прохладным и обжигающим, посылая волны тепла по всему телу Далии. Затем его губы скользнули выше и прильнули к запястью, где пульсировала тонкая голубая вена, теперь подсвеченная серебристым свечением пробуждающейся магии.

От этого простого, но невероятно интимного жеста в комнате словно сгустилось напряжение – воздух стал плотнее, тяжелее, насыщенный невидимыми частицами магии. Тени вокруг них танцевали в ритме, повторяющем биение их сердец, а серебристый цветок на подоконнике раскрылся полностью, наполняя комнату неземным ароматом.

Сердце Далии стучало всё громче, близость Ночного Шелка затягивала словно омут – глубокий, темный, манящий. Воспоминания о прошлой ночи вспыхивали в сознании яркими картинами, обещая еще большее блаженство.

– Есть известия о твоем друге из Лунной Цитадели? – она попыталась затормозить то, что вот-вот собиралось их накрыть, цепляясь за мысли о миссии, о похищенных девушках, о разломе между мирами, который становился всё шире.

Ночной Шелк выпрямился, хотя его руки остались на талии девушки, удерживая её в легком, но уверенном объятии. Лицо его, до этого выражавшее нежность и желание, приобрело более серьезное выражение, напоминающее о том, что помимо их личной связи существует большая миссия.

Кивнув, он ответил:

– Пепельный Лист будет ждать нас завтра у дома Мортимеров. Он готов прийти на помощь.

Имя другого фейри прозвучало странно в обычной викторианской спальне – словно отголосок иного мира, просочившийся в реальность через трещину. Тени в углах комнаты задвигались беспокойнее, словно отреагировав на упоминание существа из Лунной Цитадели.

– Он связан с огненной магией, – продолжил Ночной Шелк. – Его способности дополняют мои. Вместе мы сможем противостоять Изгоям, пока ты ищешь похищенных девушек и разрушаешь якорь портала.

Далия пришла в волнение, её глаза расширились, а в голосе послышалась тревога:

– Якорь портала? Что это? Я должна его разрушить? Но как? У меня ведь почти нет опыта использования магии!

Тонкие серебристые узоры на её коже замерцали интенсивнее, отражая всплеск эмоций – страх, неуверенность, но и решимость не отступать перед опасностью. Ночной Шелк успокаивающе погладил её спину, коснулся волос – мягкие, почти человеческие жесты, контрастирующие с его нечеловеческой сущностью.

– Я все объясню, – произнес он с обволакивающей уверенностью, которая действовала успокаивающе. – Не бойся. Твоя магия сильнее, чем ты думаешь, особенно теперь, когда она пробудилась полностью.

Его пальцы прослеживали серебристые узоры на её коже, словно читая тайное письмо, понятное только ему.

И он пустился в объяснения, создавая в воздухе между ними тонкие переплетения теней и света – миниатюрные иллюзии, помогающие визуализировать сложные магические концепции.

– Изгои создали разлом между мирами, – начал он, и в воздухе возникло изображение особняка Мортимеров, окруженного пульсирующим голубым свечением. – Но чтобы удерживать его открытым, им нужны якоря в обоих мирах – предметы или символы, наполненные достаточной магической силой.

Он мягко подвел Далию к кровати, и они сели рядом. Его рука не отпускала её, словно физический контакт был необходим для передачи знаний. Иллюзия в воздухе изменилась, показывая внутренность особняка с загадочным голубым кристаллом в центре главного зала.

– В нашем мире таким якорем стал кристалл, украденный из сокровищницы Серебряного Трона. В вашем – девушки, в которых есть потенциал к магии земных фейри.

Он повернулся к Далии, его лицо освещалось пульсирующим светом иллюзий.

– Твоя кровь, твоя магия – противоположность их искаженной силе. Ты можешь разорвать связь между девушками и порталом, освободить их души.

– А эти девушки? Они живы? – вопрос Далии прозвучал с болезненной остротой, возвращая их от абстрактных магических концепций к судьбам реальных людей.

Ночной Шелк на мгновение замолчал, и тени в комнате словно сгустились. Свечение иллюзии изменилось, показывая четыре женские фигуры, окруженные коконами голубоватого света, парящие в странной камере глубоко под особняком.

– Они существуют между жизнью и смертью, – ответил он наконец, его голос стал тише, в нем проступила древняя печаль. – Изгои не убивают своих жертв – это было бы слишком… милосердно. Вместо этого они погружают их в состояние вечного сна, медленно питаясь их жизненной силой и магическим потенциалом.

Он повернулся к Далии, и в его глазах она увидела отражение несчетных лет и бесчисленных трагедий.

– Но если мы успеем вовремя, есть шанс вернуть их. Чем дольше они остаются пленницами Изгоев, тем меньше от них остается… здесь, – он коснулся её виска, – и здесь, – его рука опустилась к сердцу.

– Что мне нужно будет сделать? – спросила Далия, её голос дрожал, но она старалась собрать всю свою решимость.

Серебристые узоры на её коже пульсировали в такт учащенному сердцебиению, поднимаясь выше по рукам, достигая плеч и ключиц – видимое свидетельство пробуждающейся силы. Магия в её крови отзывалась на опасность и вызов, готовясь к своему первому настоящему испытанию.

Ночной Шелк бережно взял её лицо в свои ладони, заставляя смотреть прямо в его глаза, в которых отражались созвездия иных миров.

– Ты должна будешь найти центр их ритуала – место, где удерживаются пленницы, – его голос звучал спокойно и уверенно, словно передавая ей часть своей силы. – Пока мы с Пепельным Листом сдерживаем Изгоев, ты создашь круг из своей магии вокруг девушек.

Он опустил одну руку и коснулся её сердца, где под тонкой тканью ночной сорочки пульсировала жизнь и пробуждающаяся сила.

– Твоя магия – магия жизни и земли – противоположна их искаженной силе. Ты почувствуешь, что нужно делать, когда окажешься там. Твоя кровь вспомнит древние ритуалы, даже если твой разум их не знает.

– А если я ошибусь? – её голос стал тише, почти шепот, но в этом вопросе звучала вся тяжесть ответственности, которая ложилась на её плечи.

Ночной Шелк не отвел взгляд, не попытался смягчить истину утешительной ложью. В этот момент он смотрел на неё не как существо, привыкшее к играм и обману, а как равный союзник, заслуживающий знать правду.

– Тогда все мы окажемся в опасности, – ответил он с мрачной прямотой. – Разлом может расшириться, Изгои получат больше силы. Девушки… могут быть потеряны навсегда.

Он на мгновение замолчал, а затем его лицо смягчилось, и в глазах появилось выражение, удивительно человеческое для существа его природы – вера и нежность.

– Но ты не ошибешься, Далия, – его голос обрел уверенность, словно он видел будущее. – Я был свидетелем твоего пробуждения. Ни у кого из полукровок на моей памяти магия не проявлялась так сильно и так естественно. То, что другие учатся веками, в тебе живет как инстинкт.

– Но… – она не успела произнести очередное сомнение, слова повисли в воздухе недосказанными.

Ночной Шелк снова заглушил её слова поцелуем – не требовательным, а нежным, почти целительным. Его губы были прохладными, но прикосновение разливало тепло по всему телу Далии, словно глоток крепкого вина в холодный зимний вечер. А с поцелуем уходили и её страхи – не исчезали полностью, но отступали, теряя свою остроту и неотвратимость.

Магия вокруг них сгустилась, превращаясь в кокон серебристого света. Тени в комнате заплясали в таинственном ритме, словно радуясь их близости, а серебристые узоры на коже Далии вспыхнули ярче там, где их тела соприкасались – шея, плечи, руки, талия.

То, что начиналось как утешающий жест, быстро превращалось в нечто большее, наполненное желанием и потребностью в близости перед лицом опасности.

Его пальцы прошлись по застежкам её платья – движения одновременно бережные и уверенные, словно он исполнял древний ритуал. Там, где он касался ткани, она словно растворялась, становилась эфемерной, как утренний туман. Кожа Далии горела от его прикосновений, оставлявших за собой светящиеся серебристые следы – словно он рисовал на ней карту звездного неба.

Вскинув на него глаза, она утонула в его взгляде – серьезном, темном, жарком. В глубине его зрачков танцевали созвездия иных миров, а зрачки расширились настолько, что почти поглотили радужку, превращая глаза в бездонные колодцы, затягивающие её душу.

– Ты соблазняешь меня каждое мгновение, Далия, – прошептал он, его дыхание смешивалось с её, создавая между ними воздух, наполненный магией. – Я начинаю думать, что в твоих венах течет кровь и теневых фейри.

Последние его слова были сказаны не без легкой усмешки, намека на его особое, редкое для фейри чувство юмора. Но за этой шуткой скрывалось искреннее восхищение – удивление существа, прожившего столетия и вдруг обнаружившего нечто новое и прекрасное.

Он освободил её от всех многослойных одежд викторианской эпохи, и само это раздевание было подобно древнему ритуалу – медленному, наполненному тягучей чувственностью и предвкушением. Каждый слой, падающий к её ногам, словно снимал не только материальную оболочку, но и барьеры между мирами, между её человеческой сущностью и пробуждающейся природой фейри.

Серебристые узоры на её коже расцветали и разрастались, подобно волшебному саду, покрывая всё тело – магия, отвечающая на зов родственной души. Ночной Шелк касался её без всякого стеснения, исследуя каждый изгиб, каждую линию с благоговением коллекционера, обнаружившего редчайшее сокровище.

Его прикосновения и поцелуи находили места, о которых Далия, воспитанная в строгих викторианских традициях, не могла и помыслить. Каждое такое касание заставляло её магию вспыхивать ярче, словно звезды в ночном небе, а тело откликалось волнами наслаждения, заставляя плавиться в его руках.

Реальность вокруг них истончалась, позволяя проступать элементам иного мира – в воздухе кружились светящиеся частицы, похожие на крошечные звезды, потолок спальни вновь растворялся, открывая вид на созвездия, которых не было на земном небе.

Как и когда исчезли одежды самого Ночного Шелка – она даже не поняла. Его гардероб, столь безупречный за ужином с её семьей, растворился подобно утреннему туману, словно был лишь иллюзией, временной маской для мира смертных.

Его обнаженное тело светилось в лунном свете, но не человеческим теплом, а внутренним сиянием, подобным звездам, заключенным под кожей. По его совершенной форме бежали серебряные узоры – не нанесенные извне, как у Далии, а словно прорастающие изнутри, ветвящиеся и переплетающиеся в сложных рунических последовательностях, рассказывающих историю его древнего рода.

Тени змеились по его телу, словно были его частью, лаская, оберегая, создавая удивительный контраст с серебристым свечением. Всё человеческое в его облике исчезло окончательно – пропорции тела, казавшиеся идеальными в одежде, теперь обрели нечеловеческую, пугающую и манящую одновременно красоту. Далия видела перед собой древнего фейри во всем его естестве – существо из легенд и сказок, пугающих и волшебных одновременно.

Он овладел ей стремительно и одновременно нежно, словно танцор, исполняющий древний сакральный танец, в котором каждое движение наполнено смыслом и магией. Эта близость показалась Далии почти невыносимой – не просто физическое соединение, а слияние сущностей, когда границы между телами становятся эфемерными, а души соприкасаются напрямую.

Её переполняло наслаждение вкупе с желанием – волны, накатывающие одна за другой, всё сильнее, всё глубже, унося её далеко за пределы обыденного человеческого опыта. И к этим чувствам примешивалось что-то ещё – что-то древнее и могущественное, что меняло и плавило её в самой глубине, высвобождая скрытую сущность.

Серебристые узоры на её коже засияли почти нестерпимо ярко, соединяясь с узорами на его теле, образуя мост между мирами. Магия земных фейри, дремавшая в её крови поколениями, наконец пробуждалась в полную силу, отвечая на зов родственной, но иной магии Теневой Обители.

Ночной Шелк смотрел на нее со страстью и восхищением, которые, казалось, не могли уместиться в обычном смертном сердце. В его взгляде читалась вся история мироздания – древний, как сама ночь, разум, наблюдающий чудо пробуждения новой магии, новой жизни, и этот взгляд словно бы стал последней отправной точкой к вершине, на которую Далию возносила их близость.

Она дрожала под ним, не сдерживая вздохов и тихих стонов, которые в магической акустике преображенной комнаты звучали как мелодия иного мира. Её тело выгибалось навстречу, инстинктивно следуя ритму, заложенному в самой природе её пробуждающейся сущности. Каждое движение, каждый вздох, каждое биение сердца – всё становилось частью магического ритуала, древнего, как сами фейри.

Серебристый свет, окутывающий их переплетенные тела, разгорался всё ярче, превращая обычную викторианскую спальню в место, где соприкасались миры – человеческий и фейри, реальный и магический.

– Пробужденная фейри, – ласково прошептал Ночной Шелк, едва она пришла в себя после шторма ощущений, унесшего её далеко за пределы человеческого опыта.

Далия лежала рядом с ним, пытаясь восстановить дыхание, её тело всё ещё подрагивало от отголосков наслаждения. Мир вокруг постепенно возвращался к обычным очертаниям – потолок снова стал потолком, а не окном в звездную бездну, тени перестали танцевать свой странный танец, лунный свет вновь был просто лунным светом.

Но что-то неуловимо изменилось. Серебристые узоры на её коже больше не таяли, не исчезали – они стали тоньше, почти невидимыми при обычном освещении, но остались, словно вплавленные в саму её сущность. А в глубине её голубых глаз теперь постоянно мерцали золотистые искры, словно отблески далёких звёзд.

– Что со мной происходит? Я действительно превращаюсь в фейри? – она изумленно оглядывала себя, поднимая руки к свету луны, где тонкие серебристые узоры становились видимыми, словно изысканная филигранная татуировка, нанесенная невидимой рукой мастера.

Она чувствовала изменения не только внешне – все её чувства обострились до невероятной степени. Шелест листьев за окном, ароматы ночных цветов в саду, даже дыхание спящих домочадцев в других комнатах – всё доносилось до неё с кристальной ясностью. Мир словно снял вуаль, открываясь в своем истинном многообразии.

Ночной Шелк приподнялся на локте, наблюдая за ней с выражением нежности и гордости – чувствами, редкими для существа его природы. Его пальцы бережно проследили новый узор, проступивший на её ключице – похожий на тот, что был у него самого, но с вплетением иных мотивов.

– Ты не превращаешься в фейри, Далия, – мягко произнес он. – Ты всегда ею была. Просто та часть тебя, что дремала, наконец пробудилась и соединилась с человеческой половиной.

– Потому что… потому что мы… – и она смущенная осеклась, румянец залил её щеки, заставляя светиться ярче серебристые узоры на скулах.

Несмотря на только что пережитую близость, несмотря на пробуждающуюся магическую сущность, воспитание викторианской эпохи всё ещё крепко держало её в своих рамках. Произнести вслух то, что между ними произошло, оказалось сложнее, чем пережить это.

А потом она подняла глаза, встречая его взгляд – глубокий, древний и понимающий, и закончила более уверенно:

– Ты разбудил эту часть во мне, ведь так?

Ночной Шелк не отвел взгляд, в нём читалась искренность, редкая для фейри, привыкших к играм и обману. Его рука бережно коснулась её щеки, словно пытаясь запомнить каждую черту, каждую линию.

– Наша близость открыла путь, – ответил он мягко. – Но только потому, что магия в тебе уже искала выход. Ты была готова. Желала этого, пусть и не осознавая.

– И так будет всегда? – она выставила перед собой руку, по которой бежали серебристые узоры, мерцающие в лунном свете подобно звёздным тропам. – Но если кто-то увидит… Родители, Томас…

Её глаза расширились от внезапного осознания практических последствий своей трансформации. Волшебное чудо пробуждения внезапно столкнулось с прозаическими реалиями её повседневной жизни в викторианском обществе, где любое отклонение от нормы могло привести к катастрофическим последствиям.

– Я должна научиться прятать свою магию. Как это делаешь ты, как это делают другие фейри в мире людей…

Ночной Шелк сел рядом с ней и взял её руки в свои. На мгновение его кожа стала обычной, человеческой – исчезли серебристые руны, звёздный свет в глазах погас, черты лица стали менее совершенными, более естественными.

– Это приходит с практикой, – произнес он, и его голос звучал теперь без магических обертонов. – Твоё тело, твоя кровь помнят, как выглядеть человеком. Ты просто должна научиться переключаться между двумя сущностями.

– Но в моем мире тебе это не понадобится, – добавил он, и его голос снова обрел музыкальность и глубину, присущие его истинной природе.

Эти слова повисли в воздухе, наполненные обещанием и вызовом одновременно. Напоминание о его предложении, о другой жизни – жизни, где ей не придется прятаться, где её пробуждающаяся сущность не станет клеймом, а будет поводом для гордости и восхищения.

Далия на мгновение замерла, и в её глазах отразилась сложная смесь эмоций – волнение, страх, надежда, сомнение. Она опустила взгляд на свои руки, где серебристые узоры медленно таяли под её концентрацией, возвращая коже обычный вид.

– Один шаг за раз, – тихо произнесла она. – Сначала мы должны спасти девушек и остановить Изгоев. А потом…

Она не закончила фразу, но в недосказанном читалось больше, чем в словах. Её сердце уже сделало выбор, но разум и чувство долга требовали завершить то, что началось.

– А потом мы поженимся. По вашим правилам, для успокоения твоих родителей, – произнес Ночной Шелк с неожиданной мягкостью в голосе.

Он придвинулся ближе, и лунный свет очертил его силуэт серебряным контуром, придавая ему одновременно человеческий и потусторонний вид. Его глаза, в которых отражались созвездия иных миров, смотрели на неё с редкой для фейри нежностью.

– Для мира фейри наш союз уже обозначен и признан – нашими сущностями, – продолжил он, и при этих словах узоры вновь вспыхнули на его теле, серебристые линии проступили из-под кожи, подобно звездным картам далеких миров.

И в то же мгновение точно такие же узоры проступили на коже Далии – идеальное зеркальное отражение, совпадающее каждой линией, каждым изгибом. Это было больше, чем просто внешнее сходство – это была видимая манифестация связи, соединившей их сущности на уровне, недоступном обычным смертным.

– Что это значит? – Далия широко раскрыла глаза, с изумлением разглядывая магические узоры, соединяющие их подобно невидимым цепям судьбы.

В её голосе звучало не просто любопытство, но и трепет перед чем-то древним и могущественным – ритуалом, в котором она невольно участвовала, не понимая всей его глубины и значения. Золотистые искры в её глазах вспыхнули ярче, отражая внутреннее волнение.

Ночной Шелк наблюдал за её реакцией с выражением, в котором смешивались нежность и некоторое удивление – словно её неподдельное изумление было для него редким и ценным подарком. Существо, прожившее столетия, находило в её невинности нечто освежающее, напоминающее о времени, когда мир был моложе.

– Это значит, что наши сущности признали друг друга, – ответил он, голос его звучал торжественно и интимно одновременно. – В мире фейри нет священников или контрактов. Есть только магия, которая либо соединяется, либо отвергает.

– То есть, мы как бы уже… женаты? – перевела Далия ответ Ночного Шелка в привычный для неё смысл, пытаясь уложить в голове всю глубину и древность их связи через понятные ей человеческие концепции.

Каштановые локоны рассыпались по её плечам, когда она наклонила голову, разглядывая светящиеся узоры на своей коже – узоры, которые теперь были не просто проявлением её пробуждающейся магии, но и знаком принадлежности, символом союза с могущественным фейри Теневой Обители.

Ей показалось, что фейри ей подмигнул в полумраке комнаты – жест удивительно человеческий для существа его природы. В его глазах мелькнуло выражение, похожее на веселье – теплое, нежное, но с оттенком снисходительности существа, прожившего столетия, к юной полукровке, только начинающей познавать законы иного мира.

Затем он снова прильнул к ней – его движение было наполнено нежностью, но и сдержанностью. Он мягко коснулся её лица, отводя прядь каштановых волос, и в этом жесте читалась забота существа, которое, несмотря на свою древнюю природу, научилось понимать человеческие слабости и потребности.

– Всё, хватит на сегодня, – проговорил Ночной Шелк, и в его голосе, обычно звучащем как музыка иного мира, теперь слышались почти отеческие нотки. – Тебе надо поспать. Завтра тебе понадобится много сил и ещё больше смелости.

Магические узоры на их телах медленно тускнели, словно звёзды на рассвете, оставляя лишь едва заметные серебристые следы – напоминание о том, что случилось между ними, о пробуждении её истинной сущности и их союзе, признанном древней магией.

То ли усталость взяла свое после всех телесных и духовных перемен, то ли вновь голос Ночного Шелка усыпил её своей магией – веки Далии отяжелели, словно на них легли невидимые грузики. Она пыталась сопротивляться сну, желая продлить этот волшебный момент, но её тело требовало отдыха перед грядущими испытаниями.

Глаза Далии закрылись, длинные ресницы отбросили тень на щеки, всё ещё хранящие румянец от их близости. Дыхание стало ровным и глубоким, а на губах застыла лёгкая улыбка – отголосок счастья и удивления, которыми был наполнен этот невероятный вечер.

Сон не заставил себя ждать, окутав её сознание мягкой пеленой. В полудрёме ей казалось, что она видит, как Ночной Шелк бережно укрывает её одеялом, как проводит рукой над её лбом, создавая защитные чары, оберегающие от дурных сновидений, как его силуэт растворяется в тенях комнаты, обещая встречу на рассвете.

То ли усталость взяла свое после всех телесных и духовных перемен, то ли вновь голос Ночного Шелка усыпил её своей магией – Далия почувствовала, как сознание уплывает, затягиваемое волнами блаженной дремоты. Она пыталась сопротивляться сну, желая продлить этот волшебный момент, но её тело требовало отдыха перед грядущими испытаниями.

Глаза Далии закрылись, длинные ресницы отбросили тень на щеки, всё ещё хранящие румянец от их близости. Дыхание стало ровным и глубоким, а на губах застыла лёгкая улыбка – отголосок счастья и удивления, которыми был наполнен этот невероятный вечер.

Сон не заставил себя ждать, окутав её сознание мягкой пеленой. В полудрёме ей казалось, что она видит, как Ночной Шелк бережно укрывает её одеялом, как проводит рукой над её лбом, создавая защитные чары, оберегающие от дурных сновидений, как его силуэт растворяется в тенях комнаты, обещая вернуться с наступлением сумерек следующего дня.

Утро встретило Далию золотистыми лучами осеннего солнца, пробивающимися сквозь занавески. Первым её движением было поднести руки к свету, с тревогой проверяя – не выдадут ли её серебристые узоры за завтраком.

К её облегчению, магические знаки, столь яркие в лунном свете, при дневном освещении выглядели как едва заметные серебристые прожилки, которые можно было принять за игру света на коже. Только зная, что искать, можно было различить тонкие линии древних рун, теперь ставших частью её сущности.

За завтраком семья оживлённо обсуждала вчерашний ужин. Мать не переставала восхищаться манерами “мистера Найтсилка”, брат Томас восторженно вспоминал его трость с волчьей головой, а отец, хоть и сохранял задумчивый вид, явно был впечатлён эрудицией гостя.

– Удивительно образованный молодой человек, – заметил Джонатан Харрингтон, размешивая сахар в чае. – Его познания в древних текстах… весьма необычны.

Далия лишь скромно улыбалась, то и дело бросая взгляд на свои руки – не видны ли серебристые узоры, но те словно присмирели и почти не проявляли себя, будто понимая необходимость сохранять тайну в дневном мире людей.

В аптеке день прошел в обычных хлопотах – взвешивание трав, приготовление настоек, консультирование покупателей об использовании различных снадобий. Но даже эти привычные занятия не отвлекали Далию от мыслей о предстоящей вылазке в особняк Мортимеров.

Её руки механически отмеряли порошки и жидкости, в то время как разум рисовал картины мрачных коридоров заброшенного дома, светящиеся коконы с похищенными девушками, зловещие фигуры Изгоев. Несколько раз она ловила себя на том, что растения в её руках начинают странно реагировать – увядшие листья расправлялись, сухие цветки наливались соком, словно отзываясь на её пробудившуюся магию земных фейри.

К счастью, клиенты, погруженные в свои заботы и болезни, ничего не замечали, а отец был слишком занят изучением старых книг в задней комнате аптеки, продолжая искать информацию об Изгоях.

Ближе к вечеру Далия незаметно собрала небольшой мешочек с особыми травами – вербена, боярышник, ясень, другие растения, которые, согласно старым легендам, могли защитить от темной магии. Инстинкт подсказывал ей, что её новая сущность сможет использовать их свойства намного эффективнее, чем прежде.

А к концу их рабочего дня произошло неожиданное – колокольчик над дверью аптеки мелодично звякнул, возвещая о приходе нового посетителя, и на пороге появился Ночной Шелк в облике мистера Найтсилка.

В лучах заходящего солнца, проникающих сквозь витражные стекла аптеки, его человеческая маскировка выглядела безупречной – безукоризненный черный костюм, элегантная шляпа, которую он снял, переступив порог, и та же загадочная трость с волчьей головой. При дневном освещении его лицо казалось чуть менее совершенным, обретая человеческие несовершенства – едва заметную асимметрию черт, небольшую тень под глазами, намек на щетину на подбородке.

Далия замерла с флаконом лавандового масла в руках, не в силах скрыть удивление. Её сердце подскочило к горлу, а скрытые серебристые узоры на коже внезапно проступили ярче, отзываясь на присутствие союзника по магии. Она поспешно натянула рукава, скрывая нежелательные проявления.

Джонатан Харрингтон, отвлекшийся от своих книг из-за внезапной тишины, вышел из задней комнаты и, увидев вчерашнего гостя, приподнял брови в вежливом удивлении.

– Я пришел повидаться с Далией, – объяснил он свой визит, и голос его звучал идеально вежливо, с той особой интонацией образованного джентльмена, которая в викторианском обществе одновременно выражала уважение и подчеркивала собственное превосходство. – Теперь мы можем видеться куда чаще.

Последняя фраза сопровождалась легким полупоклоном в сторону мистера Харрингтона – вежливое признание его родительского авторитета. Лучи заходящего солнца играли на серебряной булавке в галстуке “мистера Найтсилка”, заставляя её мерцать чуть ярче, чем следовало бы обычному металлу.

– И если пожелаете, я сопровожу вас до дома. Говорят, сейчас в городе неспокойно, – добавил он, постукивая тростью по полу – звук был слишком мелодичным для простого дерева и металла.

Джонатан Харрингтон переводил взгляд с дочери на её внезапного жениха, словно пытаясь разгадать невидимую головоломку. Его профессиональная интуиция подсказывала, что за вежливым предложением скрывается нечто большее, но озвучить эти подозрения он не мог.

– Разумеется, очень вам признателен, – только и оставалось ответить Джонатану Харрингтону, хотя в его голосе слышались нотки сдержанности.

Он снял очки и начал протирать их платком – жест, который Далия хорошо знала как признак внутренних размышлений отца. Его взгляд на мгновение остановился на трости гостя, с особым вниманием изучая волчью голову на набалдашнике, словно пытаясь уловить в ней что-то необычное.

– Действительно, в последнее время… ситуация вызывает беспокойство, – продолжил он, возвращая очки на место. – В такие времена дополнительная защита никогда не помешает.

Вынужденное признание отца, что его дочери может требоваться защита кого-то, кроме него самого, далось ему нелегко – это читалось в напряженной линии его плеч, в том, как сжались его пальцы на потертом корешке книги, которую он все еще держал в руках.

Последний посетитель аптеки, пожилая дама, получив свое лекарство, с любопытством оглядела элегантного незнакомца, прежде чем покинуть заведение, оставив звон колокольчика как финальный аккорд рабочего дня.

Они вышли все вместе, завершив обычный ритуал закрытия аптеки – Джонатан Харрингтон дважды проверил замок, Далия перевернула табличку на двери с “Открыто” на “Закрыто”, и пузырьки с лекарствами в витрине последний раз блеснули в лучах заходящего солнца.

Осенний вечер встретил их прохладным ветром, бросающим в лицо первые опавшие листья. Улицы Уэстфилда пустели быстрее обычного – страх перед таинственными исчезновениями заставлял горожан спешить домой до наступления темноты. Вдалеке уже виднелась фигура фонарщика, зажигающего первые газовые фонари.

Они шли втроём по улице – Далия посередине, отец и “мистер Найтсилк” по бокам. Со стороны они выглядели как обычная викторианская семья – уважаемый аптекарь, его дочь и её жених, степенно возвращающиеся домой после трудового дня. Но напряжение между ними было почти осязаемым.

Ночной Шелк вел непринужденную беседу, его глубокий голос с идеально отмеренными интонациями образованного джентльмена заполнял вечерний воздух обсуждением последних городских новостей и архитектурных особенностей Уэстфилда. Он держался с безупречной учтивостью человека, привыкшего находиться в высшем обществе, изредка постукивая тростью по мостовой в такт своим словам.

Мистер Харрингтон отвечал вежливо, но немногословно, его внимание постоянно переключалось на окружающее пространство – он посматривал по сторонам, изучая тени между домами, прислушиваясь к звукам сгущающихся сумерек. Профессиональная настороженность аптекаря, знающего о странных событиях в городе, сочеталась с отцовской тревогой за безопасность дочери.

Далия же шагала между ними, ощущая странное спокойствие. Она знала, что теперь ей нечего опасаться – присутствие Ночного Шелка делало её недосягаемой для Изгоев. Когда их руки случайно соприкасались, серебристые узоры на её коже вспыхивали под рукавом, невидимые для других, но создающие ощущение тепла и защиты.

Дома мистер Харрингтон, к некоторому удивлению Далии, вежливо попросил Ночного Шелка остаться на ужин, и тот с нескрываемой радостью согласился. Приглашение казалось особенно значимым – жест принятия, хоть и сдержанный, со стороны обычно осторожного отца.

За ужином “мистер Найтсилк” очаровывал семейство Харрингтонов, рассказывая о своих путешествиях по северным провинциям Эльмара, описывая древние руины и местные легенды с такой живостью, словно сам был их частью. Особое внимание он уделял миссис Харрингтон, с неподдельным интересом расспрашивая о её семье, традициях, выказывая уважение, которое заставляло женщину смущенно краснеть от удовольствия.

У Далии действительно складывалось впечатление, что Ночной Шелк хочет получше познакомиться с её родителями, словно примеряя на себя роль будущего члена этой семьи. Но вместе с тем она замечала, как его взгляд то и дело возвращается к отцу – изучающий, оценивающий, будто он наблюдал и за её отцом с особым интересом, подмечая незаметные для других черты и реакции.

Она догадывалась, что Ночной Шелк ищет проявления магии фейри и у отца. Ведь он сам сказал ей прошлой ночью, что кровь иного мира течет и в жилах Джонатана Харрингтона, пусть и не так явно, как у неё самой.

Теперь фейри наблюдал за каждым движением её отца – за тем, как тот почти неосознанно касается лечебных трав, растущих в горшках на подоконнике, и те слегка тянутся к его пальцам; как он инстинктивно поворачивается в сторону окна за мгновение до того, как порыв ветра ударяет в стекло; как его взгляд иногда замирает на пустом углу комнаты, где тени ведут себя чуть иначе, чем должны.

Это были крошечные, почти неуловимые признаки, которые отец, вероятно, списывал на профессиональную наблюдательность или случайные совпадения. Но теперь, когда её собственная магия пробудилась, Далия стала замечать то, что раньше ускользало от её внимания – черты, которые, возможно, унаследовала от него, прежде чем её собственная сила проявилась в полную мощь.

Подобное должно было проявиться и у её младшего брата. Наблюдая за тем, как Ночной Шелк обращается с Томасом, Далия замечала особую внимательность фейри к мальчику.

Во время ужина Томас несколько раз опрокидывал стакан с водой, но каждый раз жидкость удивительным образом замирала на краю стола или меняла направление, не проливаясь на его одежду. Когда он рассказывал о своих снах, в которых летал над городом, “мистер Найтсилк” обменивался с Далией понимающими взглядами.

Особенно заметным стал момент, когда во время десерта в гостиную через открытую форточку залетела припозднившаяся осенняя бабочка. Томас протянул руку, и насекомое безо всякого страха село на его палец, словно приветствуя старого друга. Родители не придали этому значения, но Далия видела, как внимательно наблюдал за этой сценой Ночной Шелк.

После ужина Ночной Шелк со всей церемонностью викторианского джентльмена попрощался с семейством Харрингтонов. Он благодарил миссис Харрингтон за превосходный ужин, обещал Томасу показать при следующем визите, как управляться с тростью, и обменялся с мистером Харрингтоном договоренностью о продолжении начатого разговора о редких книгах.

Далии же он уделил особенно формальное внимание – почтительный поклон и едва заметное прикосновение к её руке, идеально соответствующее этикету ухаживания в высшем обществе. Ни одним намеком, ни одним взглядом он не выдал истинной глубины их связи, поддерживая безупречную иллюзию традиционного викторианского жениха.

Но за формальной сдержанностью прощания Далия чувствовала невысказанное обещание. Она знала, что через несколько часов, когда дом погрузится в сон, Ночной Шелк будет ждать в её собственной комнате, готовый к их опасному предприятию. Серебристые узоры на её коже слабо пульсировали под тканью платья, откликаясь на этот тайный договор.

Когда входная дверь закрылась за элегантной фигурой “мистера Найтсилка”, семейство Харрингтон некоторое время стояло в прихожей, словно околдованное присутствием необычного гостя. Томас первым нарушил тишину, с мальчишеским восторгом начав пересказывать историю о древних северных храмах, которую поведал им гость.

Миссис Харрингтон отправила сына готовиться ко сну, а сама удалилась на кухню, оставив Далию наедине с отцом в гостиной. Джонатан Харрингтон подошел к окну, глядя на улицу, где фигура их гостя растворялась в вечерней дымке. Он задумчиво поправил очки и произнес тихим, почти неуверенным голосом:

– Я чувствую что-то знакомое в мистере Найтсилке. Но никак не могу понять, что это может быть.

Он повернулся к дочери, его глаза, обычно ясные и уверенные, сейчас выражали странную смесь растерянности и интуитивного беспокойства.

– Словно я уже встречал его… или кого-то очень похожего… очень давно.

– Может быть, у вас есть что-то общее? – осторожно намекнула Далия, подходя ближе к отцу.

Свет лампы отбрасывал мягкие тени на её лицо, скрывая новое золотистое мерцание в глазах. Она внимательно наблюдала за реакцией отца, пробуя почву для разговора, который, возможно, был неизбежен – разговора о наследии, текущем в их венах, о знании, которое, как она теперь понимала, отец мог скрывать от неё всю жизнь, возможно, даже от самого себя.

Джонатан Харрингтон вздрогнул, словно её слова задели какую-то глубоко спрятанную струну в его душе. Он отвернулся к окну, его отражение в тёмном стекле наложилось на ночной пейзаж Уэстфилда, создавая странный эффект призрачности.

– Что ты имеешь в виду, Далия? – спросил он тихо, и в его голосе слышалась настороженность человека, боящегося услышать то, что он подозревал всю жизнь.

– Ваш интерес к древностям, особое чутье, – продолжила Далия, осторожно подбирая слова.

Она остановилась рядом с отцом у окна, их отражения слились в тёмном стекле – словно два листа одного дерева, разные, но неуловимо схожие. Теперь, когда её собственная магия пробудилась, она видела следы того же наследия в отце – едва заметное серебристое мерцание вокруг его рук, когда он касался лекарственных трав, особую чуткость к переменам погоды, умение находить редчайшие растения там, где другие не замечали ничего.

– Ваша интуиция в выборе лекарственных трав, способность чувствовать природу растений… – она сделала паузу, наблюдая за выражением лица отца в оконном отражении. – Мистер Найтсилк, кажется, разделяет эти ваши таланты.

Джонатан Харрингтон застыл, его пальцы сжались на подоконнике с такой силой, что костяшки побелели. В его глазах за стёклами очков мелькнуло выражение, которое Далия никогда прежде не видела – смесь страха, узнавания и странного облегчения.

– Не хочешь ли ты сказать… – его голос дрогнул, и ему не удавалось завершить фразу, словно сама мысль была слишком опасной, чтобы облечь её в слова.

На мгновение маска уверенного аптекаря, главы семьи, рационального викторианского джентльмена соскользнула с его лица, открывая растерянного человека, всю жизнь чувствовавшего себя немного чужим в привычном мире. Его глаза встретились с глазами дочери в отражении – в них читался безмолвный вопрос, страх и надежда одновременно.

По оконному стеклу побежали капли начинающегося дождя, создавая размытые дорожки, словно слёзы на лице ночи. Отблеск молнии на мгновение озарил комнату, и в этой вспышке серебристые узоры на коже Далии стали видимыми – тонкие, похожие на морозные узоры линии на её запястьях, выглядывающих из рукавов.

Джонатан Харрингтон резко втянул воздух, его взгляд прикован к рукам дочери, к этому мимолётному проявлению иного мира, мира, который одновременно пугал его и звал.

– Какой смысл это скрывать друг от друга, – тихо произнесла Далия, проследив взгляд отца, направленный на серебристые узоры, проступившие на её коже.

В её голосе не было вызова или обвинения – только усталость от тайн и желание наконец-то говорить открыто. Она осторожно повернула руки ладонями вверх, позволяя узорам проявиться ярче, словно приглашая отца принять правду, которую они оба знали глубоко внутри.

– Это наше наследие, ты сам мне рассказывал о бабушке, – продолжила она, наблюдая, как лицо отца меняется, переходя от шока к странной смеси боли и облегчения. – Есть и другие – такие же, как мы.

Джонатан Харрингтон опустился в ближайшее кресло, словно ноги больше не держали его. В свете лампы его лицо вдруг показалось старше и моложе одновременно – сеть морщин обозначилась резче, но глаза блеснули почти детским удивлением.

– Всю жизнь я пытался это скрыть, – прошептал он. – Спрятать, забыть, быть… нормальным.

– С нами все в порядке, – сказала Далия, её голос звучал удивительно уверенно для девушки, чей мир перевернулся всего день назад.

Она опустилась на колени перед креслом отца, взяв его руки в свои. При этом прикосновении серебристые узоры на её коже словно перетекли на мгновение и на его руки, проявив скрытое родство их крови.

– Мы полукровки и принадлежим не только миру людей, – продолжила она, глядя прямо в глаза отцу, в которых читались десятилетия страха и отрицания. – Это не проклятие, папа. Это дар.

За окном гроза усиливалась, молнии освещали гостиную, создавая картину из света и тени. В каждой вспышке скрытая магия, живущая в этих стенах, словно становилась зримой – книги на полках, хранящие древние знания; травы, развешанные для просушки; даже семейный портрет на стене, где бабушка Далии смотрела с понимающей улыбкой, словно одобряя откровенный разговор.

– А мистер Найтсилк? – спросил с тревогой отец, его взгляд стал острее, в нём проступило профессиональное подозрение аптекаря, привыкшего распознавать скрытые свойства веществ. – И он… тоже?

В его голосе звучало больше, чем простое любопытство – это был вопрос отца, беспокоящегося о судьбе дочери, о том, кому он может доверить её будущее. Но была там и другая нота – надежда найти ещё одного подобного себе, подтверждение, что они не одиноки в своей инаковости.

Далия на мгновение замешкалась, взвешивая, сколько она может сказать. Раскрыть истинную природу Ночного Шелка было бы слишком – её отец, только начинающий принимать собственное наследие, вряд ли был готов узнать, что его дочь связана с могущественным существом из легенд.

– У мистера Найтсилка есть… особые таланты, – осторожно ответила она. – Он понимает нашу природу лучше, чем мы сами. Он может помочь нам разобраться в ней.

– Ты тревожишь меня, но я полагаюсь на твое благоразумие, – вздохнул мистер Харрингтон, его плечи опустились, словно с них сняли невидимый груз десятилетий притворства.

Он осторожно сжал руки дочери, и при этом прикосновении несколько растений в горшках на подоконнике слегка повернулись, отзываясь на неосознанный всплеск его собственной дремлющей магии. Отблеск молнии озарил его лицо, на мгновение придав ему почти нечеловеческую красоту – проблеск того, кем он мог бы стать, если бы принял своё наследие полностью.

– Всю жизнь я пытался защитить тебя и Томаса от этого дара, думая, что так будет безопаснее, – продолжил он, голос его звучал глуше. – Твоя бабушка… она была иной. Она не боялась своей природы. Но после того, что случилось с ней…

Он не закончил фразу, но в его взгляде читалась история, которую он никогда не рассказывал – история потери, возможно, опасности, связанной с их необычным наследием.

– Что случилось с бабушкой? – спросила Далия, её голос внезапно стал тихим и напряженным.

Она никогда не знала подробностей – только то, что бабушка умерла, когда отец был еще подростком. В семье почти не говорили о ней, кроме случайных упоминаний о её травяных рецептах и редких похвал её вышивке. Но сейчас, с пробудившейся магией, Далия чувствовала, что за этим молчанием скрывается история, которая может многое объяснить.

Джонатан Харрингтон долго смотрел на портрет матери на стене – красивая женщина с проницательным взглядом и травами в руках. Гроза за окном притихла, словно даже стихии замерли, ожидая его рассказа.

– Твоя бабушка была Хранительницей, – наконец произнес он. – Она поддерживала равновесие между мирами, охраняла границы. Когда я был примерно в возрасте Томаса, она часто брала меня в лес за особыми травами. Только много позже я понял, что мы ходили не просто за растениями – она проверяла состояние завесы между мирами, укрепляла её своей магией.

– Что с ней случилось? – тихо спросила Далия, ощущая, как воздух в комнате становится плотнее от невысказанной боли.

Джонатан Харрингтон прикрыл глаза, словно даже спустя десятилетия воспоминания были слишком яркими, слишком болезненными. Его пальцы непроизвольно сжались на подлокотниках кресла.

– Тридцать лет назад Уэстфилд уже переживал подобные события, – начал он тихим, напряженным голосом. – Пропадали девушки. Появлялись странные голубые цветы. Ночами над домом Мортимеров видели странное свечение.

Он открыл глаза, и Далия с удивлением заметила, что они слегка светятся золотистым светом – признак пробуждающейся магии, которую он всю жизнь подавлял.

– Твоя бабушка знала, что происходит. Она собрала других Хранителей – их было пятеро – и они отправились туда, чтобы закрыть разлом между мирами. Я должен был ждать дома, но… – он покачал головой, – я последовал за ними. Видел, как они противостояли существам, похожим на людей, но не людям.

– Что с ней случилось? – тихо спросила Далия, ощущая, как воздух в комнате становится плотнее от невысказанной боли.

Джонатан Харрингтон прикрыл глаза, словно даже спустя десятилетия воспоминания были слишком яркими, слишком болезненными. Его пальцы непроизвольно сжались на подлокотниках кресла.

– Тридцать лет назад Уэстфилд уже переживал подобные события, – начал он тихим, напряженным голосом. – Пропадали девушки. Появлялись странные голубые цветы. В старой части города видели неестественное свечение по ночам.

Он открыл глаза, и Далия с удивлением заметила, что они слегка светятся золотистым светом – признак пробуждающейся магии, которую он всю жизнь подавлял.

– Твоя бабушка знала, что происходит. Она собрала других Хранителей – их было пятеро – и они отправились к месту, где граница между мирами истончилась. Они собирались закрыть разлом. Я должен был ждать дома, но… – он покачал головой, – я последовал за ними. Видел, как они противостояли существам, похожим на людей, но не людям.

Волосы на голове Далии зашевелились, по спине пробежал холодок понимания. История, которую рассказывал отец, внезапно стала пугающе личной и актуальной – она вот-вот собирается сделать то же самое, что сделала её бабушка тридцать лет назад. Противостоять тем же созданиям, пытаться закрыть тот же разлом, возможно, даже в том же самом месте.

Разница лишь в том, что с ней будут чистокровные фейри – могущественные союзники из иного мира. Её бабушка и другие Хранители могли полагаться только на свою полукровную магию, на древние знания, передаваемые через поколения.

Золотистые искры в её глазах вспыхнули ярче, отражая глубинное осознание цикличности происходящего – словно судьба их семьи была связана с этими прорывами между мирами, с необходимостью поддерживать равновесие.

Ни словом она не обмолвилась, что собирается делать. Правда о её миссии, о встрече с Ночным Шелком, о противостоянии Изгоям – всё это осталось невысказанным, тяжёлым грузом на сердце. Она не могла рисковать отцом, не могла позволить ему встать на тот же путь, который однажды изменил его жизнь, заставил отказаться от своей истинной природы.

Далия лишь крепко обняла отца, вложив в это объятие всю любовь и понимание, на которые была способна. Её серебристые узоры на мгновение вспыхнули ярче, соприкоснувшись с его скрытой магией – молчаливое признание их общего наследия.

– Спокойной ночи, папа, – произнесла она с улыбкой, которая давалась ей нелегко. – Спасибо за откровенность. Я всегда знала, что в нашей семье есть что-то особенное.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она ощущала на себе взгляд отца – встревоженный, полный неясных предчувствий, словно он интуитивно чувствовал, что их разговор был не просто откровением, а прощанием.

В комнате её уже ждал Ночной Шелк. Он сидел в кресле у окна, отбрасывая на стену причудливую тень, удлиненную и подвижную, словно живое существо. В его истинном облике не осталось ничего от безукоризненного “мистера Найтсилка” – серебристые узоры ярко пульсировали на его коже, глаза светились внутренним светом, а тени вокруг повиновались каждому его движению.

Едва она зашла, он поднялся и подался навстречу, его движения были стремительными и плавными одновременно – походка хищника перед броском. Атмосфера в комнате изменилась мгновенно – не интимность предыдущей ночи, а концентрированная решимость перед сражением.

– Надо спешить, Пепельный Лист ждёт нас, – произнес он, и его голос звучал резче, чем обычно, словно сама мысль о битве изменяла его сущность. – Сегодня дождливо, но это нам на руку, свет луны придаёт сил всем фейри, Изгоям в том числе.

Он подошёл к окну, вглядываясь в завесу дождя, ловя отблески далёких молний.

– Я и Пепельный Лист зависим от него в меньшей степени, а Изгои чувствуют сильнее, ибо и так слабы.

– Тебе надо будет спуститься в подвал, – продолжил Ночной Шелк, его голос звучал с напряжённой уверенностью воина перед битвой. – Именно там они держат девушек, в особом зале ритуалов, где граница между мирами истончается до предела.

Он жестом создал в воздухе светящуюся карту особняка Мортимеров – трёхмерную проекцию, где подвальные помещения пульсировали зловещим голубым светом.

– Пепельный Лист поможет тебе добраться туда. Огненная магия сдержит защитные чары, которые Изгои наверняка установили, – он провёл пальцем по проекции, и светящаяся тропинка обозначила маршрут. – А я… я попробую задержать Изгоев или вовсе отправить их в тот мир, откуда они уже больше не вернутся.

Последние слова прозвучали с холодной решимостью, напоминая, что под обаятельной внешностью Ночного Шелка скрывалась сущность древнего и опасного создания, способного на беспощадность, когда это необходимо.

Но затем его выражение смягчилось, и он резко обнял Далию – жест, неожиданно человеческий для существа его природы. Его руки были прохладными, но крепкими, серебристые узоры на их коже соединились, создавая замкнутую цепь магической энергии.

– Ничего не бойся, мы справимся! – произнёс он с силой, которая, казалось, могла противостоять самой судьбе.

Он поцеловал её – не нежно, как раньше, а с отчаянной страстью существа, которое слишком хорошо знает, что такое потеря. В этом поцелуе была и сила, и прощание, и обещание.

А затем их обоих закружил вихрь теней – не просто темнота, а живая субстанция, словно сама ночь обрела плоть и кружилась вокруг них в причудливом танце. Очертания комнаты расплылись, потолок и стены растворились, открывая путь в междумирье.

Далию охватило странное ощущение – словно её тело на мгновение потеряло вес, стало эфемерным, способным проскользнуть сквозь малейшие трещины в реальности. Дохнуло холодом и дождем, запахом мокрой земли и старого камня.

А затем всё вернулось на место – гравитация, осязание, ощущение собственного тела. Далия вдруг обнаружила, что они стоят у старого двухэтажного дома – массивного, викторианского, с башенками и слуховыми окнами, темного и заброшенного. Дождь омывал почерневшие от времени стены, стекал ручьями с провалившейся местами крыши. Сквозь разбитые окна не проступало ни единого огня – лишь неестественное голубоватое свечение, холодное и пульсирующее, словно бьющееся сердце иного мира.

У входа их ждал молодой человек с волосами цвета темной меди, которые, казалось, двигались сами по себе, словно языки пламени. Его кожа имела золотистый оттенок, даже в сумерках дождливой ночи излучая легкое свечение, а глаза были цвета расплавленного янтаря.

– Пепельный Лист, – коротко представил Ночной Шелк своего союзника, не тратя времени на формальности.

В холодном свете, пробивающемся из окон особняка, огненный фейри выглядел опасно и величественно одновременно. Если Ночной Шелк был воплощением элегантной тьмы, то Пепельный Лист был живым воплощением пламени – в каждом его движении чувствовалась сдерживаемая мощь, готовая вырваться наружу. Он коротко кивнул Далии, его янтарные глаза оценивающе скользнули по её фигуре, словно измеряя силу её пробуждающейся магии.

Трость в руке Ночного Шелка подернулась серебристым туманом, словно металл плавился и перетекал, обретая новую форму. Волчья голова набалдашника вытянулась, превращаясь в рукоять, а древко растянулось и заострилось, став длинным серебристым клинком с выгравированными на лезвии древними рунами.

В другой руке Ночного Шелка возник второй клинок – его соткали прямо из окружающих теней, сгустившихся в его ладони и обретших форму меча. Лезвие его было непроглядно-черным, поглощающим даже тот слабый свет, что пробивался сквозь дождь и тучи.

Ночной Шелк решительно поднялся на крыльцо, каждый его шаг был наполнен смертоносной грацией хищника. Тени кружились вокруг его высокой фигуры, словно свита, готовая броситься в бой по первому приказу. Дождевые капли, касаясь его, не скатывались по одежде, а испарялись, превращаясь в едва заметный серебристый пар.

Пепельный Лист и Далия шли следом. Огненный фейри двигался с удивительной для его стихии плавностью – каждый его шаг оставлял на мокрых досках крыльца слабый дымящийся след, быстро исчезающий под напором дождя. Вблизи от него воздух дрожал, как над раскалённым камнем, а капли дождя шипели, испаряясь, не долетая до его кожи.

Далия чувствовала, как холодные струи дождя текут по её лицу и волосам, пропитывая одежду, но сейчас она меньше всего думала о своём виде. Все её чувства обострились до предела – запах старого дерева и плесени от дома, гулкие удары капель о крышу, даже электрическое напряжение в воздухе перед следующей вспышкой молнии. Серебристые узоры на её коже пульсировали в такт сердцебиению, реагируя на близость магического источника внутри особняка.

Дверь перед Ночным Шелком отворилась, словно подчинившись неведомому призыву – старые петли протяжно застонали, нарушая ночную тишину. Из тёмного провала дверного проёма повеяло затхлостью, пылью и… чем-то иным, нечеловеческим, древним и холодным, как лёд на дне глубокого озера.

Они вступили в черный провал дома, перешагнув незримую границу между обычным миром и местом, где реальность истончилась до предела. Серебряный клинок Ночного Шелка неожиданно засиял, как будто откликаясь на присутствие опасности, его свет был холодным и пронзительным, беспощадно высвечивая картину запустения и упадка.

Некогда роскошный холл с мраморной лестницей и хрустальной люстрой теперь представлял собой жалкое зрелище – потрескавшийся пол, покрытый слоем пыли и мусора, выцветшие обои, свисающие со стен рваными лоскутами, паутина в углах, густая и древняя, словно здесь обитали пауки размером с кошку.

Но хуже физического упадка было ощущение искаженности, словно сама реальность здесь подверглась порче – углы комнаты казались слишком острыми, тени слишком глубокими, потолок то слишком высоким, то неестественно низким. В воздухе стоял запах – не просто затхлости и гнили, но чего-то чуждого, похожего на озон и металл, с нотами морозной свежести посреди летнего дня.

– В подвал, – тихо скомандовал Ночной Шелк, его голос был едва громче шепота, но обладал странной проникающей силой, словно звучал прямо в голове.

Серебряный клинок указал направление – через холл в дальний коридор, где когда-то располагались служебные помещения. Для этого надо было пройти мимо обвалившейся лестницы, под свисающей люстрой, которая раскачивалась без видимой причины, издавая тихий хрустальный перезвон.

Пепельный Лист шел впереди, его тело излучало приглушенное золотистое сияние, создавая второй источник света. Там, где он ступал, на полу на мгновение появлялись крошечные языки пламени, тут же гаснущие, словно дом сопротивлялся его природе.

Ночной Шелк держался рядом с Далией, его тени создавали вокруг них подобие защитного кокона. Он двигался с напряженной бдительностью, глаза его непрерывно сканировали пространство, замечая малейшие движения – будь то падающая с потолка капля воды или шевеление занавески от невидимого сквозняка.

Призрачная фигура вырвалась словно из ниоткуда – размытый силуэт, напоминающий человеческий, но с неестественно вытянутыми конечностями и колеблющимися, нечеткими очертаниями. Существо мерцало холодным голубым светом, его глаза были пустыми провалами, излучающими тот же жуткий свет, а движения – дёргаными и неестественно быстрыми, словно кто-то проматывал вперед кадры кинопленки.

У Далии сердце упало прямо в пятки, первобытный ужас сковал тело на мгновение. Но в следующую секунду случилось нечто удивительное – узоры на её коже вспыхнули не только привычным серебром, но к ним добавились изумрудно-зеленые линии, переплетающиеся с серебряными в сложных, природных узорах, напоминающих листья, лозы и древесные кольца.

Эта новая магия ощущалась иначе – не холодной и текучей, как сила, дарованная ей Ночным Шелком, а тёплой, пульсирующей, наполненной жизненной энергией самой земли. Словно её истинная сущность, кровь земных фейри, наконец пробуждалась в полную силу, отвечая на угрозу.

Клинки Ночного Шелка взметнулись быстрее, чем призрачная фигура атаковала их – с нечеловеческой, невозможной скоростью, словно сами тени обрели смертоносную волю. Серебряное лезвие прочертило в воздухе сверкающую дугу, рассекая пространство между измерениями, а чёрный клинок нанёс удар снизу, словно действуя независимо от своего владельца.

Изгой издал звук – не крик, а высокочастотный вибрирующий вой, от которого хрустальные подвески люстры задрожали и начали осыпаться, как ледяные слёзы. Его призрачное тело дёрнулось, пытаясь уклониться, но тени вокруг Ночного Шелка внезапно ожили, оплетая существо, замедляя его движения.

Голубое свечение существа пульсировало и мерцало, части его эфемерного тела расплывались и собирались вновь, уходя от ударов, но там, где их касалось серебро клинка, оставались дымящиеся раны – не кровоточащие, а сочащиеся голубоватым туманом, словно сама сущность Изгоя вытекала в нашу реальность.

Точно также – словно из ниоткуда – возникли две другие призрачные фигуры. Они материализовались без предупреждения, без звука, просто соткались из воздуха и теней прямо позади Пепельного Листа и Далии.

Огненный фейри почувствовал опасность интуитивно – волосы на его голове взметнулись вверх подобно языкам пламени, кожа вспыхнула ярче, а в следующее мгновение он развернулся, выбрасывая вперёд руку. Из его ладони вырвался поток расплавленного золота – не обычное пламя, а чистая стихийная магия Лунной Цитадели, обжигающая и ослепляющая.

Призрачная фигура за спиной Далии потянулась к ней удлинёнными, похожими на когти пальцами – бледно-голубыми, полупрозрачными, но смертоносными. Холод, исходящий от существа, был настолько интенсивным, что воздух вокруг кристаллизовался, образуя крошечные ледяные иглы, зависшие в пространстве.

Далия инстинктивно развернулась, и новообретённые зелёные узоры на её коже вспыхнули с невиданной силой. Она не знала, что делает – её тело двигалось само, руководимое древней памятью крови. Её ладони соединились в защитном жесте, и между ними возник тонкий барьер из переплетающихся серебристых и изумрудных нитей – живая магическая решётка, блокирующая призрачную атаку.

А следом вновь сверкнул клинок Ночного Шелка. Фейри развернулся с нечеловеческой грацией, его тело словно перетекало между пространствами, оставляя за собой размытый след теней. Он нанёс новые удары – серебро и тьма рассекали воздух со свистом, пронзающим барабанные перепонки, оставляя за собой светящиеся следы, которые медленно таяли в затхлом воздухе особняка.

Пепельный Лист, воспользовавшись мгновением замешательства призрачных противников, схватил Далию за руку своими неожиданно горячими пальцами. От прикосновения по её коже пробежали искры – магия огненного фейри взаимодействовала с её собственной, создавая странное, но не неприятное ощущение тепла и защиты. Он увлёк её в сторону, к тёмному коридору, ведущему вглубь дома.

– Сейчас! – крикнул он Ночному Шелку, и его голос звучал как потрескивание пламени в очаге.

Клинки Ночного Шелка вращались, словно лопасти смертоносной мельницы, разрезая пространство, рассекая саму ткань реальности. Вокруг фейри образовалась сфера из теней и серебристого света, расширяющаяся, поглощающая призрачные фигуры Изгоев. Их вой сливался в какофонию нечеловеческих звуков, от которых волосы вставали дыбом.

Пепельный Лист тем временем увлек Далию по коридору, его рука, сжимающая её запястье, излучала ровное тепло, словно согревая её перед погружением в холод подземелья. Они двигались стремительно – огненный фейри казался почти бесплотным, его ноги едва касались пола, оставляя за собой тающие следы опалённого дерева.

Коридор извивался неестественным образом – повороты, которых не могло быть в обычном здании, стены, то расширяющиеся, то сужающиеся до клаустрофобных размеров. Портреты на стенах – лица, искажённые временем и чуждой магией, казалось, следили за ними, поворачивая головы, шепча беззвучные предупреждения или угрозы.

Сердце Далии бешено колотилось, отдаваясь в висках громоподобными ударами. Пот катился градом, одежда липла к телу, но она не замедляла шаг. Зелёные и серебряные узоры на её коже пульсировали в такт движениям, словно её магия готовилась к чему-то большему, чем простая самозащита.

В кладовой – небольшом помещении с полусгнившими полками, на которых ещё сохранились остатки запасов и банок – они обнаружили лаз, ведущий в подпол. Тяжёлая деревянная крышка с железным кольцом выглядела слишком новой для заброшенного дома, словно ею пользовались регулярно.

Пепельный Лист с силой рванул железное кольцо, его пальцы светились изнутри, словно под кожей текла не кровь, а расплавленный металл. Древесина вокруг кольца почернела и задымилась от одного его прикосновения. Тяжелая крышка подалась с протяжным скрипом, словно кричала от боли, и перед ними открылся ход вниз – узкая каменная лестница, уходящая в темноту.

Внизу проступало едва заметное голубое свечение – пульсирующее, неестественное, с тем же холодным оттенком, что и тела Изгоев. Оно не освещало пространство, а, казалось, делало тьму глубже, подчеркивая контуры невидимых фигур и предметов, искажая перспективу.

Из открытого люка поднялся поток воздуха – не свежий сквозняк, а затхлое дыхание склепа, насыщенное запахом озона, металла и чего-то неопределимо чуждого. Температура вокруг них резко упала – на перилах лестницы мгновенно образовались крошечные кристаллики инея.

Фейри на мгновение замер, его лицо приобрело сосредоточенное выражение, словно он прислушивался к чему-то, недоступному человеческому слуху. Затем он произнес несколько слов на древнем языке – звуки были похожи на треск пламени и рокот вулкана, готового к извержению.

Свет усилился не только вокруг него, но и вокруг Далии – золотистое сияние расширилось, охватывая их обоих подобием защитного кокона. Там, где оно встречалось с серебристо-зелеными узорами на коже девушки, возникали крошечные искры, словно две магические системы вступали в диалог.

Она ощутила яркое тепло – словно сидела возле пылающего камина в холодный зимний вечер. Это было не обжигающим, а комфортным, наполняющим тело энергией и странной решимостью. В то же время вокруг них воздух трещал от напряжения – невидимые энергетические линии натягивались, образуя щит против холода и чуждой магии, исходящей снизу.

– Вниз! – выдохнул Пепельный Лист, и даже его дыхание было видимым – не от холода, а от внутреннего жара, делающего воздух вокруг него плавящимся и мерцающим. – Бегом! Пока держатся защитные чары.

Не дожидаясь ответа, он ступил на первую ступень лестницы. Камень под его ногой мгновенно нагрелся, голубой иней испарился с шипением, оставляя после себя дымящийся след.

Они едва не скатились вниз по лестнице – движение было стремительным, почти отчаянным, словно само время работало против них. Пепельный Лист шел впереди, его фигура, окруженная золотистым сиянием, служила маяком в сгущающейся тьме. Далия следовала за ним, ступеньки под ее ногами казались ненадежными, словно готовыми исчезнуть в любой момент.

Лестница, казавшаяся сверху относительно короткой, растянулась в бесконечность – они спускались и спускались, поворот за поворотом, каждый следующий виток уводил их глубже, чем должен был позволять фундамент обычного дома.

Подвал оказался неожиданно большим – или же таким его сделала иномирная реальность, которую впустили сюда Изгои. Пространство раскинулось перед ними подобно подземному собору – высокие сводчатые потолки терялись во тьме, массивные колонны из потемневшего камня поддерживали невидимую тяжесть, на стенах плясали тени, отбрасываемые не существующими источниками света.

В центре этого противоестественного зала находилось нечто, напоминающее алтарь – круглая платформа из черного камня, окруженная концентрическими кругами голубых светящихся символов. А над ней, зависшие в воздухе подобно спящим ангелам, парили четыре женские фигуры, заключенные в пульсирующие коконы холодного синего света.

Далия смотрела на них широко раскрытыми глазами, не в силах отвести взгляд от жуткой и завораживающей картины. Четыре девушки – молодые, примерно её возраста – парили в своих эфемерных тюрьмах, их тела были застывшими, словно статуи, лица – безмятежными, словно они спали, не подозревая о своей судьбе. Но их кожа имела неестественный голубоватый оттенок, а через прозрачную оболочку коконов было видно, как их жизненная сила медленно утекает – тонкие нити света, поднимающиеся от них к потолку и исчезающие где-то в темноте.

Узоры на коже Далии вновь начали разгораться – не просто светиться, а пылать изнутри, словно по её венам текла не кровь, а жидкий огонь. Серебристые линии, дарованные ей Ночным Шелком, переплетались с изумрудными узорами её истинной природы, создавая новую, гибридную магию, никогда ранее не существовавшую.

Она почувствовала странное родство с пленницами – не просто сочувствие, а глубинную связь, словно их жизненные нити оказались каким-то образом вплетены в ткань её собственной судьбы. И с этим осознанием пришло интуитивное понимание того, что она должна сделать.

Она должна была пробудить их магию.

Это знание пришло к ней не как мысль, а как откровение – внезапное, всеобъемлющее понимание, рожденное из глубин её пробуждённой сущности. Девушки в коконах не были простыми жертвами – они были подобны ей самой, с дремлющей в их крови магией земных фейри. Изгои выбирали не случайных жертв, а тех, кто нёс в себе искры древней силы.

Далия шагнула вперёд, чувствуя, как каждое движение даётся с трудом, словно она шла против сильного течения. Голубые символы на полу вспыхивали ярче там, где она ступала, реагируя на её присутствие с нечитаемыми эмоциями – то ли страхом, то ли гневом, то ли голодом.

Пепельный Лист остался позади, создавая защитный периметр вокруг лестницы. Его магия огня была мощной, но не могла напрямую противостоять ритуалу – это была задача для земной магии, для силы жизни, противоположной холодной энергии Изгоев.

Далия приблизилась настолько, насколько могла – каждый шаг давался с возрастающим трудом, словно она продвигалась через толщу воды против мощного течения. Воздух вокруг неё загустел до консистенции холодной патоки, сопротивляясь её вторжению в священный круг ритуала Изгоев.

Она остановилась в центре каменной платформы, прямо под парящими телами, и подняла руки. Кожа её пылала от смешанной магии – серебристые и изумрудные узоры переплетались в завораживающем танце, расползаясь всё выше, покрывая шею, лицо, даже волосы, которые теперь казались живыми, двигаясь словно под невидимым ветром.

Она ощущала связь с каждой жертвой – не просто эмоциональную, а глубинную, на уровне крови и магии. Каждая из девушек в коконах была словно отражением части её самой – разные грани одной и той же древней силы, фрагменты разбитого зеркала, в котором когда-то отражалась целостная магия земных фейри.

Чутьё подсказывало ей коснуться их своей магией, вызвать резонанс с их сущностями – разбудить то, что дремало в их крови, воззвать к наследию, которое, возможно, они даже не осознавали в своей человеческой жизни.

Она представила, как узоры с её рук текут вверх – прямо к застывшим телам. Это был не осознанный ритуал, а интуитивный жест, продиктованный её пробуждающейся магией, древним знанием, закодированным в самой её крови.

Воображение стало реальностью – светящиеся линии серебристо-зелёного узора отделились от её кожи, вытягиваясь в тонкие нити, подобные лианам или корням, тянущимся к солнцу. Они поднимались против гравитации, извиваясь и переплетаясь, формируя сложный рисунок живой магической сети.

Когда первые нити коснулись ближайшего кокона, произошла мгновенная реакция – голубое свечение вокруг девушки пошло рябью, словно потревоженная поверхность воды. Оно сопротивлялось – пульсировало ярче, уплотнялось, выпуская крошечные молнии, пытающиеся отторгнуть чуждую магию.

Но нити Далии не отступали – они обвивали кокон, просачивались сквозь его полупрозрачную оболочку, проникая всё глубже, пока не коснулись бледной кожи пленницы, где, к удивлению Далии, начали проявляться такие же, но очень слабые, едва заметные узоры.

То же произошло и с остальными девушками. Магические нити Далии, подобно ветвям древа жизни, разделились, протянувшись к каждому из четырёх коконов одновременно. Зрелище было величественным и пугающим – в центре подземного зала разворачивалась живая скульптура из света и энергии, соединяющая пять женщин в единую магическую систему.

Каждый кокон реагировал по-своему – один вспыхнул ярче, словно в гневе, другой затрепетал, как испуганная птица, третий начал вращаться вокруг своей оси, четвёртый выпустил волну ледяного воздуха. Но результат был схожим – серебристо-зелёные нити проникали сквозь защиту, достигали пленниц, и на их коже начинали проступать родственные Далии узоры.

Сначала едва заметные, словно тени, затем более отчётливые – уникальные для каждой девушки, но следующие общим законам этой древней магии. У одной они напоминали цветочные мотивы, у другой – геометрические созвездия, у третьей – текучие волны, у четвёртой – лесные ветви.

Голубые коконы сопротивлялись изо всех сил – пульсировали, искрились холодным огнём, выпускали тонкие щупальца энергии, пытаясь перерезать соединяющие нити. Но с каждой секундой их свечение тускнело, а магия Далии и пробуждающихся пленниц становилась ярче.

Краем глаза она заметила, что Пепельный Лист переместился – стремительное движение, оставляющее за собой шлейф золотистых искр. Его фигура размылась, превратившись в живой вихрь пламени, и с его рук вновь сорвалось яростное золотое пламя, устремляясь к лестнице, где мелькнули знакомые голубые силуэты – Изгои прорвались в подвал, преследуя их.

Грохот магической битвы заполнил пространство – треск огня, вой призрачных существ, звон разбивающихся энергетических барьеров. Но отвлечься было невозможным – Далия чувствовала, что разорвать связь с девушками сейчас просто недопустимо и опасно. Процесс пробуждения достиг критической точки – прервать его означало бы погубить и себя, и пленниц.

Она стояла в центре бури – неподвижная, уязвимая, окруженная лишь хрупкой сетью серебристо-зеленых нитей. Вокруг неё разворачивалась битва между огненным фейри и призрачными Изгоями, но она могла лишь продолжать свой ритуал, вливая всё больше силы в пробуждающихся пленниц, чувствуя, как собственные резервы магии истощаются с пугающей скоростью.

Голубое свечение вокруг девушек погасло – не мгновенно, а словно догорающее пламя, которое последний раз вспыхивает перед тем, как исчезнуть. Чуждая магия Изгоев рассеивалась тонкими струйками синеватого тумана, растворяясь в воздухе с пронзительным шипением, похожим на предсмертный крик.

По телам освобождённых пленниц бежали золотисто-зелёные узоры – не точные копии тех, что покрывали кожу Далии, а уникальные вариации, отражающие индивидуальную природу каждой. Они пульсировали в унисон, словно соединенные сердца, постепенно становясь ярче, увереннее, жизненнее.

Коконы, удерживавшие девушек в воздухе, исчезли, но они не упали – их тела медленно опускались, окруженные светящейся аурой пробуждающейся магии. Веки дрожали, пальцы шевелились, дыхание становилось глубже – они возвращались из пограничного состояния между жизнью и смертью.

Далия чувствовала себя опустошенной и наполненной одновременно – её собственная магия была почти истощена, но в тоже время через неё проходил поток энергии освобождённых душ, возвращая силы, словно в круговороте взаимной поддержки.

А затем дом задрожал – не как здание во время землетрясения, а как живое существо, пораженное в самое сердце. Каменные плиты пола начали трескаться, из разломов поднимались струйки синеватого пара. Колонны, поддерживающие потолок, покрылись сетью извилистых трещин, словно по ним пробежала молния. С потолка посыпались камни и пыль, некоторые фрагменты левитировали, не подчиняясь законам гравитации.

Реальность вокруг них начала искажаться сильнее – углы помещения изгибались неестественным образом, стены то приближались, то отдалялись, пространство складывалось, как бумажный лист, обнажая мимолетные виды на чуждый, ледяной пейзаж по ту сторону разлома.

– Дом был якорем! – крикнул Пепельный Лист, отбрасывая очередного Изгоя. – Портал разрушается! Нужно выбираться!

Освобожденные девушки, всё ещё слабые и дезориентированные, пытались подняться на ноги, их новообретенная магия мерцала неровно, как пламя свечи на ветру. Далия потянулась к ближайшей из них, помогая встать, чувствуя странное родство с этой незнакомкой, словно они были сестрами, разделенными при рождении.

Сверкнул серебряный клинок, разрезая воздух с мелодичным звоном, и последний Изгой растаял, распавшись в клочья голубоватого тумана. Ночной Шелк возник на вершине лестницы, его силуэт четко вырисовывался на фоне падающих обломков потолка – тени вокруг него танцевали в неистовом вихре, отражая атаки рушащейся реальности.

– Уходим! – послышался его властный голос, перекрывающий грохот разрушения. – Портал схлопывается, дом последует за ним!

Он стремительно спустился к ним, двигаясь с нечеловеческой скоростью и грацией, серебристые узоры на его коже пылали ярче, чем когда-либо. Без лишних слов он бросился к одной из девушек – самой хрупкой на вид, с длинными светлыми волосами – и буквально потащил её за собой, поддерживая под руку. Пепельный Лист помог с другой – темноволосой пленницей, которая едва держалась на ногах, её новообретенные магические узоры мерцали неровно.

Две других спасенных девушки, ничего не понимая, с пустыми от шока и пережитого ужаса глазами, бессознательно потянулись за своими спасителями. Их тела двигались механически, но инстинкт самосохранения и едва пробудившаяся магия направляли их к выходу, прочь от схлопывающегося портала. Золотисто-зеленые узоры на их коже служили своеобразным компасом, указывая путь к безопасности.

Они вскарабкались по лестнице – движение было лихорадочным, отчаянным, каждый шаг мог стать последним. Ступеньки буквально осыпались следом, рассыпаясь в пыль и голубоватый туман, словно материя самой реальности разъедалась невидимой кислотой. Последняя девушка едва успевала ставить ногу, прежде чем опора под ней исчезала в пустоту.

В кладовой, куда они выбрались, пол ходил ходуном, полки обрушивались, стеклянные банки падали и разбивались. Стены комнаты изгибались неестественным образом, словно нарисованные на тающем воске. Сквозь трещины в потолке и полу виднелись мимолетные образы иного мира – ледяные равнины под чужими созвездиями, кристаллические башни, искаженные фигуры, наблюдающие за ними из-за грани реальности.

Ночной Шелк прокладывал путь, его клинки рассекали не только физические препятствия, но и искажения реальности, открывая проходы там, где стены смыкались, словно живые существа. Пепельный Лист замыкал группу, его огненная магия создавала защитный барьер, отталкивающий обломки и волны чуждой энергии.

Уже возле самой двери дом начал распадаться – не осыпаться или обрушиваться, как обычное здание, а именно распадаться на компоненты реальности. Стены растворялись, обнажая не деревянный каркас или кирпичную кладку, а пустоту, наполненную вихрящимися фрагментами искаженного пространства-времени. Куски пола отрывались и зависали в воздухе, некоторые исчезали во вспышках синего света, другие вывернывались наизнанку, показывая невозможную изнанку бытия.

Это выглядело так жутко, что Далия заледенела от ужаса – её разум, уже перегруженный магическим пробуждением и освобождением пленниц, отказывался принимать настолько фундаментальное нарушение законов реальности. Она застыла на пороге, не в силах сделать последний шаг, её глаза расширились, впитывая картину конца этого кармана искаженного бытия.

– Не смотри! – крикнул Ночной Шелк, его голос прорезал хаос разрушения с необычайной ясностью.

В следующее мгновение он оказался рядом с ней, одной рукой закрывая её глаза, второй замахиваясь серебряным клинком. Оружие вспыхнуло ослепительным светом, и фейри вынес дверь одним мощным ударом – не просто разбивая преграду, а разрывая саму ткань искаженной реальности, открывая путь обратно в нормальный мир.

Холодные струи дождя привели Далию в чувство – резкий переход от искаженной реальности рушащегося дома к обычной ночной грозе подействовал как пощечина. Вода стекала по её лицу, смывая пыль и магическое истощение, возвращая ясность мыслей.

И не только Далию дождь возвращал к реальности. Послышались стоны и всхлипы – освобождённые пленницы приходили в себя, моргая, оглядываясь вокруг с выражением беспредельного изумления и страха. Одна из девушек дрожащими руками ощупывала своё лицо, словно удостоверяясь в собственном существовании. Другая смотрела на золотисто-зелёные узоры на своих руках с немым ужасом. Третья беззвучно плакала, слёзы смешивались с дождевыми каплями. Четвёртая пыталась заговорить, но из её горла вырывались лишь хриплые, нечленораздельные звуки.

Было пока сложно оценить, насколько их разум остался ясным после длительного пребывания в магическом плену. Их глаза выражали смесь шока, дезориентации и пробуждающегося осознания новой реальности – мира, где существует магия, где они сами теперь обладают силами, о которых никогда не подозревали.

Тем временем старинный особняк Мортимеров прекратил своё существование – не просто разрушился, а словно был стёрт из самой ткани реальности. Башенки и шпили складывались сами в себя, подобно бумажным фигуркам в невидимых руках. Стены исчезали полосами, растворяясь в голубоватом свечении. Крыша вдруг поднялась на несколько метров и зависла, прежде чем разлететься на тысячи фрагментов, которые на мгновение зависли в воздухе, а затем одновременно рухнули вниз.

Огромная груда чёрного хлама с треском и грохотом завершила своё падение, словно финальный аккорд зловещей симфонии. Дерево, камень, стекло – всё смешалось в бесформенную массу, непохожую на остатки здания, скорее на изломанный скелет монструозного существа. Последняя вспышка синего света озарила руины, а затем исчезла, унося с собой последние следы чуждой магии.

На месте особняка осталась лишь дымящаяся яма, окружённая искалеченной землей – трава вокруг была выжжена идеальным кругом, а оставшиеся фрагменты строения выглядели древнее, чем должны были, словно прошли через столетия разрушения за считанные секунды.

И только сейчас они услышали голоса. Город вокруг пробудился, словно от глубокого сна – в окнах соседних домов зажигались лампы и свечи, силуэты людей мелькали за занавесками, некоторые осторожно выглядывали на улицу, держась за дверные косяки, как за якоря в бушующем море неизвестности. Где-то вдалеке зазвенел колокол тревоги, кто-то кричал при виде исчезнувшего особняка, указывая на дымящуюся яму, где ещё недавно стояло величественное здание.

– Скоро сюда примчится полиция, – сказал Ночной Шелк, его оружие уже исчезло, растворившись в тенях, но глаза всё ещё светились серебристым светом, выдавая его нечеловеческую сущность. – Лучше нам убраться побыстрее, наша задача выполнена.

Он оглядел спасённых девушек, которые цеплялись друг за друга, дрожа под дождём, их мокрая одежда – та же, в которой они исчезли недели назад – прилипла к телу, а на коже всё ещё светились, постепенно затухая, магические узоры их пробудившегося наследия.

– А девушки? – спросила Далия, поддерживая одну из пленниц, которая, казалось, не могла стоять самостоятельно.

– О них позаботятся, – сказал Ночной Шелк, его голос звучал мягче обычного, с нотками неожиданного сочувствия к человеческим страданиям. – Доктора, ты и твой отец с вашими познаниями в травах и лечебных составах… Они вернутся к своим семьям, пусть и изменившимися.

Он на мгновение замолчал, наблюдая, как одна из спасённых девушек протянула руку к дождевой капле, и та на секунду зависла над её ладонью, прежде чем упасть – первый неосознанный проблеск её новых способностей.

– А затем… – он перевёл взгляд на Далию, в глубине его глаз мерцали звёзды иных миров, – возможно, наш мир подойдёт им больше. Как и тебе, Далия. Но об этом потом.

Звук приближающихся шагов и встревоженных голосов становился всё громче. Где-то вдалеке раздался свисток констебля, созывающего полицейский патруль.

– Мы возвращаемся, – твёрдо сказал Ночной Шелк, протягивая руку Далии, в то время как Пепельный Лист уже начал таять, его фигура размывалась, превращаясь в золотистый туман, тающий в дождливой ночи.

Их вновь окутали тени – не просто темнота, а живая субстанция, мягкая и плотная одновременно, словно бархатный кокон. Мир вокруг них исказился, звуки приближающихся людей и дождя стихли, сменившись странным шелестом – словно миллионы невидимых крыльев рассекали пространство между мирами.

Далия ощутила невесомость и головокружение, время растянулось, замедлилось, а затем резко схлопнулось. Когда тени расступились, словно театральный занавес, она обнаружила себя стоящей посреди своей комнаты.

Знакомые стены с цветочными обоями, кровать с аккуратно заправленным покрывалом, книги на полке, ваза с увядшими цветами на подоконнике – всё такое обыденное, безопасное, почти нереальное после хаоса и магии, которые они только что пережили. За окном всё ещё шёл дождь, но здесь его звук был приглушённым, умиротворяющим, напоминающим о долгих зимних вечерах с чашкой горячего шоколада и книгой.

Руки Ночного Шелка обнимали её за плечи – не страстно, как ночью, а бережно, поддерживая, словно он боялся, что без его поддержки она может упасть. Его прикосновение было прохладным и успокаивающим, как бальзам на горящую кожу.

Далия ощущала невероятную усталость – магические узоры на её теле почти погасли, превратившись в едва заметные серебристые линии, как тонкие шрамы от прикосновения иного мира. Её одежда была пропитана дождевой водой, волосы прилипли к лицу, с них стекали капли на деревянный пол, образуя маленькие лужицы. Ноги дрожали, а в голове пульсировала глухая боль – последствия магического истощения.

Ночной Шелк, казалось, чувствовал её состояние без слов. Он трансформировался обратно в свою истинную форму – тени вокруг него танцевали свободнее, серебристые узоры на коже светились ярче, черты лица стали более острыми, нечеловеческими. Но в его глазах читалась неожиданная для существа его природы эмоция – настоящая забота.

– Ты сделала это, Далия, – тихо сказал он, и в его голосе звучало нечто, похожее на благоговение. – Не только спасла пленниц, ты пробудила и их магию. Земные фейри возвращаются!

Он бережно отвел прядь мокрых волос с её лица, чтобы лучше видеть её глаза, в которых теперь постоянно мерцали золотистые искры – видимый знак её пробудившегося наследия. Его пальцы задержались на её щеке – холодные, но наполненные странной жизненной силой, заставляющей кожу Далии покалываться от соприкосновения с древней магией.

– То, что ты сделала сегодня… – он замолчал, словно впервые за свою долгую жизнь затруднялся подобрать слова. – Даже самые старшие из моего народа считали, что линия земных фейри угасла безвозвратно. Что дар жизни и исцеления потерян для всех королевств. Но ты доказала, что они ошибались.

Призрачная улыбка коснулась его совершенных губ – не обольстительная или хищная, а почти человеческая в своей искренности.

– Ничего бы не получилось без тебя и Пепельного Листа, – устало вымолвила Далия, её голос был тихим и хриплым от пережитого напряжения.

Она слегка пошатнулась, и Ночной Шелк мягко подвел её к кровати, помогая сесть на край. Комната вокруг них казалась нереальной в своей обыденности – знакомые книги на полке, вышивка на подушке, детский рисунок брата в рамке на стене – всё это принадлежало другой жизни, той, которая была до пробуждения её истинной природы.

Дождь за окном превратился в мягкий шепот, а лунный свет, прорвавшийся сквозь расходящиеся тучи, создавал серебристые узоры на полу, удивительно похожие на те, что теперь украшали её кожу. Мокрая одежда неприятно липла к телу, но Далия едва замечала дискомфорт – магическое истощение затмевало все физические неудобства.

– Без вашей силы я бы не справилась, – добавила она, поднимая глаза на фейри, который казался воплощением ночи и тайн в простой человеческой спальне.

Ночной Шелк обеспокоенно посмотрел на неё, изучая бледное от усталости лицо, тёмные круги под глазами, дрожащие от истощения руки. В его взгляде читалось понимание – магическое истощение могло быть опасным для полукровки, только начинающей познавать свою силу.

А затем он просто начал её раздевать, движения его были бережными и эффективными, лишёнными какого-либо подтекста – как забота целителя о пациенте. Он освобождал её от промокшей насквозь, грязной одежды, в которой остались следы не только дождя, но и магической битвы – крошечные кристаллики льда на рукавах, опалённые края юбки, странная голубоватая пыль на вороте.

Она была слишком измождена, чтобы смущаться или сопротивляться. Когда он бережно положил её на кровать, укрывая мягким одеялом, она лишь благодарно вздохнула, ощущая, как напряжённые мышцы наконец расслабляются в тепле и уюте.

Его ладони заскользили по её телу поверх одеяла – не с страстью любовника, а с методичностью целителя. Там, где он касался, распространялось приятное тепло, словно его прикосновения активировали целительную магию внутри неё самой. Далия ощутила, как напряжение и усталость отступают, сменяясь блаженной расслабленностью.

– Спи, – услышала она его голос, звучащий одновременно близко и словно издалека, как шелест ветра в кронах деревьев. – Я буду рядом.

Утром её снова разбудило солнце – яркие лучи проникали сквозь занавески, рисуя узоры на одеяле, наполняя комнату золотистым сиянием нового дня. Дождь закончился, небо за окном было чистым и глубоким, с той особой синевой, которая бывает только после грозы, словно сама природа омылась и обновилась.

И в этот раз в кровати она была не одна. Рядом спал Ночной Шелк – явление настолько необычное, что Далия несколько мгновений просто смотрела на него, затаив дыхание. Фейри, существа бессмертные и неутомимые, редко нуждались в отдыхе, и видеть могущественного обитателя Теневой Обители спящим было подобно наблюдению за затмением солнца – редким и удивительным феноменом.

Его рука обнимала Далию, расслабленная, но собственническая, а тепло дыхания согревало ей шею, создавая странный контраст с обычной прохладой его кожи. Во сне его лицо утратило часть своей нечеловеческой идеальности, стало мягче, уязвимее, словно маска древнего и опасного существа соскользнула, обнажив нечто более близкое к человеческому.

Словно почувствовав на себе её взгляд, Ночной Шелк открыл глаза – не постепенно, как просыпаются люди, а мгновенно, переходя от полного покоя к полному осознанию. Мерцающие глубины его глаз, в которых отражались созвездия иных миров, встретились с её взглядом – золотистые искры в голубой радужке Далии откликнулись на зов родственной магии.

Мгновение они просто смотрели друг на друга, наслаждаясь тишиной и близостью, которая теперь стала глубже после пережитой вместе опасности. Тонкие серебристые узоры на его коже пульсировали в такт сердцебиению, а на её коже им отвечали более сложные, серебристо-зелёные символы – видимое свидетельство их связи и её двойственной природы.

– Доброе утро, пробуждённая фейри, – произнёс он тихо, и его голос звучал интимнее из-за близости, лишённый обычных магических обертонов – почти человеческий в своей простоте и теплоте.

– Доброе утро, Утренний Шелк, – она с улыбкой изменила его имя, и в этой маленькой вольности было больше интимности, чем в их физической близости.

Имена имели особую силу в мире фейри – они были не просто обозначением, а частью сущности. Изменить чьё-то имя, даже в шутку, означало глубокое доверие и близость, которой не достигали даже многие из его собственного народа.

Его губы дрогнули в удивлённой улыбке, а в глазах мелькнуло нечто, похожее на восхищение – человеческая девушка, едва пробудившая свою магию, интуитивно понимала тонкости их мира, словно была рождена в нём. В утреннем свете, золотящем её волосы и кожу, она казалась существом между мирами – не полностью человеком, но ещё не полностью фейри, балансирующим на грани двух реальностей с удивительной грацией.

– Я бы хотел проснуться с тобой в нашем доме, – сказал он, и лицо его стало серьезным, утратив мимолетную игривость.

Солнечный свет, такой чуждый его сумеречной природе, создавал вокруг него странный ореол, словно высвечивая его истинную сущность – древнюю, могущественную, но в этот момент удивительно уязвимую. В его глазах читалась тоска по чему-то, чего у него никогда не было за долгие столетия существования – по настоящей близости, по разделенной жизни.

– Хотел бы показать тебе, как прекрасен мой мир, – продолжил он, его пальцы нежно касались её лица, словно запоминая каждую черточку. – Сады Теневой Обители, которые ты сможешь возродить полностью. Хрустальные башни, отражающие свет звезд. Леса, где деревья поют на рассвете. Долины, где цветут цветы, не имеющие названий в человеческом языке.

Его голос был тихим, но в нём звучала скрытая сила – не магическое принуждение, а искренняя страсть существа, которое наконец нашло то, что искало, само не зная об этом.

– Я хочу разделить с тобой мою жизнь. Никогда прежде я не желал этого – ни с человеком, ни с фейри, – продолжил он, и в его голосе звучала непривычная для существа его природы уязвимость.

Существо, прожившее столетия, видевшее расцвет и падение человеческих империй, наблюдавшее за сменой поколений как за мимолетным дождем – оно смотрело на неё сейчас с выражением почти человеческой надежды и страха отказа. Для бессмертного фейри, привыкшего к временности всего земного, решение связать свою судьбу с полукровкой было не просто выбором спутника – это было признание того, что вечность без неё потеряла бы смысл.

Утренний свет создавал вокруг них особое пространство – не полностью принадлежащее человеческому миру, но и не совсем потустороннее, пограничную зону, где их разные сущности могли соприкасаться без конфликта. Серебристые узоры на его коже пульсировали чаще, выдавая волнение, которое не отражалось на его совершенном лице.

Тронутая его признанием и этой неожиданной уязвимостью, столь редкой для древнего и могущественного существа, Далия подалась вперед и прильнула к его губам – в этом жесте было больше, чем простая нежность. Это было безмолвное “да”, обещание, которое не нуждалось в словах.

В момент соприкосновения их губ магические узоры на их коже вспыхнули ярче, перетекая друг в друга, создавая единый рисунок, соединяющий их сущности. Солнечные лучи, проникающие сквозь занавески, словно благословляли этот союз между мирами, окутывая их переплетенные фигуры золотистым сиянием.

Время, казалось, замерло вокруг них – не магическим вмешательством, а просто потому, что в этот момент ничто другое не имело значения. Ни обязанности перед семьей, ни различия их природ, ни трудности, которые неизбежно ждали впереди – всё отступало перед силой выбора, сделанного сердцем, в котором человеческая душа и магия фейри наконец обрели гармонию.

– Я хочу увидеть твой мир, Ночной Шелк, – ответила она, отстранившись, но не разрывая близости – их лица всё ещё разделяли лишь несколько сантиметров, дыхание смешивалось, создавая между ними невидимый мост. – И твой дом.

Её глаза, в которых теперь постоянно мерцали золотистые искры пробуждённой магии, светились решимостью и предвкушением. Но затем в них промелькнула тень беспокойства, напоминание о связях и обязательствах, которые удерживали её в мире людей.

– Как только мы объясним всё родителям – а им придётся объяснить. Отец уже понял, что ты не вполне человек… или не человек вовсе. И надо ещё помочь тем девушкам…

Ночной Шелк нежно взял её руку и поцеловал ладонь, где светящиеся узоры образовывали сложный рисунок, напоминающий карту звёздного неба.

– Нет нужды покидать твой дом сразу и навсегда, Далия, – сказал он, и в его голосе звучало понимание, редкое для существа, привыкшего к абсолютной власти над тенями. – Мы можем отправиться ко мне, когда захочешь. И вернуться мы можем тоже – когда пожелаешь.

Их прервал стук в дверь – резкий, настойчивый, вырвавший обоих из того особого пространства между мирами, которое они создали. Реальность человеческого дома, семейных связей и условностей викторианского общества внезапно вторглась в их уединение.

Далия испуганно вскинула голову, а Ночной Шелк мгновенно преобразился – не в человеческую форму “мистера Найтсилка”, а в тень, растворившуюся в утреннем полумраке угла комнаты, едва различимую, если не знать, куда смотреть.

– Далия? Ты проснулась? – голос матери звучал обеспокоенно. – Отец сказал, что ты была вчера нездорова. Можно войти?

Мгновение растянулось в вечность – Далия, с растрепанными волосами и следами магических узоров на коже, растерянно смотрела то на дверь, то на угол, где притаился фейри. Утренняя идиллия разбилась о суровые требования обычной жизни, напоминая о том, что мост между мирами ещё предстоит построить.

Их прервал стук в дверь – резкий, настойчивый, вырвавший обоих из того особого пространства между мирами, которое они создали. Реальность человеческого дома, семейных связей и условностей викторианского общества внезапно вторглась в их уединение.

Далия испуганно вскинула голову, а Ночной Шелк мгновенно преобразился – не в человеческую форму “мистера Найтсилка”, а в тень, растворившуюся в утреннем полумраке угла комнаты, едва различимую, если не знать, куда смотреть.

– Далия? Ты проснулась? – голос матери звучал обеспокоенно. – Уже почти полдень, а ты всё не выходишь. С тобой всё в порядке?

Мгновение растянулось в вечность – Далия, с растрепанными волосами и следами магических узоров на коже, растерянно смотрела то на дверь, то на угол, где притаился фейри. Утренняя идиллия разбилась о суровые требования обычной жизни, напоминая о том, что мост между мирами ещё предстоит построить.

Она быстро накинула халат, лежавший в изножье кровати, и подошла к двери. Взглянув через плечо, чтобы убедиться, что от Ночного Шелка не осталось и следа для непосвящённого глаза, Далия сделала глубокий вдох и повернула ручку.

– Я плохо спала, – объяснила Далия, стараясь, чтобы голос звучал нормально, хотя всё её тело ещё помнило прикосновения фейри. – Гроза бушевала.

Элизабет Харрингтон окинула дочь внимательным материнским взглядом – растрепанные волосы, странный румянец на щеках, едва заметное мерцание кожи, которое женщина, вероятно, списала на игру утреннего света. В её глазах читалось беспокойство, смешанное с тем интуитивным пониманием, которое иногда появляется у матерей, когда их дети начинают вести собственную, отдельную жизнь.

– Ты выглядишь… изменившейся, – осторожно заметила она, не переступая порог комнаты, словно подсознательно чувствуя, что это пространство уже не принадлежит полностью человеческому миру.

Она быстро накинула халат, лежавший в изножье кровати, и подошла к двери. Взглянув через плечо, чтобы убедиться, что от Ночного Шелка не осталось и следа для непосвящённого глаза, Далия сделала глубокий вдох и повернула ручку.

– Я плохо спала, – объяснила Далия, стараясь, чтобы голос звучал нормально, хотя всё её тело ещё помнило прикосновения фейри. – Гроза бушевала.

Элизабет Харрингтон окинула дочь встревоженным взглядом, но ничего не сказала о её внешности. Вместо этого она наклонилась ближе, словно делясь секретом:

– Ты слышала, что случилось ночью? Весь город только об этом и говорит! Старый особняк Мортимеров обрушился во время грозы, а самое удивительное – нашлись те пропавшие девушки!

В глазах матери читалось возбуждение, смешанное с облегчением, характерное для людей, переживших общественное бедствие со счастливым концом.

– Их нашли недалеко от развалин, все четверо живы! Доктор Уилсон говорит, что они в шоке и ничего не помнят, но физически почти не пострадали. Разве это не чудо?

– Девушки нашлись? Это удивительно! Отличная новость! – Далия изобразила изумление, широко распахнув глаза и прижав ладонь к груди в жесте, который, возможно, был немного преувеличенным.

Она надеялась, что мать не заметит лёгкого мерцания серебристых узоров под кожей, которые вспыхнули ярче от волнения – воспоминания о прошлой ночи были слишком свежи, и каждое упоминание о спасённых девушках вызывало в ней отклик на уровне недавно пробуждённой магии.

– Они… все здоровы? – спросила она, пытаясь собрать информацию о состоянии тех, кого она помогла вырвать из плена Изгоев. Насколько сильно повлияло на них пробуждение магии? Помнят ли они что-нибудь о своем превращении?

За спиной Далии, невидимый для её матери, в тени угла комнаты мелькнул проблеск – словно Ночной Шелк тоже прислушивался к новостям о судьбе тех, кого они спасли вместе.

– Я не знаю всех подробностей, – ответила миссис Харрингтон, поправляя воротник своего утреннего платья с тем автоматическим жестом аккуратности, который был свойственен женщинам её поколения. – Вроде бы с ними всё хорошо – физически. Но их душевное состояние под вопросом.

Она понизила голос, хотя в коридоре никого не было:

– Говорят, они все словно в трансе. Смотрят куда-то вдаль и иногда произносят странные слова. Доктор Уилсон не понимает, что с ними – не похоже на обычную горячку или нервное потрясение.

Тревога в её голосе смешивалась с тем особым волнением, которое вызывают загадочные происшествия в маленьких городках – страх перед неизвестным и жадное любопытство одновременно.

– Наверняка отец узнает больше в лавке, – добавила она. – Сегодня там не протолкнуться – все приходят за успокоительными настойками и, конечно, за новостями.

– Я тоже пойду! – сказала Далия с внезапным энтузиазмом, который заставил её мать слегка приподнять брови. – Позавтракаю в лавке. Уже совсем поздно!

Она начала суетливо собирать одежду, словно каждая секунда была на счету – частично чтобы скорее узнать о состоянии спасённых девушек, но также и чтобы мать поскорее покинула комнату, оставив её наедине с притаившимся фейри.

– Мне нужно одеться, – добавила она, мягко подталкивая мать к двери с той особой деликатной настойчивостью, которую дочери используют, когда хотят остаться одни.

В уголке её комнаты тень стала чуть плотнее, обретая более определённые очертания – Ночной Шелк явно был заинтересован в новостях о девушках, в которых он помог пробудить магию земных фейри. Для него это были не просто спасённые жертвы, а важная часть возрождения утраченного баланса между мирами.

Когда шаги матери стихли в коридоре, тень в углу комнаты сгустилась, обретая форму и субстанцию. Ночной Шелк материализовался полностью – его черты снова стали более острыми, нечеловеческими, без необходимости поддерживать иллюзию для посторонних глаз.

– Будет хорошо, если их рассудок не пострадал, – сказал он задумчиво, подходя к окну и глядя на просыпающийся город. – К сожалению, такое не редкость, если жертвам Изгоев удавалось выжить.

В его голосе звучала тень древней печали – он, несомненно, видел подобные случаи на протяжении своей долгой жизни. Магическое пленение и последующее пробуждение скрытой природы могли стать слишком тяжелым испытанием для человеческого разума.

– Но я верю, что твоя магия им должна помочь, – добавил он, поворачиваясь к Далии. – Твоя сила особенная – не просто магия земных фейри, но и человеческое сострадание, которое часто отсутствует у чистокровных. Это может стать ключом к их исцелению.

– Я даже с ними незнакома, – покачала головой Далия, доставая из шкафа платье и задумчиво глядя на свои руки, где все еще виднелись затухающие серебристо-зеленые узоры. – Надо как-то придумать, как объяснить мои визиты к ним и предложить помощь доктору Коулману.

Она начала одеваться, её движения были быстрыми и решительными, хотя в глазах читалась озабоченность. Практические проблемы смертного мира внезапно показались не менее сложными, чем магическая битва с Изгоями.

Ночной Шелк наблюдал за ней с задумчивым выражением, его пальцы рассеянно перебирали тени, собирающиеся вокруг его рук подобно живым существам.

– Между вами уже есть связь, – произнес он наконец. – Магия, которую ты пробудила в них, отзывается на твоё присутствие. Представь себя помощницей аптекаря, принесшей лечебные травы. Как только ты окажешься рядом с ними, они почувствуют родство, даже если их сознание этого не понимает.

– Я поговорю с доктором и предложу свою помощь, – решила в итоге Далия, застегивая последние пуговицы на скромном, но элегантном платье дочери аптекаря. – И папа не станет ничего подозревать.

Её лицо приобрело то выражение решимости, которое появилось ещё вчера перед противостоянием с Изгоями. Она была полукровкой двух миров, но человеческая целеустремленность в ней проявлялась весьма отчетливо, особенно когда дело касалось помощи другим.

Ночной Шелк наблюдал за ней с почти осязаемой гордостью – существо, прожившее столетия в интригах и манипуляциях Теневой Обители, с восхищением смотрело на прямолинейную решимость молодой женщины, едва открывшей свою истинную природу.

– Я буду следить за тобой, – произнес он тихо. – Невидимый для других, но всегда готовый прийти на помощь. А вечером…

Он не закончил фразу, но в воздухе повисло невысказанное обещание – их разговор о будущем, о её визите в его мир, о начале новой главы в их необычной истории.

Вопреки уверенности Далии, отец сразу же обеспокоился, как только она сообщила ему о своём решении помочь пострадавшим девушкам. Они стояли в аптекарской лавке, уже заполненной посетителями, жаждущими узнать последние новости о загадочном происшествии и исчезнувшем особняке.

– Нет, это слишком опасно, – произнёс Джонатан Харрингтон, отведя дочь в дальний угол лавки и понизив голос. – Мы не знаем, что с ними произошло, и что… – он замялся, бросив быстрый взгляд на её руки, где всё ещё проступали слабые следы магических узоров, – что может произойти с тобой, если ты окажешься рядом с ними.

В его глазах читалось беспокойство, замешанное на знании – после их вчерашнего разговора о наследии фейри он был более чувствителен к проявлениям иного мира. И, судя по его пристальному взгляду, он заметил перемены в собственной дочери – едва уловимое сияние кожи, золотистые искры в глазах, новую грацию движений.

– И вся эта история с домом Мортимеров, – продолжил он, нервно поправляя очки и оглядываясь, чтобы убедиться, что их не подслушивают посетители лавки. – Как они там оказались? Что произошло вчера ночью?

Он провел рукой по седеющим волосам, и Далия заметила, что его пальцы слегка подрагивают – не просто от волнения, а от интуитивного понимания истинной природы произошедшего.

– Мне верится с трудом, что дом рухнул сам по себе, да ещё превратился в груду трухи и обломков. Сдаётся мне, тут вмешались неведомые нам силы.

Его глаза, обычно спокойные и рассудительные, теперь горели той же искрой пробуждающегося знания, которую Далия видела в них вчера вечером, когда он впервые признал их необычное наследие.

– И неизвестно, миновала ли опасность, не появилась ли новая…

– Теперь уже нет никакой опасности, – вздохнула Далия, и в её голосе звучала уверенность человека, знающего истину, а не просто предполагающего.

Она на мгновение опустила взгляд на свои руки, где магические узоры, хоть и поблекшие, всё ещё напоминали о её участии в событиях прошлой ночи. Когда она снова подняла глаза, в них читалась решимость, граничащая с упрямством.

– А девушкам кроме нас никто не сможет помочь.

Это “нас” повисло в воздухе – не случайная оговорка, а намеренное включение отца в круг тех, кто понимает истинную природу произошедшего. Джонатан Харрингтон застыл, его лицо выражало целый калейдоскоп эмоций – от родительского беспокойства до пробуждающегося осознания.

Отец бросил на неё внимательный взгляд, в котором смешались опасение и какое-то почти детское любопытство, словно часть его старого “я”, подавленная годами отрицания своей природы, наконец просыпалась:

– Ты что-то знаешь, Далия? О том, что произошло?

– Э-м-м… немного, – замялась Далия, ощущая себя снова маленькой девочкой, пойманной с рукой в банке с печеньем.

Она избегала прямого взгляда отца, перебирая пузырьки с настойками на ближайшей полке – жест, призванный казаться обыденным, но выдававший её нервозность. Слова застревали в горле – как объяснить путешествие между мирами, магическую битву и пробуждение древней силы, не напугав отца до полусмерти?

– Я просто чувствую, что теперь нет никакой опасности, – наконец произнесла она, выделив слово “чувствую” особой интонацией, намекая на их вчерашний разговор об особом наследии семьи.

Джонатан Харрингтон изучал её лицо с тем особым вниманием, которое он обычно приберегал для самых сложных фармацевтических составов. Его пальцы машинально поглаживали корешок старинной книги, лежащей на прилавке – том о целебных травах, содержащий, как теперь понимала Далия, куда больше знаний, чем обычная медицинская литература.

– Мы поговорим с доктором Коулманом, – произнес он наконец, и в этом простом “мы” содержалось больше, чем просто согласие.

Это было признание – не только её взрослости и права принимать решения, но и её особой природы, того дара, который он так долго пытался игнорировать в себе самом. Морщинки вокруг его глаз разгладились, словно часть тяжести, которую он носил годами, наконец была снята с его плеч.

Он осторожно, почти нерешительно, положил руку на плечо дочери, и в момент этого контакта между ними словно пробежала искра – не просто родственной близости, но магического родства. Фамильное наследие, дремавшее в его крови, отзывалось на пробуждённую силу его дочери.

– Я думаю, – добавил он тихо, – что некоторые из моих старых рецептов могут оказаться… полезными в таких случаях. Те, что достались мне от твоей бабушки.

Далия улыбнулась, волна облегчения разлилась по её телу, заставляя серебристые узоры под кожей мягко пульсировать. Не нужно скрывать правду от отца, не нужно придумывать сложных объяснений – он принял её выбор и, более того, предложил свою помощь, открывая дверь к возрождению семейного наследия.

Отец и дочь обменялись понимающими взглядами, в которых читалось больше, чем могли выразить слова – начало нового этапа их отношений, где секреты прошлого уступали место общим стремлениям.

А доктор Коулман не заставил себя ждать, словно призванный их решением. Колокольчик над дверью аптеки мелодично звякнул, возвещая о приходе нового посетителя, и в помещение вошел представительный мужчина средних лет в безупречном черном сюртуке и с серебряной цепочкой часов, пересекающей его жилет.

– Мистер Харрингтон, – произнес он, кивнув аптекарю, а затем повернулся к Далии, слегка приподняв бровь в узнавании. – Мисс Харрингтон. Мне срочно требуются ваши особые травяные сборы для… необычных пациентов.

Далия выступила вперёд, встав рядом с отцом за прилавком, её осанка выражала профессиональную заинтересованность, хотя в глазах читалось нечто большее – личная вовлечённость, которую доктор Коулман, вероятно, принял за женское сочувствие.

– Что именно беспокоит пациенток, доктор? – уточнила она, внимательно наблюдая за его реакцией. – Какие симптомы вы наблюдаете? Это поможет нам подобрать правильные травы.

Доктор Коулман оглянулся, словно не желая, чтобы другие посетители аптеки подслушали его ответ, и наклонился ближе к Харрингтонам:

– Они пребывают в странном состоянии – не сон, но и не полное бодрствование. Реагируют на голос, могут выполнять простые просьбы, но словно… не совсем здесь. А ещё, – он понизил голос ещё больше, – их кожа временами… светится.

Далия и её отец обменялись быстрыми взглядами, полными понимания, которого доктор не мог разделить.

– Я бы хотела навестить их, – произнесла Далия с решительностью, которая, казалось, удивила доктора. – Аптекарский опыт моего отца мог бы пригодиться, да и я сама с радостью хотела бы поддержать несчастных. Иногда… женское присутствие целительно само по себе.

Доктор Коулман растерянно огладил аккуратно подстриженную бороду – жест, выдающий его внутренний конфликт. Викторианская медицинская гордость вступала в противоречие с практической необходимостью. Он не очень любил, когда кто-то вмешивался с советами в его дела – годы медицинского образования и практики создали в нём твёрдую уверенность в своих методах.

Но случай выдался необычным, выходящим за рамки всего, с чем он сталкивался за двадцать лет врачебной практики. Пациентки не реагировали на обычные лекарства, их состояние не подходило ни под одно известное медицинское определение. А с глубокой ночи, когда девушек доставили в больницу, странные симптомы только усиливались.

Да и аптекарь знал немало – это доктор Коулман признавал неохотно, но честно. Травяные сборы Харрингтона не раз помогали там, где традиционная медицина оказывалась бессильна, особенно в случаях с нервными расстройствами и состояниями, которые врачи викторианской эпохи относили к области “женских недугов”.

– Хорошо, – согласился он после заметной паузы, во время которой, казалось, взвешивал все возможные последствия своего решения. – Сегодня вечером мы навестим Клару Эджертон, у неё наиболее тяжёлый случай, как мне кажется.

Он поправил золотую цепочку карманных часов – движение, призванное подчеркнуть его профессиональный статус и контроль над ситуацией, пусть даже иллюзорный в данных обстоятельствах.

– Её родители в отчаянии, – добавил он тише. – Девушка была помолвлена до своего… исчезновения. Теперь же она едва узнаёт близких. Иногда повторяет странные слова, похожие на иностранный язык, которого никогда не изучала.

Далия и её отец обменялись понимающими взглядами – древний язык земных фейри, пробуждённый в её крови, начинал проявляться, даже когда сознание девушки ещё не приняло новую реальность.

– Возьмите всё необходимое, – заключил доктор Коулман, указав на полки с травами. – Я буду ждать вас в семь часов у дома Эджертонов.

В конце рабочего дня, когда последние лучи солнца окрашивали витражные окна аптеки в глубокие красно-золотые тона, колокольчик над дверью снова звякнул. На пороге появился элегантный силуэт “мистера Найтсилка” – безупречный черный костюм, серебряная булавка, загадочная трость с волчьей головой.

Мистер Харрингтон уже не удивился его появлению – словно предчувствовал, что загадочный жених дочери вновь объявится. Но в свете последних событий и осознания собственного необычного наследия, он теперь приглядывался к гостю ещё внимательнее.

Его взгляд задержался на серебряной булавке, которая, казалось, мерцала чуть ярче, чем позволяли законы физики; на идеально ровной осанке, выдававшей нечеловеческую грацию; на глазах, в глубине которых скрывалось нечто древнее и могущественное. Аптекарь уже не просто видел потенциального зятя – он изучал существо из легенд, возможно, похожее на тех, кто забрал его мать много лет назад.

– Мы идем к Эджертонам – помочь Кларе, – сообщила Далия, методично упаковывая кожаный саквояж с травами и настойками.

Её руки двигались с профессиональной уверенностью дочери аптекаря, но в каждом движении теперь проглядывала новая грация – словно пробуждённая магия земных фейри влияла даже на такие простые действия. Она отбирала флаконы и пакетики не только по названиям и рецептам – её пальцы слегка светились, когда она касалась определённых трав, словно инстинктивно ощущая их магические свойства.

“Мистер Найтсилк” подошёл ближе, наблюдая за её приготовлениями с нескрываемым интересом. Для непосвящённых это выглядело бы как обычное внимание жениха к занятиям невесты, но Джонатан Харрингтон заметил, как тени в углу аптеки слегка удлинились, тянясь к загадочному гостю, словно признавая своего хозяина.

– Клара Эджертон? – уточнил Ночной Шелк, и в его голосе мистер Харрингтон уловил нотки, которых не было раньше – древние, музыкальные обертоны, которые ускользали от внимания, пока не знаешь, что искать.

– Одна из похищенных девушек, – ответил отец Далии, впервые обращаясь напрямую к существу, которое он теперь понимал лишь частично выглядело человеком.

Джонатан Харрингтон выпрямился, его осанка стала более официальной, но в глазах читалось не страх, а скорее профессиональная заинтересованность травника, столкнувшегося с редким случаем. Он осторожно подбирал слова, словно проверяя, насколько открыто они могут говорить.

– Доктор Коулман пока что бессилен в своём стремлении вылечить их. Обычная медицина… – он сделал многозначительную паузу, – оказалась недостаточной в данном случае.

Его взгляд на мгновение опустился на серебряную булавку “мистера Найтсилка”, затем снова поднялся к его лицу – молчаливое признание, что разговор происходит на нескольких уровнях одновременно, и часть информации передаётся без слов.

– Я бы тоже хотел помочь, – ответил Ночной Шелк, слегка склонив голову в элегантном жесте, который мог бы показаться простой вежливостью, если бы не странная грация, выдающая его нечеловеческую природу.

Внимание мистера Харрингтона от него не укрылось, и он не делал попыток слишком скрыть, кто он есть – это была своеобразная дань уважения к аптекарю, признание его права знать, с кем имеет дело. Тени вокруг него двигались чуть свободнее, чем позволяли законы физики, а серебряная булавка на груди ловила закатный свет под углами, которые казались невозможными.

– Я много путешествовал и видел немало необычного, – продолжил он, обводя рукой полки с лекарствами жестом, который странным образом связывал мир травничества с иными, скрытыми знаниями. – Может быть, и мои познания пригодятся.

Это предложение было одновременно протянутой рукой и проверкой – насколько Джонатан Харрингтон готов принять помощь существа из мира, который когда-то отнял у него мать, но теперь завоевал сердце дочери.

– Не уверен, что доктор Коулман обрадуется такой делегации, – вздохнул мистер Харрингтон, начиная гасить лампы в аптеке, сигнализируя о завершении рабочего дня.

Закатный свет заливал помещение янтарным сиянием, заставляя стеклянные флаконы мерцать подобно драгоценностям. В этом угасающем естественном освещении нечеловеческая природа “мистера Найтсилка” становилась заметнее – тени вокруг него углублялись, контуры словно размывались по краям, а глаза отражали свет, как у ночного зверя.

– Но я считаю, что любая помощь будет не лишней, – добавил аптекарь после паузы, запирая витрину с самыми ценными лекарствами. В этом простом признании содержалось гораздо больше – это было не просто согласие на присутствие загадочного жениха дочери, но и молчаливое принятие помощи от мира, который он так долго отвергал.

Далия, заметив это, на мгновение замерла, её лицо осветилось внутренним сиянием счастья, которое не имело ничего общего с пробуждённой магией – просто дочь, благодарная за то, что отец принимает её выбор, какой бы необычной ни была её новая жизнь.

К Эджертонам они подошли в полном составе, когда вечерние сумерки уже окутывали Уэстфилд мягким лиловым покровом. Особняк семьи – викторианское трёхэтажное здание с мансардными окнами и изящной кованой оградой – выглядел мрачно, несмотря на тёплый свет, струящийся из окон. Казалось, сама аура болезни и таинственности окружала дом, где находилась одна из пострадавших девушек.

Доктор Коулман уже ждал их у ворот, его чёрный саквояж и строгий сюртук придавали ему вид настоящего профессионала, готового противостоять любой медицинской загадке. При виде Ночного Шелка он удивлённо поднял брови – третий участник консультации не входил в его планы.

– Мисс Харрингтон, мистер Харрингтон, – он кивнул им, а затем перевёл вопросительный взгляд на элегантного незнакомца, чья осанка и манеры выдавали человека высшего общества… или нечто, маскирующееся под него.

Далия поспешила вмешаться, её голос звучал спокойно, хотя внутри она лихорадочно подбирала объяснение:

– Доктор Коулман, позвольте представить мистера Эдварда Найтсилка, моего… жениха, – последнее слово она произнесла с едва заметным колебанием. – Он много путешествовал и изучал необычные случаи в других странах. Его опыт может оказаться полезным.

– Рад знакомству, мистер Найтсилк, – доктор Коулман протянул руку для официального рукопожатия, изучая нового знакомого с профессиональной внимательностью, которая была частью его врачебной натуры. – Вы сведущи в медицине? – уточнил он, не скрывая скептицизма в голосе.

Его взгляд скользнул по безупречному костюму “мистера Найтсилка”, по серебряной булавке, по трости с волчьей головой – все эти детали говорили скорее о светском щёголе, чем о человеке науки. Однако что-то в глазах незнакомца – их глубина, пронзительность взгляда – заставило доктора Коулмана внутренне насторожиться, как часто бывает, когда человек интуитивно чувствует присутствие чего-то выходящего за рамки его понимания.

Ночной Шелк ответил на рукопожатие с идеальной учтивостью, его прикосновение было прохладным, но не неприятным – просто необычным, как и всё, связанное с ним.

– В некотором роде, доктор, – ответил он с лёгкой улыбкой. – Скорее в области… нетрадиционных методов лечения, особенно касающихся состояний разума и духа.

– Не гипнотизер ли вы, сударь? – предположил доктор, его тон колебался между профессиональным интересом и плохо скрываемым скептицизмом.

Он слегка приподнял бровь, изучающе глядя на трость “мистера Найтсилка”, словно ожидая, что тот начнёт раскачивать её, как маятник, перед глазами пациентов.

– Слышал, некоторые доктора прибегают к магнетическим или гипнотическим воздействиям в ряде случаев, – продолжил он, стараясь звучать объективно, хотя было ясно, что к подобным методам он относится с сомнением, характерным для ортодоксальной викторианской медицины.

Далия и её отец обменялись быстрыми взглядами – случайное предположение доктора оказалось удивительно близким к истине, хотя и в совершенно ином смысле, чем он представлял. “Гипноз” Ночного Шелка был магией Теневой Обители, древней и могущественной, перед которой любые человеческие техники выглядели детскими играми.

Ночной Шелк позволил себе лёгкую, чуть загадочную улыбку, словно доктор угадал маленький секрет:

– Вы весьма проницательны, доктор. Скажем так – я изучал воздействие на сознание с… различных сторон.

– Очень интересно, – протянул доктор Коулман, поглаживая бороду жестом, выдающим его профессиональное любопытство.

Хотя его традиционное медицинское образование заставляло относиться с подозрением к нетрадиционным методам, бессилие перед состоянием пациенток делало его более открытым к экспериментам. В конце концов, история медицины полна случаев, когда сомнительные поначалу методы оказывались прорывом в науке.

– Если это поможет мисс Эджертон, я был бы непротив понаблюдать за вашим методом, – добавил он, поправляя очки с той особой манерой, которая подчеркивала его намерение оценивать всё с научной точки зрения.

Он повернулся к воротам особняка, делая приглашающий жест:

– Позвольте проводить вас. Родители предупреждены о визите мистера Харрингтона и его дочери. Думаю, они не будут возражать против ещё одного… специалиста.

Они вошли в роскошный особняк, где каждая деталь кричала о богатстве и положении семьи Эджертон – мраморный пол холла, изысканные картины в тяжёлых золочёных рамах, хрустальная люстра, сверкающая множеством свечей. Ливрейный дворецкий принял их пальто и проводил в гостиную, где мебель красного дерева с бархатной обивкой и многочисленные фарфоровые безделушки создавали впечатление идеального викторианского благополучия.

Но за этим фасадом роскоши Далия, с её пробудившейся чувствительностью, ощущала напряжение и тревогу, пропитавшие сам воздух дома. Её новые магические чувства улавливали странные колебания энергии, словно где-то наверху находился источник, нарушающий естественное течение сил.

Ночной Шелк, казалось, был полностью поглощён изучением гравюр на стенах, но Далия заметила, как его пальцы слегка подрагивают, когда он касается декоративных предметов – он тоже что-то чувствовал, что-то знакомое и тревожное. Лишь мистер Харрингтон и доктор Коулман оставались слепы к скрытым течениям, хотя на лице отца читалось смутное беспокойство – первые признаки пробуждения его собственной дремлющей чувствительности.

Далия и Ночной Шелк переглянулись, бессловесно обмениваясь пониманием – оба чувствовали странные колебания энергии, исходящие сверху, из комнаты больной девушки. Магическое эхо пробуждённой силы, знакомое им обоим, но беспокойное, неустойчивое, как мелодия, исполняемая на расстроенном инструменте.

Тем временем доктор Коулман провёл группу в просторную гостиную, где их ожидали хозяева. Мистер Эджертон – крупный мужчина с благообразной седеющей бородой и подчёркнуто строгим выражением лица – и миссис Эджертон – хрупкая женщина с безупречной причёской и нервными движениями, выдающими её смятение под маской безупречных манер.

– Мистер и миссис Эджертон, – произнёс доктор с той особой смесью уважения и профессиональной уверенности, которая была его фирменным стилем, – как я и обещал, мистер Харрингтон и его дочь любезно согласились помочь своими знаниями в области лечебных трав. А это мистер Найтсилк, – он сделал паузу, словно сам не до конца определился, как представить неожиданного спутника, – специалист по… особым состояниям разума.

– Магнетизер? – выдал то же самое предположение отец Клары, его брови сошлись на переносице в выражении, сочетающем скептицизм старой школы и отчаяние человека, готового ухватиться за любую надежду.

Мистер Эджертон, с его безупречным сюртуком и строгим галстуком, воплощал образ консервативного джентльмена, для которого традиционные ценности и классическая медицина были основой мировоззрения. Его осанка и манера держаться выдавали человека, привыкшего контролировать всё в своей жизни – до того момента, когда загадочная болезнь дочери разрушила этот контроль.

Ночной Шелк учтиво кивнул с той безупречной любезностью, которая могла быть приобретена только веками практики:

– В некотором роде, – его голос звучал точно с той степенью уверенности и авторитета, которая должна была успокоить родителей, не вызывая при этом подозрений. – Я изучал воздействие разума на тело и духовные практики разных культур.

Одна миссис Эджертон не выразила сомнений и беспокойства по поводу познаний мистера Найтсилка – в её глазах, покрасневших от бессонных ночей и пролитых слёз, читалось лишь отчаянное, всепоглощающее материнское желание увидеть дочь здоровой. Сейчас ей было всё равно, что могло помочь её дочери. Лишь бы помогло.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – произнесла она с мягкостью, контрастирующей с напряжённой атмосферой дома. – Клара находится в своей комнате.

Она повела их к широкой дубовой лестнице, её осанка и движения выдавали безупречное воспитание, хотя сейчас это было лишь оболочкой, скрывающей глубокое горе. По дороге на второй этаж она то и дело утирала слезу кружевным платочком, не в силах сдержать эмоции, несмотря на все правила сдержанности и благопристойности, присущие её положению.

– С того момента, как мы нашли её… она словно не с нами, – тихо рассказывала миссис Эджертон, поднимаясь по ступеням. – Смотрит сквозь нас, говорит странные слова… А иногда её кожа… светится.

– Что это может быть за недуг? – вздыхала она, ведя их по широкому коридору второго этажа, украшенному семейными портретами и изящными пейзажами в тяжелых рамах. – Что сделали с моей девочкой?

Её голос задрожал, когда она остановилась перед резной дубовой дверью, ведущей в комнату дочери. Пальцы нервно теребили кружевной платочек, уже влажный от слез.

– Да и с другими девушками тоже – Элеанор Бэнкрофт, Оливия Уэст и Мэри Сазерленд, – перечислила она имена, которые теперь знал весь город. – Все из хороших семей, все воспитанные, благочестивые девушки. За что их постигло такое несчастье?

В её вопросе звучала не только материнская боль, но и глубинный страх – если даже строгое воспитание, молитвы и благопристойное поведение не защитили этих девушек, есть ли вообще какая-то защита от таинственных сил, нарушивших размеренное течение жизни Уэстфилда?

– Мы попробуем помочь и разобраться, – сказал доктор Коулман с профессиональной уверенностью, которая, впрочем, не вполне соответствовала его внутренним сомнениям.

Миссис Эджертон сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами, и распахнула перед ними дверь в комнату дочери. Они все вошли, и перед ними предстала картина, одновременно трогательная и тревожная.

Просторная, со вкусом обставленная комната молодой леди, с кружевными занавесками и элегантной мебелью из светлого дерева, выглядела почти обычно, если не считать одной детали – повсюду на полу, подоконниках и даже на столе росли крошечные голубые цветы, похожие на те, что находили на местах исчезновения девушек, но с примесью изумрудного оттенка.

На широкой кровати с балдахином лежала Клара Эджертон – хрупкая девушка с бледно-золотистыми волосами, распущенными по подушке, в белой ночной сорочке, выглядевшей слишком торжественно, почти как подвенечное платье. Её глаза были открыты, но взгляд казался расфокусированным, устремлённым куда-то далеко. А по её бледной коже пробегали слабые серебристо-зелёные узоры, то вспыхивающие, то затухающие, словно пульсирующие в такт невидимому сердцебиению.

Все, кроме Ночного Шелка и матери Клары, остолбенели при виде цветов. Доктор Коулман застыл на пороге, его медицинская сумка выскользнула из внезапно ослабевших пальцев, глаза расширились в выражении полного профессионального недоумения. Это явление выходило за рамки всех известных ему патологий, нарушало все законы природы, которым его учили в медицинской школе.

Джонатан Харрингтон прерывисто вздохнул, его лицо побледнело, а рука непроизвольно потянулась к карману, где лежал защитный амулет, полученный от матери много лет назад – инстинктивный жест человека, внезапно столкнувшегося с подтверждением древних страхов.

Далия же смотрела на Клару и цветы с иным выражением – не просто шока, но и узнавания. Серебристо-зеленые узоры на коже девушки были почти идентичны тем, что теперь украшали её собственное тело. Каждая вспышка магических символов на бледной коже Клары отзывалась эхом в её собственной крови, создавая странное чувство родства с этой незнакомой девушкой.

– Откуда эти… цветы? – изумленно произнёс доктор, его обычно уверенный голос дрогнул, превратившись почти в шёпот.

Он осторожно наклонился к ближайшему растению, растущему прямо из щели между паркетными досками, и потянулся к нему рукой, но тут же отдёрнул пальцы, словно опасаясь обжечься. Его научный ум лихорадочно искал рациональное объяснение явлению, которое нарушало все известные ему законы ботаники и медицины.

– Я… они просто появляются, – тихо ответила миссис Эджертон, в её голосе звучала смесь смирения и постоянного удивления. – Сначала один, потом больше. Мы пытались их убрать, но они вырастают снова. И, кажется, они… связаны с ней.

Последние слова она произнесла ещё тише, словно признание этой странной связи между дочерью и цветами было шагом в принятии реальности, которую её разум отказывался полностью осознавать.

Далия и Ночной Шелк обменялись быстрыми взглядами, полными понимания – цветы были физическим проявлением пробуждающейся магии земных фейри, неконтролируемым выбросом энергии из подсознания девушки, чья истинная природа раскрылась слишком внезапно.

– Вы знаете, что с этим делать? – поинтересовался доктор Коулман у своих спутников, его голос звучал необычно для человека его положения и профессии – в нём слышалась неуверенность и даже некоторая смиренность.

Этот вопрос, заданный с нотками просительности, знаменовал удивительный сдвиг – уважаемый городской врач, обычно излучающий непоколебимую уверенность в своих медицинских знаниях, теперь обращался за помощью к аптекарю, его дочери и загадочному джентльмену с нетрадиционными методами.

Глаза доктора Коулмана переходили от одного к другому, в них читалось профессиональное смирение человека, внезапно столкнувшегося с явлениями за пределами его понимания. Стетоскоп и ланцет оказались бесполезны перед лицом пульсирующих узоров на коже пациентки и сверхъестественных цветов, прорастающих сквозь паркет.

– Перед нами типичный выброс стихийной силы вследствие психического истощения, организм подключает неведомые нам ресурсы, чтобы восстановиться, – туманно ответил Ночной Шелк, его голос приобрёл интонации учёного лектора, объясняющего сложное явление несведущей публике.

Он приблизился к кровати с профессиональной уверенностью, изучая узоры на коже девушки с видом специалиста, который видел подобные случаи множество раз. Его фигура, элегантная и собранная, излучала компетентность, которая заставляла даже скептически настроенного доктора Коулмана внимательно слушать.

– В редких случаях, когда нервная система подвергается экстраординарному потрясению, – продолжил он, используя наукообразные термины, популярные среди прогрессивных медиков эпохи, – мы наблюдаем активацию древних жизненных сил, которые обычно пребывают в дремлющем состоянии. Эфирные флюиды, циркулирующие в организме, проявляются в форме видимых эманаций и даже материальных проекций, – он указал на странные цветы.

– Мы не должны мешать этому процессу, – добавил он, поднимая руку в предостерегающем жесте, когда доктор Коулман потянулся к своей сумке с лекарствами. – Нам нужно только… сбалансировать этот выброс и восстановить связь между сознанием Клары и нашей реальностью.

Он двигался по комнате с удивительной грацией, изучая странные цветы и прислушиваясь к чему-то, что могли уловить только его чувства. Каждый его шаг был рассчитан, взвешен, словно он вёл тонкую настройку невидимого инструмента.

– Видите ли, – продолжил он тоном профессора, объясняющего сложную теорию простыми словами, – разум мисс Эджертон сейчас находится в промежуточном состоянии между различными уровнями сознания. Она воспринимает мир… иначе. Наша задача – создать якорь, который поможет ей вернуться к обычному восприятию, не подавляя при этом естественные процессы восстановления.

– Понятно, – ответил доктор Коулман тоном, который обычно использовал на консилиумах, обсуждая сложные диагнозы с коллегами.

Однако его растерянный взгляд и слегка нахмуренные брови выдавали, что в действительности он ничего не понял из объяснений “мистера Найтсилка”. Но признание собственного непонимания было бы равносильно признанию профессиональной несостоятельности – непозволительная роскошь для уважаемого врача, особенно в присутствии отчаявшихся родителей.

– И как это сделать? – спросил он после паузы, стараясь, чтобы его голос звучал как профессиональное любопытство, а не признание беспомощности перед лицом необъяснимого явления.

Миссис Эджертон переводила взгляд с доктора на загадочного специалиста, готовая ухватиться за любую надежду, какой бы странной она ни казалась. В её глазах читалась та особая решимость матери, для которой не существует слишком необычных методов, если они могут помочь её ребёнку.

– В этом нам поможет мисс Харрингтон, – ответил Ночной Шелк, указав на Далию с той особой учтивостью, в которой уважение смешивалось с несомненной уверенностью в её способностях.

Далия выступила вперёд, её лицо выражало спокойствие и решимость, полностью соответствующие роли помощницы специалиста, хотя в глубине души она чувствовала странное волнение – впервые ей предстояло сознательно использовать свою новообретённую магию для помощи другой пробуждённой полукровке.

– Мистер Харрингтон же приготовит успокаивающие и восстанавливающие снадобья, они понадобятся позже, когда мисс Эджертон придёт в себя, – продолжил Ночной Шелк, обращаясь к аптекарю с профессиональным уважением коллеги.

Затем его взгляд переместился на доктора и родителей, приобретая ту особую интенсивность, которая, хоть и скрытая человеческой маской, содержала в себе древнюю силу убеждения:

– А сейчас я прошу оставить меня и мисс Харрингтон наедине с Кларой. Нам необходимо сосредоточиться, предстоит задача не из лёгких.

Лицо доктора выразило недоумение и профессиональную обеспокоенность – сама мысль о том, чтобы оставить пациентку без медицинского надзора в руках непонятного специалиста и молодой девушки противоречила всем правилам и протоколам, которым он следовал десятилетиями.

– Но позвольте, – начал он, поправляя очки нервным движением, – моя ответственность как лечащего врача…

Мистер Харрингтон неожиданно выступил вперёд, положив руку на плечо доктора в жесте, одновременно успокаивающем и настойчивом. В его глазах светилась уверенность человека, который после долгих лет отрицания наконец принял свою истинную природу и наследие.

– Вы можете доверять мистеру Найтсилку, – произнёс он с неожиданной твёрдостью, которая заставила всех присутствующих обратить на него внимание. – Он обладает редкими знаниями и талантами.

В этих простых словах содержалось нечто большее – негласное признание сверхъестественной природы “жениха” его дочери, молчаливое благословение и доверие к существу, которое в другое время и при других обстоятельствах могло бы внушать страх.

– Похоже, мистер Найтсилк знает, что делает, – с надеждой сказала миссис Эджертон, в её голосе слышалась та особая решимость матери, для которой благополучие ребёнка важнее любых условностей и медицинских протоколов.

Она подошла к кровати дочери, бережно поправила прядь волос на бледном лбу Клары, наклонилась и поцеловала её в щеку – простой, но пронзительный в своей нежности жест прощания, словно она отправляла дочь в далёкое путешествие.

– Оставим их, – произнесла она с неожиданной твёрдостью, которая, казалось, удивила даже её мужа. – Если есть хоть малейший шанс вернуть нашу Клару…

Она не закончила фразу, но её взгляд, переходящий от доктора к мужу, содержал безмолвную просьбу и непоколебимую материнскую решимость. Для неё странные цветы и светящиеся узоры на коже дочери были не научной загадкой или мистическим феноменом, а просто ещё одним препятствием, которое нужно преодолеть, чтобы вернуть ребёнка.

Все вышли, дверь закрылась с мягким щелчком, отрезая их от мира обычных людей и рациональных объяснений. В комнате словно стало легче дышать – три существа с кровью фейри наконец остались наедине, без необходимости притворства и полуправды.

Ночной Шелк повернулся к Далии, сбрасывая часть человеческой маски – его черты стали острее, движения – более текучими, а в глазах снова появились отблески звёздного неба.

– В общем-то, я сказал правду о состоянии Клары, только псевдонаучным языком, – произнёс он, и его голос приобрёл музыкальные обертоны, недоступные человеческому слуху. – Сейчас нам нужно вернуть её сознание и успокоить магический выброс.

Он приблизился к постели больной, жестом приглашая Далию встать с другой стороны. Странные цветы словно тянулись к ним обоим, их лепестки поворачивались, следуя за движениями.

– Как ты лечила птиц и животных, так придётся лечить и Клару, – продолжил он мягко, с доверием и уверенностью в её способностях. – Сострадание и желание помочь направят твою силу в нужное русло.

Далия приблизилась к постели девушки, ощущая странное смешение неуверенности и решимости. Она понятия не имела, что конкретно делать – никто не учил её искусству магического целительства, не давал инструкций по пробуждению сознания другой полукровки. Всё её обучение ограничивалось практическими знаниями об обычных травах и снадобьях.

Но ей действительно хотелось помочь – это чувство было искренним и глубоким, выходящим за рамки простого сочувствия. Она видела в Кларе отражение себя самой – девушку, внезапно столкнувшуюся с наследием, о котором не подозревала, с силой, которая могла как исцелить, так и разрушить.

Она осторожно взяла Клару за руку, и мгновенно произошло нечто удивительное – по коже девушки разбегались зелёные узоры, похожие на причудливые лозы и листья, и узоры самой Далии тотчас отозвались, вспыхнув серебристо-изумрудным светом. Ощущение было подобно слиянию двух инструментов в единую гармонию, двух рек в общее течение.

– Клара, – тихонько позвала она, вкладывая в это имя больше, чем просто звук – частицу своей пробуждённой силы, магический зов, способный проникнуть сквозь завесы между реальностями. – Ты меня слышишь? Вернись, Клара!

Её голос, обычно мягкий и мелодичный, приобрёл новое качество – глубину и резонанс, которые заставили воздух в комнате завибрировать, а странные цветы повернуться к ней, словно подсолнухи к солнцу. Серебристо-зелёные узоры на её коже ярко вспыхнули, их свет струился по её рукам, перетекая в тело Клары, создавая светящийся мост между двумя полукровками.

Ночной Шелк наблюдал с выражением сдержанного восхищения – он мог бы вмешаться, использовать свою древнюю магию, но интуитивно понимал, что здесь нужен именно дар Далии, её родство с пробуждающейся силой земных фейри. Его тени сгустились вокруг кровати, создавая защитный круг, оберегающий две хрупкие фигуры, соединённые мостом магического света.

– Клара! – продолжала звать Далия, её голос становился сильнее с каждым повторением имени, словно она находила в себе новые резервы магии, о существовании которых даже не подозревала.

Она крепче сжала руку девушки, и узоры на их коже слились в единую светящуюся сеть, охватывающую обеих. Это выглядело как живые, пульсирующие созвездия, движущиеся по невидимым орбитам – древняя магия земных фейри, которая текла в их венах, несмотря на разбавленность человеческой кровью, теперь пробуждалась и соединялась.

Странные цветы вокруг кровати начали светиться в такт этому пульсу, их лепестки раскрывались шире, выпуская тонкие нити светящейся пыльцы, которая поднималась в воздух и кружилась вокруг двух девушек, создавая дополнительный контур магической энергии.

Тени Ночного Шелка двигались вокруг них сложным узором, сдерживая и направляя эту стихийную силу, не позволяя ей расплескаться и причинить вред. Его лицо выражало напряжённую концентрацию – он служил якорем, удерживающим обеих полукровок в относительной безопасности во время этого опасного перехода между состояниями.

Веки Клары затрепетали – едва заметное движение, которое в обычных обстоятельствах могло бы остаться незамеченным, но сейчас, в атмосфере напряжённого магического контакта, показалось ярким сигналом пробуждения.

Далия почувствовала этот отклик всем своим существом – словно тонкая нить, натянутая между ними, внезапно завибрировала в ответ. Серебристо-зелёные узоры на их соединённых руках вспыхнули ярче, а цветы вокруг кровати качнулись, словно от порыва невидимого ветра.

– Она слышит, – прошептала Далия, не отрывая взгляда от лица Клары, где впервые за долгое время появились признаки осознанности – лёгкий румянец на бледных щеках, дрожание ресниц, едва заметное движение губ.

Ночной Шелк приблизился, его тени создавали вокруг них защитный кокон, сквозь который не могли проникнуть внешние влияния. Его взгляд был цепким и внимательным – он наблюдал за тонким балансом пробуждающихся сил, готовый вмешаться, если процесс выйдет из-под контроля.

– Клара, вернись! Мы ждем тебя! – в голосе Далии звучало сильное, почти первобытное чувство, древнее как сама земля и свежее как весенний дождь.

Она чуть сжала руку девушки – простой человеческий жест поддержки, который в контексте пробуждающейся магии приобрёл новое измерение. Через этот физический контакт текла живая энергия земных фейри, исцеляющая и возрождающая, взывающая к родственной силе внутри Клары.

Цветы вокруг кровати внезапно выпрямились, их стебли удлинились, а бутоны раскрылись полностью, выпуская облачка светящейся пыльцы. Узоры на коже обеих девушек пульсировали в унисон, словно две части одной магической системы, наконец нашедшие друг друга.

Реальность в комнате словно истончилась – на мгновение сквозь обычную обстановку проступили контуры иного мира: древний лес с серебристыми деревьями, цветущие луга под звёздным небом, кристальные ручьи, текущие по мшистым камням. Это было видение родины их предков, эхо Земных Садов, откуда происходила их магия.

Послышался слабый стон – первый человеческий звук, который Клара издала за долгое время. Её тело вдруг дёрнулось, как от электрического разряда, мышцы напряглись, спина выгнулась дугой, а пальцы конвульсивно сжались вокруг руки Далии.

– Сон… Не могу проснуться, – едва слышно сорвалось с её губ, слова были хриплыми, словно долго не использованными.

Узоры на её коже вспыхнули с новой интенсивностью, меняя цвет – от мягкого серебристо-зелёного к более яркому, почти нестерпимому изумрудному сиянию. Цветы вокруг кровати задрожали, некоторые начали увядать, другие, напротив, буйно разрастались, создавая хаотичную картину борьбы между различными состояниями бытия.

Ночной Шелк подался вперёд, его тени сгустились плотнее, создавая более мощный защитный барьер. Его лицо выражало напряжённую концентрацию – момент пробуждения был самым опасным, когда неконтролируемая магия могла вырваться наружу.

Ночной Шелк решительно приблизился и положил свою руку на лоб Клары. В момент соприкосновения под его ладонью возникло серебристое свечение – не теплое и живое, как магия Далии, а холодное и пронзительное, подобное лунному свету, прорезающему ночные тени.

– Твой разум свободен, Клара, – произнёс он, и его голос обрёл властные, почти гипнотические обертоны, которые, казалось, проникали не только через уши, но и сквозь саму кожу девушки. – Сон закончился!

Тени вокруг него извивались и перетекали, формируя сложный узор, который соединялся с серебристо-зелёными линиями на теле Клары. Две разные магические системы – древняя магия Теневой Обители и пробуждающаяся сила земных фейри – сплетались в единую сеть, создавая уникальное сочетание, способное преодолеть барьер между сознанием и бессознательным.

Клара снова дернулась, её тело напряглось, а затем внезапно расслабилось, словно невидимые нити, удерживавшие её в плену, были разом перерезаны. Её глаза открылись – не медленно, а резко, как у куклы, которую внезапно привели в движение.

Сначала в них не было ничего – лишь пустота, отражающая потолок комнаты без какого-либо осознания. Магические узоры на её коже начали меняться, становясь более упорядоченными, словно хаотичный поток наконец нашёл своё русло. Странные цветы вокруг кровати затрепетали, многие начали увядать, рассыпаясь в тонкую светящуюся пыльцу.

Постепенно бессмысленное выражение в глазах Клары уступило место непониманию – брови сдвинулись, в глазах промелькнула искра осознания, губы приоткрылись, словно готовясь задать вопрос. Она моргнула несколько раз, словно пытаясь сфокусировать взгляд на незнакомых лицах над ней.

– Что… что произошло? – едва слышно произнесла она, её голос был хриплым и слабым, словно не использовался очень долго. – А где… где рыцарь в серебряной маске?

Эти слова, произнесённые с детской растерянностью, заставили Далию и Ночного Шелка обменяться быстрыми, тревожными взглядами. Упоминание серебряной маски подтверждало худшие опасения – Изгои не просто держали девушек в плену, но и проникали в их сознание, создавая иллюзорные образы и воспоминания.

Клара попыталась приподняться на локтях, но сил не хватило, и она снова откинулась на подушки. Её взгляд блуждал по комнате, останавливаясь на увядающих цветах и незнакомых лицах с выражением глубокого замешательства. Узоры на её коже постепенно тускнели, становясь почти невидимыми, но не исчезая полностью – знак того, что её пробуждённая природа теперь была постоянной частью её существа.

– Этот был не рыцарь, Клара, – сказала Далия, её голос звучал мягко, но в нём проскальзывала решительная нота правды, которую нельзя было смягчить. – Это были твари из другого мира, которые похитили тебя и чуть не высосали твою душу.

Ночной Шелк бросил на Далию предостерегающий взгляд – слишком прямое объяснение могло шокировать только что пробудившийся разум Клары, создав новую травму. Но Далия интуитивно чувствовала, что полуправда и иносказания лишь продлят состояние замешательства.

Клара замерла, её глаза расширились от страха и недоверия. На мгновение магические узоры на её коже снова вспыхнули – инстинктивная защитная реакция на опасность. Её пальцы судорожно сжались на руке Далии, словно ища поддержки в этом новом, пугающем понимании.

– Но… он был таким красивым… Такой добрый… – пробормотала она, и в её глазах блеснули слёзы смятения, когда иллюзорный мир, созданный Изгоями, начал разрушаться в её сознании.

– Это был только морок. Мы еле спасли тебя, – ответила Далия, её голос был твёрдым, но не лишённым сострадания.

Она крепче сжала руку Клары, передавая через это прикосновение не только человеческую поддержку, но и тонкую струйку успокаивающей магии земных фейри – силу, которая помогала растениям расти и раненым животным исцеляться.

Клара вздрогнула, словно от физического удара, когда правда начала проникать сквозь завесу иллюзий, созданных Изгоями. Её лицо исказилось от боли понимания – прекрасный рыцарь в серебряной маске, волшебные сады под вечными звёздами, обещания бессмертной любви… всё это было лишь приманкой, искусной ловушкой для её жизненной силы.

– Но я помню… помню столько всего… – прошептала она, слёзы текли по её щекам, оставляя блестящие дорожки. – Как это может быть неправдой?

– Также, как и любой другой сон, – ответил Ночной Шелк, его голос приобрёл неожиданную мягкость, словно тёмное бархатное покрывало, укутывающее дрожащие плечи. – Только от обычного сна вы просыпаетесь, а от этого… вы могли бы и не проснуться.

Он приблизился к кровати, его движения были осторожными, рассчитанными, чтобы не напугать травмированную девушку. В свете лампы его лицо казалось почти человеческим – маска мистера Найтсилка вернулась на место, скрывая нечеловеческую природу под обликом заботливого врача.

– И кроме вас пострадали ещё три девушки. Все они стали жертвами тех же злых созданий, – добавил он, давая Кларе понять, что она не одинока в своём испытании. – Элеанор, Оливия и Мэри. Они сейчас проходят через то же пробуждение.

Последние магические цветы вокруг кровати окончательно рассыпались в тонкую светящуюся пыль, которая медленно таяла в воздухе – знак того, что стихийный выброс магии закончился, а сила Клары начинала обретать равновесие.

– Также, как и любой другой сон, – ответил Ночной Шелк, его голос приобрёл неожиданную мягкость, словно тёмное бархатное покрывало, укутывающее дрожащие плечи. – Только от обычного сна вы просыпаетесь, а от этого… вы могли бы и не проснуться.

Он приблизился к кровати, его движения были осторожными, рассчитанными, чтобы не напугать травмированную девушку. В свете лампы его лицо казалось почти человеческим – маска мистера Найтсилка вернулась на место, скрывая нечеловеческую природу под обликом заботливого врача.

– И кроме вас пострадали ещё три девушки. Все они стали жертвами тех же злых созданий, – добавил он, давая Кларе понять, что она не одинока в своём испытании. – Элеанор, Оливию и Мэри ещё предстоит привести в чувство и вылечить. Но теперь, когда мы знаем, как это сделать, это будет проще.

Последние магические цветы вокруг кровати окончательно рассыпались в тонкую светящуюся пыль, которая медленно таяла в воздухе – знак того, что стихийный выброс магии закончился, а сила Клары начинала обретать равновесие.

– А вы кто? – Клара приподнялась на подушках, её голос окреп, в нём появились нотки не только смятения, но и настороженности.

Страх придал ей сил, и теперь она внимательно изучала лица своих спасителей – молодую женщину с каштановыми волосами и странно светящимися глазами и элегантного мужчину, чья красота казалась почти нереальной. Её взгляд блуждал по их лицам, по комнате, пытаясь найти точку опоры в реальности, которая становилась всё более запутанной.

– Что здесь происходит? – она с изумлением смотрела, как тают последние цветы, рассыпаясь в сверкающую пыль. Один цветок исчез прямо у неё на глазах, оставив лишь слабый отпечаток на паркете – словно доказательство того, что он действительно существовал.

Её пальцы непроизвольно коснулись собственной кожи, где всё ещё тускло мерцали магические узоры – новая часть её существа, которую она ещё не осознавала, но уже чувствовала.

– Я – Далия Харрингтон, дочь аптекаря, – представилась Далия, стараясь, чтобы её голос звучал обыденно и успокаивающе, словно это была обычная встреча, а не пробуждение от магического плена. – А это, – она указала на фейри, позволив себе лёгкую улыбку, в которой читалась и гордость, и странная робость, – мой жених Эдвард Найтсилк. Мы пришли помочь и вылечить тебя.

Произнося слово “жених”, она всё ещё ощущала его новизну и необычность, но теперь уже без того смущения, которое испытывала раньше. События последних дней изменили её представление о себе и о мире настолько, что традиционные условности казались теперь второстепенными.

Ночной Шелк слегка поклонился, его движения были отточены до совершенства – безупречный джентльмен, представляющийся даме. Только в глубине его глаз мерцало нечто, выдающее его нечеловеческую природу, но заметить это мог лишь тот, кто уже был знаком с миром за пределами обычной реальности.

– Вылечить… значит, я была больна? И этот сон… – Клара явно пыталась собраться с мыслями, её пальцы нервно комкали краешек тонкого покрывала.

Воспоминания о серебряном рыцаре и волшебных садах уже начинали блекнуть в её сознании, как это часто случается со снами после пробуждения, но чувство потери было реальным и болезненным. Она смотрела на своих спасителей с выражением человека, который отчаянно хочет верить в простое, понятное объяснение.

– Мне всё привиделось, – произнесла она наконец, и это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение.

На её лице отражалась внутренняя борьба – часть её жаждала принять удобную ложь о болезни и бреде, позволяющую вернуться к нормальной жизни, но другая часть, та, где теперь пульсировала пробуждённая магия земных фейри, чувствовала более глубокую правду.

– Ты постепенно разберёшься, – сказала Далия с доброй улыбкой, в которой читалось понимание смятения Клары. – А сейчас надо порадовать твоих родителей, они ужасно переживали!

Она осторожно помогла Кларе приподняться, поправила её растрёпанные золотистые волосы и расправила складки на её ночной сорочке – простые, заботливые жесты, возвращающие ощущение нормальности и человеческого тепла после сверхъестественного опыта.

Ночной Шелк отступил к двери, принимая ещё более человеческий вид – его движения стали менее текучими, черты лица чуть грубее, глаза утратили звёздное мерцание. Он превращался в мистера Найтсилка, респектабельного специалиста, успешно помогшего пациентке.

– Позже, когда ты окрепнешь, мы расскажем тебе больше, – тихо добавила Далия, заметив, как последние серебристо-зелёные узоры на руках Клары медленно впитываются в кожу, становясь невидимыми, но не исчезая полностью. – О том, что на самом деле с тобой произошло, и о том, что… изменилось.

Клара, еще не понимая, о чем речь, покорно кивнула. В её взгляде читалось странное смешение чувств – остаточный страх, замешательство, благодарность и глубокая усталость. Она была подобна человеку, вырванному из одного мира и брошенному в другой, пытающемуся найти точку опоры в реальности, которая уже никогда не будет прежней.

Далия ободряюще сжала её руку последний раз, мысленно обещая вернуться и помочь освоиться с пробудившейся магией, а затем подошла к двери. Она на мгновение замерла, словно готовясь к переходу из интимного мира магического исцеления в обычную реальность с её условностями и объяснениями.

Глубоко вздохнув, она открыла дверь, за которой, несомненно, ждали встревоженные родители Клары, доктор Коулман и её собственный отец – люди, которым предстояло увидеть результат без полного понимания процесса, приведшего к нему.

Вид пришедшей в себя Клары привел всех в необычайное волнение. Родители, доктор Коулман и мистер Харрингтон, ожидавшие в коридоре, вмиг оказались в комнате, их лица выражали целую гамму эмоций – от недоверия до ликования.

Миссис Эджертон, увидев дочь сидящей в постели с ясным, осмысленным взглядом, издала пронзительный вскрик и прижала руки к груди. Её лицо, обычно бледное и строгое, вдруг залилось румянцем, а глаза закатились – она едва не лишилась чувств на радостях. Мистер Эджертон, всегда сдержанный и представительный, теперь неуклюже суетился вокруг жены, поддерживая её обмякшее тело.

Доктор Коулман, сохраняя профессиональное достоинство, но с явным изумлением на лице, поспешно достал из своего саквояжа маленький флакон с нюхательной солью и передал его мистеру Эджертону, который поднес резко пахнущий кристалл к ноздрям супруги. Миссис Эджертон вздрогнула, застонала и распахнула глаза, в которых теперь читалось только одно желание – обнять свою вернувшуюся дочь.

– Благодарю тебя, Боже! – воскликнула миссис Эджертон, голос её дрожал от непомерного облегчения и радости.

Она бросилась к дочери, практически упав на край кровати, и заключила Клару в объятия, словно боялась, что та может снова исчезнуть. Слёзы струились по её щекам, капая на ночную сорочку дочери, а руки лихорадочно ощупывали лицо и плечи девушки, как будто проверяя, действительно ли она реальна.

Пока семейная сцена разворачивалась с присущей ей эмоциональностью, доктор Коулман, стоявший у порога с открытым медицинским саквояжем, повернулся к Далии и Ночному Шелку. Его лицо выражало профессиональное изумление, смешанное с плохо скрываемым научным любопытством.

– Я впечатлен! – произнёс он тихо, чтобы не мешать воссоединению семьи. В его глазах читалось уважение человека науки, столкнувшегося с результатами, которые противоречат всем его предыдущим знаниям. – И очень жалею, что не мог видеть ваших действий!

Пока воссоединение семьи Эджертон продолжалось, а доктор Коулман засыпал “мистера Найтсилка” восторженными вопросами о его методе лечения, пытаясь облечь сверхъестественное в знакомые научные термины, мистер Харрингтон сохранял молчание. Однако его лицо было подобно открытой книге – смесь гордости за дочь, благоговения перед свершившимся чудом и глубокой, тревожной задумчивости.

Улучив момент, когда всеобщее внимание было приковано к Кларе, он осторожно отвел дочь в дальний угол комнаты, подальше от остальных. Его движения были ненавязчивыми, но решительными – как человека, который наконец готов взглянуть правде в глаза.

– Мистер Найтсилк – такой же, как мы? – тихо спросил он, его голос был едва слышен даже для Далии. В его глазах читалась проницательность человека, начинающего видеть сквозь завесу иллюзий. – В нём течет кровь фейри?

Далия улыбнулась уголками губ – не широко и радостно, а с той особой интимностью, которая возникает между близкими людьми, делящимися важной тайной. Её глаза встретились с глазами отца, в них читалась решимость больше не скрывать правду.

– Мистер Найтсилк – фейри, – произнесла она тихо, но чётко, каждое слово прозвучало с особой значимостью. – Не полукровка, как мы. Настоящий фейри из Теневой Обители. Будет лучше, если ты это наконец-то узнаешь.

Мистер Харрингтон застыл, его лицо на мгновение стало неподвижным, словно маска. Затем волна эмоций промелькнула в его глазах – шок, страх, недоверие и, наконец, странная смесь смирения и понимания. Он бросил быстрый взгляд через плечо на элегантного “мистера Найтсилка”, который сейчас с безупречной учтивостью объяснял что-то доктору Коулману, и словно увидел его заново.

– Ты мне всё расскажешь! – затем сказал он с отцовской решительностью, его голос, хоть и тихий, звучал с той особой настойчивостью, которую Далия помнила с детства, когда отец не принимал возражений. – Вы мне оба всё расскажете! Кем бы ни был твой жених, я не желаю, чтобы от меня ещё что-то скрывали!

В его словах слышалась не угроза, а скорее требование равноправия в этой новой реальности, которая раскрывалась перед ним. Долгие годы он пытался защитить свою семью, отрицая их истинную природу, но теперь, когда завеса спала, он жаждал полного понимания.

Далия кивнула, ощущая странное облегчение – больше не нужно будет изобретать отговорки, скрывать свои способности или маскировать истинную природу их с Ночным Шелком отношений. Утренний свет, пробивающийся сквозь занавески, словно символизировал начало новой эпохи открытости в их семье.

Потом Эджертоны, переполненные благодарностью и радостью, настойчиво уговаривали их остаться на ужин. Отказаться было невежливо, хотя Далия чувствовала, как магическое истощение начинает сказываться, а Ночной Шелк стоически поддерживал человеческий облик, хотя это явно требовало от него усилий после интенсивного магического вмешательства.

Ужин затянулся – бесконечные тосты за выздоровление Клары, за удивительное мастерство “мистера Найтсилка”, за семью Харрингтон. Приглашённый священник произносил благодарственные молитвы, не подозревая, что настоящее чудо имело мало общего с божественным провидением.

Поэтому Далия, Ночной Шелк и её отец вернулись домой совсем поздно, когда на улицах Уэстфилда уже не было ни души, а газовые фонари отбрасывали длинные тени на пустую мостовую. Тихо отворив дверь семейного дома, они обнаружили, что Томас уже давно спал, а их встретила миссис Харрингтон – обеспокоенная, но терпеливая, с тысячей вопросов, застывших на губах.

Отец Далии коротко рассказал о том, что случилось – о чудесном пробуждении Клары, о восторге семьи Эджертон, о тёплом приёме и затянувшемся ужине. Он говорил с новой уверенностью, его взгляд время от времени задерживался на “мистере Найтсилке” с нескрываемым любопытством человека, который наконец начал видеть истинную природу существа, стоящего перед ним.

Миссис Харрингтон слушала с тревожным вниманием, её глаза переходили от мужа к дочери и её таинственному жениху, словно пытаясь разгадать недосказанное в их лицах и жестах. Она чувствовала, что произошло нечто большее, чем простое исцеление, но была достаточно мудра, чтобы не требовать объяснений среди ночи.

– Остальные объяснения оставим на завтра, – произнёс наконец мистер Харрингтон, заметив, как Далия пытается скрыть зевок, а “мистер Найтсилк” стоит слишком неподвижно, словно сохраняя силы. – Всем нам нужен отдых после такого… необычного дня.

Все разошлись по комнатам, унося с собой размышления об удивительном дне и предвкушение завтрашних откровений. Поднимаясь по лестнице, Далия ощущала приятную усталость – не изнуряющую, а глубокую и удовлетворяющую, как после хорошо выполненной работы.

Ночной Шелк – уже как обычно – ждал Далию наверху. Его фигура вырисовывалась в лунном свете, проникающем сквозь занавески, он стоял у окна, изучая ночной Уэстфилд с тем странным выражением, которое бывает у путешественника, наблюдающего чужой, но всё более знакомый край.

Когда они легли, его руки нежно обвились вокруг её талии, холодные и тёплые одновременно, как всегда. Серебристые узоры на их коже тускло светились в темноте, переплетаясь и соединяясь там, где соприкасались их тела.

– Я всегда буду рядом, – произнёс он тихо, его голос звучал как обещание, скрепленное чем-то более глубоким, чем обычные человеческие клятвы.

Далии подумалось, что их ночи уже похожи на супружеские, не просто тайные встречи любовников, а нечто более постоянное, глубокое и открытое – союз двух существ из разных миров, нашедших друг в друге отражение собственной сущности.

Утром, когда первые лучи солнца окрасили столовую Харрингтонов в тёплые тона, семья собралась за завтраком. Томас, единственный полностью исключенный из тайны, с энтузиазмом поглощал овсянку, между укусами засыпая сестру вопросами о “чудесном докторе Найтсилке” и его методах лечения.

Далия и отец, обменявшись понимающими взглядами, рассказали миссис Харрингтон всё ещё раз – о состоянии Клары, о применённых методах, о благодарности семьи Эджертон. Их рассказ был тщательно отредактирован – опущена часть о истинном происхождении Ночного Шелка как существа из мира фейри и о магических вмешательствах, которые привели к исцелению.

– Мистер Найтсилк использовал особый метод… гипнотического воздействия, – объяснял мистер Харрингтон, подбирая слова с осторожностью человека, идущего по тонкому льду. – А Далия помогала своими знаниями о травах, которые успокаивают нервную систему.

– Я так рада за мисс Эджертон! – восклицала мать Далии, её лицо светилось искренним облегчением. – Бедная Маргарет Эджертон, я видела её в церкви каждое воскресенье, молящуюся со слезами на глазах. Какое счастье, что к ней вернулась дочь!

Она разливала чай по чашкам с той особой грацией, которая была присуща хозяйкам дома даже в моменты волнения. Утренний свет играл на серебряном чайнике, создавая причудливые узоры на белой скатерти – почти как магические символы, которые Далия теперь видела на своей коже.

– Надо помочь и остальным девушкам, – продолжила миссис Харрингтон, передавая мужу чашку. – Их семьи, должно быть, испытывают такие же мучения. Если метод мистера Найтсилка действительно работает, это было бы настоящим благословением для всего Уэстфилда.

Немного позже, когда колокольчик над дверью аптеки Харрингтонов возвестил о новом посетителе, мистер Харрингтон поднял взгляд от склянок с настойками и увидел доктора Коулмана, входящего с видом человека, обуреваемого научным энтузиазмом.

– Мистер Харрингтон! – доктор Коулман поспешил к прилавку, не обращая внимания на других посетителей аптеки. Его обычная сдержанность уступила место почти юношескому возбуждению. – Чудесные новости! Я только что осмотрел мисс Эджертон. Улучшение поразительное – никаких признаков прежнего состояния!

Он наклонился ближе, понизив голос до полушепота:

– Я настаиваю, чтобы мы как можно скорее применили метод мистера Найтсилка к остальным девушкам. Такие результаты! – он покачал головой с выражением профессионального восхищения. – Кстати, где он? Я страстно желаю обсудить с ним некоторые научные аспекты его метода лечения.

Далия усмехнулась про себя, наблюдая за доктором Коулманом – его искреннее научное воодушевление было одновременно трогательным и комичным. Уважаемый медик искал рациональное объяснение явлению, которое выходило далеко за пределы человеческой науки, пытаясь втиснуть магию фейри в привычные медицинские концепции вроде “гипнотического воздействия” и “нервных флюидов”.

Отец же – во время обеда, когда они остались наедине в уютной столовой, защищенные от любопытных ушей – вернулся к их разговору. Он отложил столовые приборы и посмотрел на дочь с новой прямотой, словно наконец-то готов был узнать полную правду, какой бы странной она ни оказалась.

– Я хочу знать всё, – произнес он тихо, но твердо. – Всё о мистере Найтсилке и его связи с тобой. Кто он на самом деле? Откуда пришел? Чего хочет от тебя?

Далия рассказала всё честно – о встрече с Черным Шелком, о его помощи в спасении девушек, о пробуждении её собственной магии, о мире фейри с его четырьмя королевствами и древней силой. Она говорила о разломе между мирами, о Изгоях и о том, как они вместе закрыли портал. Она умолчала только об их близости и ночных встречах – некоторые тайны остаются личными даже в момент величайшей откровенности.

Отец выслушал всё молча, его лицо становилось всё более напряжённым по мере того, как Далия описывала их ночное приключение в особняке Мортимеров. Когда она дошла до рассказа о противостоянии с Изгоями, его пальцы сжались на столовых приборах так сильно, что костяшки побелели, а в глазах промелькнул неприкрытый ужас.

Едва Далия закончила свой рассказ, он не выдержал. Весь его самоконтроль, всё показное спокойствие рухнули под тяжестью осознания опасности, которой подвергалась его дочь.

– Ты могла погибнуть! – голос его, обычно сдержанный, сейчас звучал почти как крик. Он вскочил со стула, с грохотом отодвинув его. – О чём вы вообще думали!

Его лицо, обычно спокойное и рассудительное, теперь исказилось от смеси страха и гнева – типичная реакция родителя, внезапно осознавшего, что ребёнок оказался на краю гибели. Это был не просто гнев на неразумное поведение, а глубинный, первобытный страх отца, который мог потерять дочь.

– Ты могла закончить, как твоя бабушка! – бушевал он, его лицо покраснело от гнева и страха, а руки дрожали, когда он провел ими по волосам в жесте крайнего отчаяния. – О чём думал этот твой Ночной Шелк?! Видишь, от фейри одни неприятности!

Его последние слова прозвучали с горечью человека, для которого мир волшебства всегда ассоциировался с потерей и болью. Воспоминания о матери, её исчезновении после попытки закрыть разлом много лет назад, всё это время таились под поверхностью его сознания, и теперь вырвались наружу как давно сдерживаемый поток.

Далия поднялась со своего места, её глаза вспыхнули решимостью, а в голосе появились новые нотки – уже не робкой дочери, а молодой женщины, осознавшей свою силу и место в мире.

– Не только неприятности! – возразила она твёрдо. – Мы спасли девушек! И Ночной Шелк с Пепельным Листом – настоящие воины…

Она подошла ближе к отцу, её лицо смягчилось, когда она поняла истинную причину его страха.

– Если бы у бабушки были такие спутники, ничего бы не случилось!

– Я сотру твоего жениха в порошок, как только он появится! – заявил мистер Харрингтон, его голос звенел от эмоций, руки сжались в кулаки. Обычно сдержанный аптекарь сейчас больше напоминал разъярённого медведя, защищающего своё потомство. – И ему не поможет даже его магия!

Эта угроза, произнесённая человеком средних лет против древнего и могущественного существа из иного мира, могла бы показаться комичной, если бы не яростная решимость, светившаяся в его глазах. Пробуждающаяся магия в его собственной крови реагировала на эмоциональную бурю – несколько склянок на ближайшей полке задрожали, а огонь в камине вспыхнул ярче на мгновение.

Было что-то глубоко трогательное в этом проявлении отцовской защиты – человек, сознающий своё относительное бессилие перед сверхъестественным, но всё равно готовый противостоять любой угрозе ради своего ребёнка.

– Это серьезная угроза, мистер Харрингтон, – внезапно раздался голос теневого фейри, звучащий одновременно отовсюду и ниоткуда, глубокий и мелодичный, наполняющий воздух вибрациями иного мира.

Тени в углу комнаты сгустились, задвигались противоестественным образом, словно обретая собственное сознание, а затем потекли к центру подсобки, где обедали Далия и её отец. Они переплетались, уплотнялись, формируя сначала силуэт, а затем и полноценную фигуру.

Ночной Шелк соткался из теней прямо посреди аптекарской подсобки – не в своём человеческом облике “мистера Найтсилка”, а в истинной форме фейри Теневой Обители, с более острыми чертами лица, сияющими звёздами в глазах и серебристыми узорами, пульсирующими на коже.

– Кто же тогда вылечит остальных пленниц? – продолжил он, его голос звучал мягко, но с несомненной силой за каждым словом. – Кто склеит разбитое сердце вашей дочери?

Он встал рядом с Далией, по коже обоих побежали сверкающие узоры – серебристые линии Ночного Шелка переплетались с серебристо-зелёными символами Далии, создавая единый рисунок, визуальное проявление их союза и общей магической сущности.

И в этот момент произошло то, что не ожидал никто – на руках мистера Харрингтона проступили линии света. Сначала едва заметные, как тонкие серебристые прожилки под кожей, затем всё более яркие, формирующие узоры, похожие на те, что украшали кожу его дочери, но более приглушённые, словно покрытые патиной времени.

Аптекарь замер, глядя на свои руки с выражением абсолютного изумления и странного, почти детского восторга. Пробуждённая магия, которую он так долго подавлял, отрицал и скрывал, теперь проявлялась физически, отзываясь на присутствие более сильных магических существ.

Отзывалась она и на эмоциональное потрясение, которое испытывал мистер Харрингтон. Вся сдержанность скромного аптекаря улетучилась в эти минуты – десятилетия самоконтроля, годы отрицания собственной природы рухнули под натиском пробуждающейся магии.

Склянки на полках задрожали сильнее, некоторые подпрыгнули, несколько упало и разбилось. Сухие травы, развешанные для просушки под потолком, внезапно ожили – засохшие цветы распустились, стебли зазеленели, наполняя комнату ароматом весеннего луга.

Лицо мистера Харрингтона преобразилось – морщины разгладились, глаза засияли молодым блеском, а в седеющих волосах словно проступили отблески золота. На мгновение он выглядел так, будто сбросил двадцать лет, вернувшись к тому возрасту, когда впервые осознанно подавил свою магическую природу.

– Отец! – изумленно выдохнула Далия, её глаза расширились от потрясения и трепета.

Всю свою жизнь она видела в нём сдержанного, рационального аптекаря – человека науки и порядка, хоть и обладающего необычным чутьём к травам. Теперь же перед ней стоял кто-то другой – или, скорее, та версия её отца, которая всегда существовала глубоко внутри, подавленная годами отрицания.

Она инстинктивно протянула руку, и серебристо-зелёные узоры на её коже отозвались на родственную магию отца, создавая тонкие нити света, соединяющие их – визуальное проявление семейного наследия, которое теперь невозможно было отрицать или скрывать.

Ночной Шелк отступил на шаг, давая пространство этому семейному моменту, его лицо выражало уважение и понимание значимости происходящего.

– В Уэстфилде полно потомков земных фейри, как вижу, – только и усмехнулся Ночной Шелк, его голос звучал с оттенком древнего знания и лёгкой иронии.

В этой простой фразе содержалось глубокое откровение – маленький провинциальный город, казавшийся таким обычным, на самом деле был убежищем для множества полукровок с наследием фейри, большинство из которых даже не подозревали о своей истинной природе. Возможно, именно поэтому Изгои выбрали Уэстфилд для своей охоты – город был богат той силой, которую они стремились похитить.

Мистер Харрингтон перевёл взгляд с собственных светящихся рук на фейри, и на его лице отразилась странная смесь эмоций – недоверие, уступающее место пониманию, гнев, смягчаемый любопытством, страх, перерастающий в смиренное принятие.

– Учтите, Ночной Шелк или как вас там, если вы причините хоть малейший вред моей дочери или втянете её в опасную авантюру, достану вас из-под земли! – всё ещё сердито произнёс мистер Харрингтон, его голос дрожал от эмоций.

Несмотря на пробудившуюся магию, несмотря на очевидную разницу в силе между ним и древним фейри, в нём говорил прежде всего отец, готовый защищать своё дитя любой ценой. Узоры света на его руках вспыхнули ярче в ответ на эмоциональный всплеск, а воздух вокруг него наполнился едва уловимым ароматом луговых трав – проявление его подсознательной связи с природой.

Ночной Шелк не усмехнулся и не разгневался в ответ на эту угрозу. Вместо этого он сделал то, чего никто не ожидал – глубоко и почтительно поклонился аптекарю, признавая его право как отца и силу его пробуждающегося дара.

– Я намереваюсь сделать счастливой вашу дочь и всегда защищать её, как и поклялся однажды, – просто ответил он, выпрямляясь после глубокого поклона.

В его голосе не было ни обиды на угрозу, ни снисхождения, только прямота и достоинство существа, для которого данное слово имеет вес большей, чем для смертных. Серебристые узоры на его коже пульсировали в такт словам, словно визуально подкрепляя клятву.

– И как вы считаете, мы сможем обойтись без излишней шумихи в городке, когда мы поженимся с Далией в конце этого месяца?

Эти слова, произнесённые с деловитой непосредственностью, заставили мистера Харрингтона растеряться. Одно дело – абстрактная угроза жениху дочери, и совсем другое – конкретное обсуждение свадьбы, даты и практических вопросов. Его лицо выразило сложную смесь эмоций – от шока до невольного признания реальности происходящего.

Далия же стояла с раскрытым ртом, застигнутая врасплох не меньше отца. Они с Ночным Шелком еще не обсуждали особенности их свадьбы в мире людей – все разговоры о союзе касались преимущественно магической связи и возможного будущего в Теневой Обители.

Серебристо-зеленые узоры на её коже отразили её эмоциональное состояние, вспыхнув ярче в местах, близких к сердцу. Она не ожидала, что всё произойдет так скоро, ибо конец месяца был уже не за горами – всего две-три недели на подготовку церемонии, которая в обычных обстоятельствах планировалась бы месяцами.

В глазах Далии читалось удивление, смешанное с трепетным волнением, и она бросила на Ночного Шелка взгляд, полный невысказанных вопросов. Для существа, живущего веками, несколько недель могли казаться мимолетным мгновением, но для смертной девушки предложенный срок означал стремительный водоворот событий.

Ночной Шелк поймал её изумлённый взгляд и снова знакомо подмигнул ей – тот самый жест, удивительно человеческий для существа его природы, который он уже показывал ей ранее. В этом простом движении содержалось столько информации – и заговорщическое “доверься мне”, и игривое “я всё продумал”, и даже лёгкое “прости за сюрприз”.

По всему было видно, что ему нравилось удивлять её – вызывать эти моменты чистого, неподдельного изумления, когда все маски и условности спадали, обнажая истинные эмоции. Возможно, для существа, прожившего столетия среди интриг и сложных игр Теневой Обители, такая искренняя реакция была редким и ценным сокровищем.

Мистер Харрингтон, не упустивший этот обмен взглядами, хмыкнул с выражением, в котором раздражение смешивалось с невольным признанием – как бы ему ни хотелось противиться, он начинал понимать, что между его дочерью и этим существом из легенд существует настоящая связь.

– Вечером отправимся к Сазерлендам, – сказал Ночной Шелк, легко переходя от темы свадьбы к более насущным вопросам с той особой практичностью, которая казалась неожиданной для существа из легенд. – Их дочь в похожем состоянии, в каком была Клара, только она хотя бы изредка приходит в себя. Доктор Коулман весь в нетерпении.

Он говорил деловито, словно обсуждал обычный визит к пациенту, а не магическое вмешательство, способное изменить судьбу девушки. Серебристые узоры на его коже постепенно тускнели, словно он сознательно приглушал проявления своей нечеловеческой природы, возвращаясь к более привычному для семьи Харрингтон облику.

– Что касается свадьбы, устроим скромное торжество, – добавил он с дипломатической учтивостью, делая акцент на слове “скромное”, словно понимая, что это успокоит мистера Харрингтона. – Без излишнего внимания со стороны жителей Уэстфилда. Только близкие и необходимые свидетели.

Вечером того же дня в просторной спальне особняка Сазерлендов разворачивалась удивительная сцена. Мэри Сазерленд – хрупкая девушка с соломенными волосами и россыпью веснушек на бледном лице – лежала в постели, окруженная теми же странными голубовато-зелеными цветами, что росли вокруг постели Клары.

Однако в отличие от первой пациентки, состояние Мэри оказалось менее тяжелым – её глаза время от времени фокусировались на окружающем мире, губы шевелились, произнося бессвязные фразы. Серебристо-зеленые узоры на её коже были более упорядоченными, словно её магия уже начала самостоятельный процесс исцеления.

Мэри Сазерленд пришла в себя куда быстрее Клары. Ночному Шелку даже не пришлось прибегать к своей магии – хватило и призыва Далии, её голоса, наполненного силой пробудившейся земной фейри, её прикосновения, создавшего мост между двумя полукровками.

За дверью спальни доктор Коулман весь извелся от любопытства, поминутно заглядывая в комнату через чуть приоткрытую дверь. Когда Мэри открыла глаза и ясным голосом спросила, где она находится, доктор не выдержал и ворвался в комнату, натягивая на ходу профессиональную маску спокойствия, но его глаза лихорадочно блестели от желания понять механизм этого “медицинского чуда”.

– Позвольте мне присутствовать в следующий раз при ваших магнетических опытов, – обратился доктор Коулман к Ночному Шелку, его обычно сдержанный профессиональный тон сменился почти мальчишеским энтузиазмом.

Он подошел ближе, понизив голос так, чтобы родители Мэри, обнимающие дочь у постели, не могли расслышать. Его глаза лихорадочно блестели, а руки нервно сжимали потертый кожаный саквояж.

– Я бы хотел написать статью для “Медицинского обозрения Дэйвуда” – это будет настоящая бомба в мире медицины! – он уже видел себя знаменитым, представлял аплодисменты коллег и восторженные отзывы в научном сообществе Эльмара. – Возможно, это начало новой эры в понимании нервных расстройств и лечении умственных помрачений!

Далия чуть не прыснула со смеху, представив статью в медицинском журнале, описывающую магию фейри терминами месмеризма и нервных флюидов. Уголки её губ дрогнули, и она быстро прикрыла рот ладонью, боясь нарушить серьёзность момента.

Но первоначальное веселье быстро сменилось лёгкой тревогой, прокравшейся в её сердце как тонкий холодок. Доктор Коулман оказался уж слишком любопытен, его научный энтузиазм граничил с одержимостью. Она заметила, как он украдкой достал из кармана маленький блокнот и карандаш, делая поспешные заметки, когда думал, что никто не видит.

Что если он начнёт действительно расследовать явление? Что если его амбиции приведут к открытию, которое поставит под угрозу существование фейри и полукровок в Уэстфилде? История знала немало случаев, когда наука и суеверия объединялись в охоте на “ведьм” и “чудовищ”.

– С сожалению, мистер Коулман, мой метод требует большой концентрации и минимального соприкосновения с психической энергией других людей, – сказал Ночной Шелк. Его голос звучал уверенно и веско.

Он принял позу эксперта, объясняющего сложные концепции несведущему, хотя и образованному слушателю. В его манере говорить появились интонации университетского профессора – неторопливые, авторитетные, не допускающие возражений.

– Присутствие медицинского наблюдателя, особенно с таким активным научным интересом как у вас, неизбежно создаст интерференцию эфирных полей, – он сделал плавный жест рукой, словно указывая на невидимые энергетические потоки. – Это может не только помешать процессу, но и создать опасный резонанс для неустойчивой нервной системы пациента.

Доктор Коулман слушал с выражением разочарования, смешанного с невольным уважением к столь наукообразному объяснению.

В последующие дни события развивались стремительно. Элеанор Бэнкрофт и Оливия Уэст также были исцелены благодаря магическому воздействию Далии и Ночного Шелка. С каждым сеансом исцеления Далия чувствовала, как её собственная сила растёт и становится послушнее – то, что вначале казалось хаотичным выбросом энергии, теперь превращалось в осознанное мастерство.

Доктор Коулман, несмотря на разочарование от невозможности непосредственно наблюдать “метод лечения”, был настолько впечатлён результатами, что его репутация в Уэстфилде взлетела до небывалых высот. “Чудесное исцеление четырёх девушек” стало главной темой разговоров в городе, хотя истинная природа происходящего оставалась тайной.

Мистер Харрингтон, после того как в нём пробудилась дремавшая магия земных фейри, обнаружил, что его способности к травничеству значительно усилились. Растения в его саду буйно цвели даже с приближением осени, а его микстуры и настойки приобрели поистине чудодейственные свойства.